Читать книгу Фельдъегеря генералиссимуса. Роман первый в четырёх книгах. Книга третья и книга четвёртая - Николай Rostov - Страница 7

Тайная экспедиция, утверждал историк Карамзин, сочинила эту ледяную остзейскую сказку.

Я охотно согласился бы с ним, если бы это свое утверждение он подтвердил документально. Но ведь не подтвердил! Правда, мне могут сразу возразить: «Помилуйте, те документы секретные! Как он их мог разгласить тогда, если даже они сейчас, через сто лет, под тем же грифом „совершенной секретности“ находятся?»

Доколе мы в секретности пребывать будем? Пол-России из-за этой «секретности» мы вскоре можем потерять. Не пора ли образумиться? Отечество в опасности, государь! Пора их обнародовать.

Письмо П. А. Столыпина

Совершенно секретно!

Довожу до вашего сведения, Ваше Величество, что при раскрытии сего заговора наибольшие препятствия чинила Жаннет Моне. Сия необузданная девица (как в пороке, так и в прочих вещах) возомнила о себе несуразно, что она первая, – и потому виновата в том, что так блестяще задуманное Вами, Государь, к прискорбию нашему, провалено…

Подписи под сим документом, естественно, нет. А поперек этого документа гневный росчерк:

В Сибирь вас всех, болванов!

Павел

Ну не сукин ли сын этот управляющий? Все мои планы порушил! Ведь я хотел в этой главе с Христофором Карловичем вплотную – до хруста, так сказать, его косточек – разобраться.

– Во всей этой грязной истории, – зашептало мне вдруг вкрадчиво на ухо хохочущее привидение, – всего два чистых существа было. Я и Прасковья Ивановна. Княгиню Веру в расчет не беру. Она из разряда ангелов, душ небесных. О ней и о нас пишите! А с этим секретарем что разбираться? С ним ваш читатель без вас разберется. – И, не давая мне возразить ему, сукиному сыну, закричало гневно: – В психологизмах наших, словно в грязном белье, не хотите копаться. А придется!

– Нет, не придется, – отшатнулся я от него. – Проваливайте, чистая душа! – И я захохотал издевательски – и тотчас за свой хохот этим привидением был наказан.

Умыл, что называется, он меня. Такое рассказал, что я чуть не сжег весь свой роман, чтобы сызнова его написать.

Конечно, сперва не поверил ни одному его слову, но он в свидетели княгиню Веру призвал, и она подтвердила, что все в его рассказе истинная правда!

– А роман ни к чему вам переписывать, – заявило мне привидение Павла Петровича Чичикова (так пока я буду его называть). – Ведь это даже интересней – с вывертом этим! К тому же в вашем стиле. Читателя своего вы любите дурить. Вот и этот поворотец в сюжете вам очень кстати.

И пришлось мне согласиться с ним. И я продолжаю. Но рассказ его пока погожу обнародовать.

Почему?

Сейчас вы сами поймете – почему.

– Вот вы мне объясните, – спросило меня привидение, когда я пришел в себя от его рассказа, – заодно и читателю объясните (а то он в полном неведенье): зачем, из-за чего я вдруг в Жаннет вздумал стрелять? Думаете, не знал, что она мне мой пистолет на свой, с холостым зарядом, подменила? Помните, я его чуть не обронил там, в коридоре? Ну, ответьте хотя бы на этот простенький вопрос!

– А разве она вам его подменила? – удивился я. – Да нет! Не может быть!

– Это почему же «не может быть»? Руки у нее тоже фокусные были. Я сперва и не заметил. Потом уж сообразил. У меня от Лепажа, а у нее от Кухенрейтера. Ну-с, отвечайте, зачем я в нее стрелял?

У меня, разумеется, было что ему ответить. Очередной его фокус не прошел с теми письмами, которые ему якобы какой-то мифический Т. К. написал. Разоблачила его Жаннет. Вот и решил он ее убить. А не получилось – он ей заряд пороховой под перину подсунул. Все это я и хотел ему выпалить, но он меня опередил.

– Письма мне не граф Ипполит написал! И никому я их писать не заказывал, – закричал он гневно. – Княгиня Вера подтвердит, что письма мне Христофор Карлович самолично написал. – И он выразительно посмотрел на нее. Княгиня Вера молча кивнула головой. – Это меня поначалу с толку сбило, – продолжил он с праведным одушевлением. – Я на него даже не подумал. Графа Ипполита заподозрил. Потому лошадей тех, фельдъегерских, предложил ему купить. Сказал, что они князя. Он и купил их, олух. И поэтому разразился тогда бранным письмом Христофор Карлович. Понял, что я на след его напал. И стал след свой заметать. Но меня так просто не собьешь. Мальчишку ко мне подослал. Драгуна пьяного выставил. Но я и это предусмотрел. Мой человек того мальчишку проследил от самой гостиницы до нашего секретаря, сказочника этого остзейского! Вы думаете, кто я? Павел Петрович Чичиков? Помилуйте, мне, столбовому дворянину, такую смешную птичью фамилию носить?! Это в нашей Тайной экспедиции выдумщики такие. Они мне эту фамилию смешную выдумали. Для управляющего князя Ростова вполне подходящая.

– Так вы тоже? – удивился я.

– Почему «тоже»? – неподдельно оскорбилось привидение. – Я один в своем роде. Меня лично государь наш Павел Петрович наставлял. Даже изволил пошутить: «Смотри у меня, тезка, не посрами наше имя. В Сибирь упеку!» Славный был император. Шутник почище князя Ростова Николая Андреевича.

– А что же вы на поводу у этих злодеев пошли? Чего испугались?

– А кто вам сказал, что я испугался?

– Да вы сами князю Андрею сказали!

– Ну я князю Андрею должен был это сказать. Ведь злодея изображал, заговорщика!

– Не сходится, – насмешливо заметил я ему. – Если вы самим государем к князю Ростову были засланы, то почему не пресекли на корню все злодейства? Двадцать пять фельдъегерей по вашей же милости те злодеи зарезали. И письмо государя в чьи руки попало? Ведь вы его, письмо это секретнейшее, злодеям отдали!

– Опять двадцать пять, – скаламбурило привидение. – Я же вам говорил, не было тех фельдъегерей! То есть убийств тех не было, – поправило оно тут же себя. – Те фельдъегеря у корнета Ноздрева два месяца пропьянствовали да в карты проиграли. Казне потом пришлось карточные их долги оплатить. Что же касается письма, то тут не мой промах, а Жаннет. Она вечно путалась у меня под ногами со своим Бутурлиным. Тем выстрелом я и хотел ее на место поставить. И поставил. В обморок барышня упала. А ведь знала, что холостой выстрел был! Но вон как вышло. Бутурлин мне, пардон, морду набил. Если бы я не при исполнении своей миссии был, разве ему это позволил бы? Так что все сходится, господин писатель! – И опять его хохот потряс парусную комнату. Потом, нахохотавшись, оно мне издевательски произнесло: – Пишите, но с учетом того, что я вам только что рассказал!

Привидение скрылось в темноте, а я был в полном отчаянье. Что же с моим романом мне делать? Писать его дальше как ни в чем не бывало (как управляющий лукаво посоветовал) – или сжечь его к черту?

И сжечь его было жалко – и писать дальше сил моих не было.

– Знаете, в чем ваша ошибка? – спросила меня вдруг княгиня Вера.

– В чем? – поднял я голову.

– В том, что роман свой писать вы к нам приехали. И всему, что мы вам говорим, верите!

– Да не всем я верю! – возразил я ей. – Только вам.

– А зря! – неожиданно выкрикнула она. – Думаете, я все знаю? Думаете, меня не могут обмануть, как вас только что обманули? Мне же, сами знаете, сколько лет было, когда я умерла. Семнадцать. Семнадцатилетней девчонкой я и осталась!

– Так управляющий опять мне все наврал? Но ведь вы же сказали, что?..

– Нет, не все в его словах было ложью. Но ведь он из Тайной экспедиции! Как вы не понимаете?! Они, из Тайной экспедиции, мастера… ложь, словно платье старое, так перелицевать, что она правдой станет, а правда – ложью. И больше ничего я вам не скажу. Не буду грех на душу брать. Я сама до сих пор не понимаю, что произошло тогда. Но заклинаю вас! Уезжайте. Здесь вам роман не дадут дописать. – И княгиня Вера загасила свечу.

– Нет, погодите! – остановил я ее в дверях. – Скажите, а фельдъегерей действительно не зарезали?

– Этого я не знаю. Прощайте!

– Последний вопрос, – бросился я за ней в коридор. – Александр Васильевич к этому делу причастен?

– Да, причастен! – ответила княгиня Вера.

И ответила так быстро, уверенно и твердо, что я даже и не понял сразу, что она мне сказала. В первый момент мне показалось даже, что она сказала мне:

– Да, виновен!