Читать книгу Фельдъегеря́ генералиссимуса. Роман первый в четырёх книгах. Все книги в одном томе - Николай Rostov - Страница 14

Что окаянно песню заводишь ты,

Флейте подобно, снегирь?

Неточная цитата из Державина

Полосатый шлагбаум преградил им дорогу в княжеские владения. Конный разъезд гарцевал неподалеку, на пригорке. Из полосатой будки выскочил черкес такой зверской наружности, что ямщик сиганул в лес!

– Ахмет, это я, – поспешно выскочил князь Андрей из кибитки.

Черкес молча поклонился и поднял шлагбаум.

Через полчаса они беспрепятственно миновали по подъемному мосту с двумя башенками широкий ров.

Мост был опущен заранее, будто тех, кто к этому мосту был приставлен, предупредили каким-то непостижимым образом. По крайней мере, мост за ними был тотчас поднят.

– Не усадьба, а военный лагерь, – высунувшись по пояс из кибитки, сказал Бутурлин.

В амбразурах башенок он увидел жерла пушек.

Потом его внимание привлек воздушный шар.

Шар с нарисованным на его оболочке двуглавым орлом – таков был герб князей Ростовых – парил в небе над княжеским дворцом.

Князь Андрей приказал ямщику остановиться. Дальше можно было идти только пешком, если, конечно, позволят.

Перед дворцом, на огромном плацу, выметенном до последней снежинки, маршировала под морозную дробь барабана и снегириное пение флейты рота солдат, одетых в форму времен царствования Елизаветы Петровны, – и сам князь Николай Андреевич Ростов, опершись на трость, строго наблюдал за всем этим военным великолепием.

Не спрашивая ничьего соизволения, он, выйдя в отставку, завел у себя войско числом до трех батальонов пехоты, т. е. целый полк!

Прослышав об этом, матушка императрица Екатерина Вторая только махнула рукой: «Не воевать же мне с ним, византийским императором? Мне бы с потешными сына моего справиться!»

Мудра была императрица матушка. Прилепив прозвище к князю Ростову – византийский император, она не только без единого выстрела справилась с князем, но и сына своего, Павла Петровича – гатчинского императора – укоротила, так сказать, до княжеского росточка: мол, не быть тебе, сын мой любезный, русским императором никогда!

Из князя – не в императоры, а… помните куда?

Сию материнскую шутку Павел не забыл. Первый его императорский Указ был о войске князя.

Распустить!

Князь Указ не исполнил.

Он и его матушку, Екатерину Вторую, за императрицу не признавал, а уж сына ее… тем более.

Но мудрым оказался и государь император Павел Ι.

«Что порох зазря тратить, русскую его Византию завоевать? Невелика будет прибыль, да и недосуг, – сказал он. – Нам Византию настоящую бы завоевать!»

Насмешку императорскую князь вряд ли бы стерпел, если бы узнал о ней.

Впрочем, все, что происходило за широким рвом, которым он окопал свое поместье, его мало интересовало. Время остановилось для князя на времени царствования дочери Петра Великого Елизаветы.

Был ли он сумасшедшим или старческий маразм был причиной всем его причудам?

Не знаю.

Маразматики и сумасшедшие, конечно, могут и в небо шар воздушный запустить, и всякие опыты с электричеством проделывать, а он их проделывал, и даже порох бездымный изобретал (пока, правда, безуспешно), но все-таки сдается мне, что ни сумасшедшим, ни маразматиком он не был, а просто играл в них.

Зачем?

Не знаю.

Может, вам удастся ответить на этот вопрос?

Заметив остановившуюся кибитку и узрев своего сына Андрея в обществе дамы и конногвардейского офицера, князь Николай Андреевич резко запрокинул голову вверх, словно кто-то дернул его за косицу (даже пудра всклубилась над его париком). Затем, немного помедлив, указал тростью на то место, куда им следует встать, чтобы он их рассмотрел получше.

Когда они встали, тростью указал на Бутурлина. И все это в полном молчании, под морозную дробь барабана и снегириное пение флейты. Очень это все выглядело эффектно!

У Бутурлина уже щеки раздувало от смеха, но все же он сдержался.

– Лейб-гвардии Конного полка штабс-ротмистр Бутурлин! – отчеканил его голос литавренной медью барабанную дробь и пение флейты. Старый князь взметнул брови. – Придан в сопровождение князю Андрею Николаевичу Ростову. На дорогах нынче шалят, ваша светлость, – добавил неуместно, но это почему-то сошло ему с рук.

– Не сыном ли подполковника Бутурлина Василия Ивановича будешь? – спросил старый князь. – Тоже шалопай был порядочный.

– Внук, – ответил Бутурлин и позволил себе улыбнуться.

– Жив? – отрывисто, как отдают команды, спросил старый князь.

– Никак нет, – в тон ему ответил Бутурлин, – умер!

– Жаль, отличный был офицер. До полковника мог бы дослужиться! – добавил сокрушенно, хотя отлично знал, что Василий Иванович Бутурлин умер в фельдмаршальских чинах. – А это кто такая будет? – указал глазами на Жаннет. Тростью указать на даму, у него, как у галантного кавалера, и в мыслях не было.

– Француженка, ваша светлость, – ответил небрежно Бутурлин и учтиво представил ее старому князю: – Жаннет Моне. – И Жаннет скромно поклонилась старому князю, а сердце у юного князя Андрея в этот миг остановилось; потом вдруг пошло – и забилось часто-часто. «Ну, ты погоди у меня, – бешено и гневно подумал он о конногвардейце. – Шутник!..» А Бутурлин скосил на него свой красивый лошадиный глаз и продолжил:

– От разбойников отбили ее вместе с вашим сыном, ваша светлость. – И как бы за подтверждением своих слов посмотрел опять на князя Андрея. И тут же подмигнул ему: мол, не трусь, не выдам, – а сам такое стал говорить, что сердце у князя Андрея, нет, не остановилось, а раздвоилось, переместясь в кулаки, а кулаки у него, несмотря на его юный возраст, были преогромнейшие. И вот эти кулаки, отнюдь не нежно, готовы были обрушиться на спину Бутурлина! Запахло, в общем-то, сатисфакцией.

– Мадмуазель Жаннет, – начал Бутурлин свой рассказ о дорожных злоключениях бедной французской девушки, – была выписана вашей здешней помещицей Коробочкой…

– Коропкофой! – тут же, по-русски, поправила его Жаннет.

– Пардон, мадмуазель, у наших помещиц такие несносные фамилии, впрочем, имена еще несносней. Не выговоришь!.. Так вот… эта помещица Коробкова Пульхерия (Бутурлин не отказал себе в удовольствии рассмеяться) Васильевна выписала из Москвы для своей дочери Параши (смехом и это имя он отметил) нашу милую Жаннет, чтобы она обучила ее в совершенстве французскому языку и прочим светским премудростям, так как следующей зимой намеревалася выдать дочь свою Парашу замуж!

«Ну, тут ты совсем заврался, Бутурлин!» – хотел уже выкрикнуть князь Андрей, но получил удар острым локотком под самые ребра. И так Жаннет это ловко и молниеносно проделала, что ни старый князь не заметил, ни князь Андрей не понял, отчего ему вдруг стало трудно дышать. Когда же дышать ему стало полегче, дышать ему вовсе расхотелось – да и жить тоже!

– Увы, – сказал Бутурлин – и, как опытный рассказчик, с бесстрастным лицом, но давая понять, что рассказ его близится к развязке, и к развязке весьма печальной, тяжело вздохнул: – Бог рассудил иначе!

– Все мы под Богом ходим, – насупился старый князь. До этого момента он равнодушно слушал рассказ Бутурлина.

– Так ваша светлость уже догадалась, чем все кончилось для бедной французской девушки Жаннет, для помещицы Коробковой и для ее дочери Параши? – Старый князь ничего не ответил. – Сгорели заживо! – воздел руки к небу Бутурлин. – И Пульхерия Васильевна – и Параша! Одна Жаннет только и спаслась. Той ночью она роман французский читала.

– Хоть такая польза от этих французских романов, – недовольно проворчал старый князь. – Пойдемте в дом. Холодно. – Он как-то внезапно сник. Взгляд его синих византийских глаз померк. И рота его куда-то без него маршировать ушла, а он даже не заметил этого. Один, снегириного цвета, кафтан его и остался гореть на плацу.