Читать книгу Не все переплывут реку - Николай Шмагин - Страница 4

По телевизору шла ночная программа телеканала «Евро-спорт»: вот закончилась передача «Бойцовский клуб», на экране появился очередной герой – молодой, стройный красавец-атлет с могучими, перекатывающимися под атласной кожей мышцами.

Он легко и элегантно выполнял упражнения с гирями: то кружил черную двухпудовую гирю над головой, мерными взмахами вздымая ее вверх-вниз, то перебрасывал с руки на руку, ловко вращая за дужку.

Закончив, он улыбнулся и уступил место девушке-атлетке с не менее впечатляющей фигурой. Грациозно изогнувшись в одной из показательных поз культуристки, вызывающих головокружение у мужчин, спортсменка мелодичным голосом провещала:

– «Занятия с отягощениями, с которыми вы только что познакомились, помогут вам обрести спортивную фигуру, и полную уверенность в себе…»

Сквозь грязные, пыльные стекла узкого окна виднелся темный двор с черными, слабо отражающими серый тусклый свет осеннего утра окнами, утопающими в кирпичном массиве старого приземистого здания напротив. Из медленно плывущей, ватной массы серых облаков, почти задевающих своими обрывками ржавую мокрую крышу, лениво падали хлопья снега, накопляясь на выступах, падая на грязный мокрый асфальт.

На большом диване у стены небольшой комнаты мирно посапывал мужчина под ватным одеялом, сбившемся на пол и обнажившим полную, небольшую фигуру спящего. На залысинах безмятежного лба мелким бисером застыли капельки пота. Стрелки будильника на журнальном столике показывали без пяти минут семь.

Мужчина вздрогнул и открыл блеклые, мутные со сна глаза. Кинул взгляд на будильник, продолжая неподвижно лежать.

«Сегодня я проснулся раньше будильника, это хорошо», – подумал он. – «Все. С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь. Буду заниматься спортом, надо купить гири, как у того, по телевизору», – он коротко вздохнул и, пересилив слабость в теле, медленно поднялся, кряхтя и почесываясь, проплелся к столику и нажал кнопку будильника.

Затем, вообразив себя стройным атлетом, он втянул живот, расправил плечи и сделал несколько рывков руками. Далее он намерился делать наклоны вперед, но так как для его жирного брюшка это оказалось не очень приятно, то он моментально отрешился от своих замыслов, разумно заключив:

– Ничего, Москва не сразу строилась, на сегодня достаточно и этого. А сейчас – водные процедуры.

Бодрым шагом он направился в ванную комнату. «Надо облиться холодной водой», – вздрогнув всем телом, подумал он, подходя к умывальнику. Но вода из крана побежала такая холодная, что он вздрогнул еще сильнее, замочив палец, и нервным движением открыл кран с горячей водой. Захрипев и забулькав, кран выпустил ржавую мутную струю и заглох, утробно урча недрами труб.

Тогда он, обмочив концы пальцев одной руки под узкой струйкой воды, потер ими глаза, лоб и часть лица. Потом сполоснул под той же струйкой свои пухленькие ладоши и вытерся полотенцем. «Сразу обливаться ледяной водой нельзя», – мыслил он, – «вредно! Нужно постепенно привыкать к холоду, начав с теплой воды. А ее, как назло, нет. Ничего, начну завтра», – и он, продолжая делать такие замечательные выводы, вышел из ванной.

Из кухни уже разносилось по коридору шипение кипящего масла и звучное журчание воды, которую набирали в чайник. Заслышав знакомые шаги, в кухонном проеме возникла сухонькая старушка:

– Ты чегой-то в такую рань поднялся, полуношник? – спросила старушка, вытирая руки о цветастый передник поверх старого темного платья.

– Теперь, тетка Матрена, я всегда стану так рано подыматься, решено бесповоротно, – гордо заявил мужчина, прокашливаясь.

– А ну тебя, – махнула рукой Матрена, – который раз уж… Садись, вон, исть, спортсмен.

Мужчина, сделав недовольное лицо, взошел на кухню. «Надо свой «первый» день новой жизни сделать разгрузочным», – подумал он нерешительно. – «Все советуют так делать. Иначе…». Он взглянул на сковородку, на которой красочно желтели сочные поджаренные яйца с румяной колбасой, и зажмурился, жадно втягивая круглыми большими ноздрями маленького носа вкуснейший запах, который несся, вторгался через его ноздри в самую душу, вызывая обильное слюноотделение. «Разве устоишь против такого», – и, махнув рукой, он решительно и основательно уселся за стол, стал с аппетитом, за обе щеки уничтожать калорийный завтрак. Будь что будет.

– Запри дверь, когда будешь уходить, – произнесла Матрена, – а я пойду сосну еще с часик, – и она ушла в свою комнату досыпать.

– Ладно, не беспокойся. Все будет в порядке, – уверил ее племянник, допивая огромную пузатую кружку чая и тут же наполняя ее вторично до краев. «Надо спешить, на работу опоздаю», – думал он, намазывая добрую часть батона толстым слоем масла.

Спешил он на работу, как подлинный спортсмен: суетливо и бестолково одевался, искал носки под диваном, затем ушел бриться и, усердно надувая щеки, соскабливал с них щетину. Кропотливо причесывался, перемещая прядки волос с одной залысины на другую и, придирчиво всматриваясь, разглядывал свою маленькую распухшую фигурку в зеркале.

Высокоподнятые у переносицы края бровей и морщины над ними пытались было хмуриться, но тотчас расправлялись и приобретали начальный ангельский вид. А маленькие прозрачные, как у молодого поросенка, глаза продолжали разглядывать обвисшие члены своего ватного тельца, облаченного в мешковатый засаленный костюм. Не раз еще он поворачивался перед зеркалом, скрипя половицами, и пыжился, раздувая свою грудь, представляя себя стройным спортсменом, атлетом.

«Господи, и когда же он угомонится», – донеслось из теткиной комнаты. – «На работу опоздаешь, Павлуша! Хватит красоваться, а то сглазишь себя», – хихикнула за дверью старушка и забормотала: «Ох, господи, прости мою душу грешную, за прегрешения, охо-хо».

Он настороженно и чутко прислушался к речам тетки и досадливо хмыкнул: «Не даст собраться на работу как следует», – раздраженно подумал он и обмяк, забыв о роли спортсмена. «Вчера планировал утреннюю прогулку, да разве успеешь тут», – он громко кашлянул и подхватил за дужку пузатый морщинистый портфель пенсионного возраста.

«Все, сегодня утренняя прогулка отпадает окончательно», – он заглянул в комнату, всмотрелся в будильник. – Ого! Так я могу опоздать на работу, – вскрикнул он. – «Попробуй опоздай хоть на минуту, раскричатся, склонять начнут, такой-сякой мол, задержался, прогульщик, а работать дядя за него должен», – и он, взволновавшись, устремился к двери.

В автобусе, притиснутый к окну, он всматривался в дорожные обочины, на которых был разбросан уборочными машинами первый снег вместе с серо-коричневой дорожной грязью, и все время внутренне возмущался: «Надо же, такой беспорядок на улице, грязища, мусор. Когда же они порядок наведут, уберутся?»

Он критическим взором глядел на обочины, понимающе ухмыляясь, но ни разу взгляд его не поднялся выше и дальше, где всего лишь метрах в десяти от дороги простирался на чистом снегу густой великолепный парк, вся необозримая ширь пространства которого, озаренная радостным утренним светом, дышала свежестью и бодростью, вызываемой белизной первого снега.

Этого он не замечал. Он стоял, топчась в жидкой хляби, всматривался в такую же хлябь и периодически хрипел, выдыхая воздух под давлением толпящихся вокруг него громоздких людей.

Вот он и на работе. Стараясь идти по коридору крепким шагом, он сделал суровое и решительное лицо. – «На работе необходимо быть твердым и непреклонным», – думал он, приближаясь к двери с табличкой: «Начальник отдела».

– «Отвечать кратко, уверенно, тактично». Но, войдя в кабинет и встретившись со строгим взглядом своего начальника, уже сидевшего за большим блестящим письменным столом, на котором красовались портреты президента и премьер-министра России в дорогих рамках, он вместо стального «Здравствуйте!» пролепетал еле слышимое: – Здрасьте, Арнольд Яковлевич…

– А, Павлушка, привет! Слушай, чего это наша уборщица опаздывает? Полы грязные, мусор не выброшен, разве это дело, а?

«Опять, наверное, убираться заставит», – догадался он о предстоящей своей деятельности и молча стоял, покорно выслушивая начальника, и убеждаясь в правоте своих догадок.

– Павлушка, ты, что ли, хотя бы прибрался маленько, а? Ну давай, давай, бери веник! Нечего стоять, как принц! Принимайся за дело, – превратил просьбу в требование начальник.

«Я не Павлушка, а Павел Иванович! И мне уже далеко за тридцать», – внутренне возмущался «Павел Иванович». – «Никто не вправе требовать от меня такого, я как-никак бухгалтер, а не чернорабочий».

Однако Арнольд Яковлевич не слышал этих законных возражений и вышел из кабинета, предоставив полную свободу действий своему безответному подчиненному.

– Не хочется рабочий день начинать с пререканий, – пробормотал Павел Иванович и подчинился, принявшись за уборку. Когда Арнольд Яковлевич возвратился в свой кабинет со стаканом крепкого чая с лимоном, все было уже прибрано, мусор вынесен.

– Ты знаешь, Павлушка, не будем мы дожидаться Иришки, сходи-ка, брат, удружи, в соседний корпус за расходными материалами, к Екатерине Павловне, она вчера обещала их дать. Ну, давай, бегом.

Это тоже не мое дело, я не секретарша!» – выкрикнул Павел Иванович про себя. – «Ирка эта, балаболка, вот-вот должна придти, вечно опаздывает», – с надеждой подумал он, взглядывая на дверь. Но дверь не открывалась, Ирки все не было, и он пошел за материалами. Проходя мимо буфета, Павел Иванович внезапно почувствовал, как что-то, скрипя, засосало в его шейных позвонках, и не смог отказать своему желанию съесть булочку, и выпить два стакана яблочного сока. «Выпью еще один», – подумал он, отходя уже от буфета, и вернувшись, выпил третий стакан.

– Ничего я вам не дам, – решительно отказала ему Екатерина Павловна, упираясь могучей грудью в край стола. Казалось, что стол сейчас сдвинется с места и наедет на оробевшего Павла Ивановича. – Зайдите либо после обеда, либо завтра утром. Завезли так много бумаг, что рыться в них сегодня нет у меня никакого желания, да и времени тоже.

– Можно, я сам подберу эти материалы? – вежливо попросил Павел Иванович, удивляясь про себя своей настойчивости и храбрости.

– Что, не терпится, да? – сурово произнесла Екатерина Павловна, не вынимая изо рта дымящейся сигареты и продолжая пересчитывать содержимое своего кошелька. Да так взглянула на бедного бухгалтера, что тот стремглав выбежал из кабинета, не успев решить, как следовало бы поступить в этом случае, если бы он вел себя как подобает спортсмену и деловому, уважаемому всеми человеку, вершителю своей судьбы.

«Итак, поручение начальника не выполнено», – горько усмехаясь, констатировал он, медленно бредя в свои уделы. Возвращаться с пустыми руками не хотелось, да иного ничего не оставалось делать. Он добрел до буфета и купил себе еще пару булочек. Решительно съев их, он более уверенно направился к начальству.

– Ну что, принес? – спросил Арнольд Яковлевич, выходя из своего кабинета в общую комнату, где уже сидели за столами девушки, готовясь приступить к работе.

– Не дали, – пожал плечами подчиненный.

– Ну, ничего нельзя доверить этому… – хотел было выругаться начальник, но сдержался. Девчонки захихикали.

– Ирина, зайдите в мой кабинет, – сказал начальник молодой красивой секретарше, глядя на нее сквозь Павла Ивановича, будто тот был из прозрачного стекла.

Девчонки, переглядываясь, смотрели на него, как на идиота. Лузер, одним словом.

Он вздумал было на мгновение возмутиться, оскорбиться, и сказать нечто веское и умное, для чего даже раскрыл рот и нахмурил брови, но не нашелся, что сказать, и лишь глупо заулыбался добродушной, услужливой улыбкой.

Уйдя в свой уголок, старательно стал работать, игнорируя компьютер и пересчитывая цифры на стареньком, допотопном калькуляторе.

Девчонки вновь захихикали, поглядывая, как он стучит по кнопкам. Перед каждой из девушек стоял компьютер, лежало по современному электронному калькулятору. Но вот одна из них, высокая и стройная, с короткой модной стрижкой и в короткой юбке, подошла к нему, улыбаясь.

– Павлуша, – обратилась она к Павлу Ивановичу, который явно был старше ее раза в два. – Понимаешь, мне нужно срочно уйти на полчасика, кое с кем встретиться, – и она сделала ему нежное неотразимое лицо. – Сделай одолжение, проверь начисления двух организаций, я их тебе уже перекинула.

Он поднял на нее влюбленные растерянные глаза и смущенно крякнул. «Приучил я девчонку к просьбам, теперь ее наглость будет с каждым днем возрастать от моей услужливости», – весьма резонно подумал он, а также подумал: – «Ну как можно отказать такой озорной миловидной девушке».

– Хорошо, Елена Петровна, – тихо произнес он. – Я сделаю, не беспокойтесь, – и, отложив свои дела, тут же засел за работу, хотя и не любил компьютер. От работы на нем у него слезились глаза, и болела голова.

На настенных часах стрелки показывали уже без пяти минут двенадцать, когда отворилась дверь и раскрасневшаяся, веселая Елена объявилась на пороге. Пощебетав с подругами, и поболтав по мобильнику, Елена грациозно приблизилась к Павлу Ивановичу.

– Как наши дела, Павлушенька, ты еще не все пересчитал? – досадливо удивилась она, увидя, что тот корпеет над компьютером. – Какой же ты нерасторопный, однако. Полный отстой.

Павел Иванович покраснел и засмущался, как школьник, и, низко нагнув голову, молча продолжал работать, поспешая закончить «заказ». Наконец, все было готово, и он был милостиво прощен Еленой.

«Обедать сегодня я не должен», – думал он, медленно подходя к столовой. – «Не должен, я же вчера еще составил свой распорядок дня». Но, ощутив в животе жалобное урчание, упал духом и волей-неволей уплел две порции первого, затем второе, выпил два компота и не успокоился, пока не почуял крепости в своем организме. Откинувшись на спинку стула, он успокоенно улыбнулся, смежив на мгновение веки.

«Ладно», – рассуждал он, выходя из столовой с благородной отрыжкой. – «Все равно сегодня день не удался. Начну с завтрашнего дня. Да и голова побаливает…»

Возвратившись домой, Павел Иванович довольно быстро разделся и поспешил на кухню. Сытно поужинав, он выпил две бутылки пива, похрустел чипсами. – Все равно ведь в последний раз, – рассуждал он вслух сам с собою. – Завтра брошу пить окончательно!

Вернувшись в комнату, он ласково погладил большие деревянные счеты, висевшие на стене рядом с диваном, как раритет, затем посмотрел на книжную полку и решительно приблизился к ней. – Прочту-ка я что-нибудь серьезное, из классиков, – деловито пробормотал он. Взгляд его упал на собрание сочинений Л. Н. Толстого и споткнулся об него, словно встретив препятствие. – Я уже читал Льва Толстого, – успокоил он было себя, но совесть все же не позволила отступиться от неосуществленного мероприятия и он быстро, словно боясь, выдернул увесистый том «Войны и Мира» из книжного ряда.

– Самое важное, вчитаться, усвоить первую главу, – диктовал он себе необходимое условие, но, прочтя несколько страниц, неожиданно для себя всхрапнул, откинувшись головой назад и, встрепенувшись, оставил свою затею. Взяв пульт, включил телевизор: на телеканале «Культура» за круглым столом дискутировали несколько академиков. Тщетно пытаясь вникнуть в суть спора, он тем не менее внимательно послушал их, от чего мысли его разбежались в разные стороны, и он выключил телевизор. Что же дальше у него по распорядку дня? Вспомнил!

– Через пять минут буду делать комплекс вечерней гимнастики, – с сознанием ответственности проговорил он и откинулся в кресле, размышляя о предстоящем мероприятии по укреплению здоровья. «Этот комплекс должен стать нормой каждого дня, я обязательно укреплю свои мышцы», – уже вяло промелькнуло в голове. – «Да, не забыть бы, надо купить гири», – это последнее обязательство окончательно утомило его, и Павел Иванович позволил себе малость передохнуть в кресле, однако, закрыв глаза, незаметно для самого себя заснул. Пробудился он лишь от стука тетки Матрены, загостившейся у приятельницы.

– Хорошо на улице, – проговорила она, внося с собою в комнату мороз и зябкость, отчего Павел Иванович слегка поежился. – Что, милок, никак ты спал? Говорила же тебе, нечего так рано подыматься с утра.

Павел Иванович всмотрелся сонным взглядом в будильник на журнальном столике. Стрелки показывали 21.00. Он всполошился и привстал в кресле. – Хочется что-нибудь поесть, – первое, что сказал Матрене ее великовозрастный племянник, в животе у него урчало.

– Сейчас приготовлю, – Матрена привычно пошла на кухню. – Жениться тебе надо, Павлуша. Детишками обзавестись. А то вдруг помру, что делать без меня-то будешь?

– Ты что это удумала, тетка Матрена? – испуганно встрепенулся племянник, проходя за ней следом. – Разве можно так рассуждать. Умру. А женитьба дело серьезное. Не созрел я еще для нее, – он отрешенно вздохнул и приготовился к ужину, усевшись за столом.

– Когда созреешь, никто не возьмет уже, – не без основания заметила Матрена, хлопоча у плиты. По кухне разнесся вкуснейший аромат любимого блюда Павла Ивановича.

– А ты у меня на что, тетка Матрена? С тобой, как у Христа за пазухой. Никакой жены не надо. Так что живи на радость племяннику. – Павел Иванович был весел и жизнерадостен. Он с аппетитом поедал любимую яичницу с колбасой, которую с таким мастерством сготовила ему тетка Матрена. – А жена что, бог с ней, с женой, – успокоенно вздохнул он и улыбнулся. – Авось женюсь когда-нибудь, куда спешить. Так ведь, тетечка Матрешечка моя?

– Ох, господи, были бы живы твои родители, наверное, тогда бы ты не был таким увальнем. Ведь мальчонкой-то такой шустрый был, прям бесенок. И куды все подевалось? Хотя, кто его знает, был бы, не был бы, – после некоторого раздумья промолвила она, жалостливо глядя на жирную спину удаляющегося к телевизору племянника. – На все воля божья, – и она усердно принялась мыть посуду, накопившуюся после ужина.

По телевизору шла очередная серия из цикла о ментах: оперативники ловили преступника. Тот ловко перемахнул через забор и исчез в проходном дворе дома.

– Завтра надо во что бы то ни стало прочитать что-нибудь о следственных делах, о криминалистике, – озабоченным голосом изрек Павел Иванович и, выключив телевизор, направился к дивану. Почему-то вспомнилось, что многие ребята, с которыми он учился в школе, уехали кто в Чебоксары, кто в Москву, а он что же, хуже их, получается? С другой стороны, ему и здесь неплохо. Работа есть, зарплату получает. Квартира у тетки хорошая, теплая. Хозяйка она экономная, на жизнь им хватает. Вот и ладно. Проживем как-нибудь. Если все разъедутся, что же будет тогда?..

Он долго не мог заснуть, так как сердце стучало слишком тяжко и ныло к тому же. Он боялся, что умрет нынешней ночью, и лишь тихо шептал:

– Лишь бы дожить до завтра, лишь бы дожить…

Будильник, который он завел на шесть часов утра, чтобы рано подняться и начать новую жизнь, стучал так сильно, что отгонял нахлынувшие, было, дремы.

Моментами ему представлялась прекрасная будущность: он стройный и сильный, ловкими ударами сбивает с ног оскорблявших беззащитную девушку хулиганов, и та, улыбаясь ему благодарно сквозь слезы, берет его под руку, и они торжественно направляются ко Дворцу бракосочетания.

Вот он, в непринужденной позе, говорит сногсшибательные фразы своим насмешникам, правда, такие фразы он еще не придумал, но с завтрашнего дня начнет. Например: «Эй, вы, бросьте хулиганить!» или вот еще лучше: «Немедленно прекратить безобразие, как вам не стыдно!» Ну, в общем, что-то в этом роде, и тогда все его станут называть не Павлушей, а Павлом Ивановичем.

Наконец, устав ворочаться, Павел Иванович встал, нервно взял будильник и, нажав на кнопку, спрятал его в шкаф, чтобы он не тикал. «Для сна остается слишком мало времени», – размышлял он про себя. – «А спать так мало очень вредно. Пусть лучше разбудит Матрена, посплю лишних пару часиков», – он заботливо поджал губы и вздохнул. – «Что ж, а заниматься начну послезавтра. Лишь бы завтра пораньше лечь спать».

И, умиротворенный, он вновь прилег на диван, накрывшись одеялом.

Ночные сумерки окутали комнату. Что ему снилось ночью, неизвестно. Может быть, он ловил преступника, убегавшего через забор от ментов, может, ловко жонглировал двухпудовой гирей и от того чрезмерно утомился, только слышно было, как он часто стонал во сне. Видимо, и там ему было нелегко стать спортсменом и настоящим, уверенным в себе, самостоятельным человеком, которого все уважают.

…………………………….

Москва, 2012 г.