Читать книгу Рассказы не про всё - Николай Тычинский - Страница 16

…Сегодня произошло странное. Навстречу шла девушка и мне улыбнулась. Я сразу подумал, что вот в такую девушку я смог бы влюбиться. Оглянулся на нее и увидел, как она тоже оглянулась. Она была очень красивой…

…Сегодня сдал последний экзамен. Первый курс позади. Но отчего-то ничему не рад, а тоска снова накрыла с головой. Вдруг вспомнилась та девушка в белом платье, что улыбнулась мне тогда, целый год назад. Тогда было очень жарко, а тополиный пух кружил вокруг словно снег…

…Эта новогодняя ночь удивительна. Что себя обманывать и тянуть свое же не бесконечное время, мне уже пора. Она правда мила и, наверное, надо делать ей предложение. Лучше я уже все равно вряд ли кого встречу. Да, решился. Самому смешно от этого напавшего и заставшего меня врасплох настроения: снег, ночь, новый год, тишина и торжественность. Все банально, но почему-то приятно и слегка грустно. Пытаюсь понять, отчего. А снег сегодня удивителен – он точно такой, каким был тот сумасшедший тополиный пух, когда я увидел ту девушку. Она была в белом платье с воланом, и у нее были изумрудные глаза. Она тогда оглянулась и смотрела на меня дольше, чем это было можно. Она улыбалась. Как хорошо я помню этот взгляд…

…У дочери взгляд как у той девушки. Хотя глаза совсем не похожи…

…Сегодня шел по бульвару там, где встретил ту девушку. Сразу всплыли в памяти ощущения и то настроение. Она шла здесь, и вот именно в этом месте, где асфальт неровный и сейчас, оглянулась на меня и смотрела в мои глаза с легкой, задорной и такой ласковой улыбкой. Волна нежности оттуда, из дальних лет, снова согрела. Солнечные волосы в беспорядочных кудряшках, бледная розовость щек, тонкий нос и удивительные глаза. Еще она держала что-то в руках, размахивала…

…Пора, пора решиться и что-то менять. Эту чертову работу, на которую хожу бесконечно и ничего не добился, эту конуру в общежитии вместо квартиры, эту свою так называемую «семейную жизнь». Если нельзя все поменять сразу, то хотя бы что-то. Если что-то одно изменить, ведь сразу же неизбежно изменится и все остальное, это обязательно. Всегда, сколько себя помню, подгонял себя подобными размышлениями – уговорами: пора что-то менять, предпринять, изменить, решиться, но всегда менялось что-то само или совсем не по моей инициативе, а чьей-то, а я, как обычно, следую за этой чужой, внешней волей. Признавать это не очень приятно, но это так, так. А может, и нет? Виной всему хандра, она всегда достает меня неожиданно. Никто же не сомневается в моих способностях, профессионализме и порядочности. Да, порядочность… засунуть бы ее куда-нибудь… И порядочность моя – обман. Трусость и обман.

Как она была прекрасна в этом голубом ясном небе в облаке тополиного пуха! Волосы ее разлетались, и в них путались эти пушинки, а она улыбалась и смотрела на меня. Еще она размахивала большой папкой с нотами и, наверное, напевала себе какую-то удивительно замечательную мелодию. Мне даже кажется, что я сам слышал эту мелодию, она тогда тоже доносилась до меня, и поэтому я оглянулся, и она видела, что я слушаю ее музыку. На асфальте пух лежал легким налетом, и от ее движения он расступался, разлетался и скатывался в маленькие прозрачные рулончики. Как было радостно…

…Вот и все. Наверное, это надо было сделать давно, но дочь… Для нее папа тогда многое значил, тогда… Не смог бы я оставить мою ласковую девочку. Как бы и кем бы я сам был без нее? А теперь у нее муж, и папа давно не рядом. Все разбежались. И не надо ныть, сам стремился к этому – к свободе, к спокойствию и равновесию. Быть самим собой и не подстраиваться ни под кого. Теперь все сам. Привыкну. Надо делать дело. Горит же в голове тот, уже почти забытый, огонек из юности, он все тот же, в задумках и мечтах, и руки чешутся. Наверстаю. Такой вот седой юноша со взором горящим.

В тот дальний летний день, когда пух ореолом волшебного вихря указал мне ту девушку, я был таким же. Видела бы она меня сейчас, уверен, что узнала бы. И я бы ее узнал, глаза, роняющие лучи, волосы облаком… У нее была крохотная, едва заметная родинка над левой бровью, и когда она мне улыбалась, эта родинка дрогнула вверх… Чистый открытый лоб и прилипающие к нему тополиные пушинки. Тогда казалось, что весь мир остановился, замер вокруг нас и мерцал словно мираж в знойном воздухе, а мы стояли и улыбались не просто друг другу, а нам обоим, как единому. Такая родная ее ласковая улыбка, губы, пересохшие от жары… Руки – тонкие и совсем не загорелые, а розовые и словно светящиеся собственным светом. На ладони у нее осталась красная полоса от веревочной ручки папки с нотами, когда она переложила ее в другую руку, и все так же продолжала ею размахивать. Да, еще из папки доносилась только нам двоим слышимая мелодия. Я никогда после не слышал эту мелодию, но хорошо ее помню – музыка радости, торжества и легкой грусти одновременно, музыка танца и полета. Казалось, что она даже чуть пританцовывала, но нет, она замерла на миг, когда обернулась и улыбалась, просто ее высокие ноги, изумительно красивые даже под длинным белым платьем, выдавали безудержную энергию молодости, так что казалось, что она танцует всегда, что это единственно для нее возможное состояние. Красные туфли – лодочки с ремешком вокруг щиколотки, они были уже не новые, но очень шли ей. Как-то давно, когда дочка еще заканчивала школу, я увидел точно такие же лодочки в окне-витрине и не удержался, купил их. Дочке они не подошли, а жена косилась на меня как на идиота. Почему-то я никак не могу найти портрет – фотографию или картинку, – похожий на нее, мою девушку из далекого жаркого июня…

… Почти забыл я про свой дневник. Сегодня должен сделать в нем последнюю запись. Завершить, а то останется незамкнуто. А потом я его сожгу. Долго придумывал, как сжечь дневник, непросто, оказывается. Они вряд ли догадываются, что я сам смог сесть за стол и еще способен писать, значит, и с этим справлюсь – сожгу. Сегодня жарко. С кровати было видно, как кружит белый пух. Его в этом году особенно много, столько никогда не было. Только в то лето, когда она шла ко мне и улыбалась. Через открытое окно пух залетает в комнату и его уже много здесь, но ни одна пушинка так и не упала ко мне на кровать. Мне кажется, что внизу за окном под этим снегопадом стоит она. Стоит и улыбается, ждет меня. Поэтому я поднялся посмотреть на нее.