Читать книгу Рассказы не про всё - Николай Тычинский - Страница 5

Некоторое время, наверное, это длилось пару лет, отец работал в районо. Что-то там в школе у него было не очень ладно с директрисой, из-за чего-то они поссорились, и он из школы ушел водителем в это районное управление в Бийске. Главным там был длинный, худой человек по фамилии Вирбицкас. Долгое время я думал даже, что это не фамилия вовсе, а так называется его должность, потому что все называли его по фамилии. И отец часто говорил: «Поеду к Вирбицкасу…». Когда я однажды, уже через несколько лет, спросил его: «А кто раньше вирбицкасом работал?» – он долго смеялся, и только тогда я узнал, что это не должность. Отец подружился с ним давно, еще до того, как пошел к нему работать. Видимо, по дружбе тот его и взял. Дружба эта была странная и крепкая. По возрасту они были примерно ровесниками, но по положению, по статусу, по образованию, конечно же, находились совсем в разных категориях. Про Вирбицкаса говорили, что он самый образованный, самый умный. Да он и говорил совсем иначе, чем другие, – сдержанно, кратко, очень точно выражаясь. Мог запросто что-нибудь цитировать по памяти, пошутить так, что его шутка была понятна лишь некоторым, в том числе ускользала и от меня, хотя я и понимал, что он пошутил.

Бийский район был большим, школа – в каждой деревне. Вот по этим деревням они с отцом постоянно мотались и зимой, и летом. Когда у меня были каникулы, отец часто брал меня с собой. Почему-то я не помню, чтобы он брал нас с братом обоих, хотя, скорее всего, такое тоже бывало, но обычно я один сопровождал отца с его начальником в эти поездки. Мы бывали в школах, у директоров школ в их домах, в разных других местах и заведениях. Я уже знал всех директоров и видел все школы. Мне было все интересно, и не зная фактов, и стесняясь что-то спрашивать у взрослых, я придумывал разные истории и биографии встреченным необычным людям и новым местам. Но самое интересное было всегда в самой дороге. Во время этих долгих переездов отец и Вирбицкас всегда разговаривали. Эти нескончаемые разговоры и были самым важным и интересным. Разумеется, я мало что понимал, о чем они говорят, но по интонации, по вовлеченности обоих в беседу было ясно, что говорят они о важном, нужном и на равных. Уверен, что это всегда были откровенные разговоры, о чем они точно не стали бы говорить с другими. Они сидели впереди в «бобике» (ГАЗ-69), а я за ними сзади на боковой скамье. Про меня чаще всего не вспоминали и не обращали на меня внимания, а я внимательно слушал и не докучал взрослым своим присутствием. Иногда я засыпал на ходу, особенно если было уже поздно. А возвращение домой из поездок ночью было обычным делом.

Вирбицкаса я боялся. Хотя он время от времени со мной шутил и пытался разговаривать, но бесед у нас с ним не получалось. Еще я к нему настороженно относился из-за мамы, которая не любила его, наверное, ревновала отца к его другу и часто что-нибудь недовольно про него говорила. Дети верят матери больше, чем кому бы то ни было. Хотя часто он бывал у нас дома и со своими двумя сыновьями, и наша мама всегда их принимала. Однажды, когда что-то там у них неладно было в семье, Вирбицкас несколько дней жил у нас и спал на раскладушке. Тогда он подарил нам с братом по красивому в красной коже блокноту, и в этот блокнот я потом стал записывать какие-то слова, которые можно было бы теперь счесть за детские записки.

Особенно запомнилась одна история из наших совместных поездок. Мы возвращались из какого-то дальнего степного села. Было это, видимо, в конце августа, потому что было еще совсем тепло, вокруг были убранные поля, и дорога пылила за нами очень сильно. Отец ехал быстро, а Вирбицкас его еще поторапливал. Они о чем-то, как обычно говорили, то соглашаясь, то споря друг с другом. Вдруг впереди нас оказался грузовик. Он здорово пылил, но ехал медленно. Отец попытался его обогнать, выехав на поле, но грузовик неожиданно тоже метнулся в сторону – не дал себя обойти и прибавил скорость. Вирбицкас с отцом отвлеклись от разговора, обоих разозлил этот грузовик.

– Обгоняй давай его справа, – резко сказал Вирбицкас, – обгоняй, гони!

– Вот… – выматерился отец.

– Теперь слева давай. Отойди в поле подальше и параллельно его догонишь, прижмись к нему ближе, рядом иди. Посмотрим, что там за…

– Да пьяный, наверное.

Отец стал сигналить протяжными пронзительными сигналами, тот ответил коротким своим сигналом, но дорогу не уступал и пытался ехать быстрее. Началась гонка. Мы то выскакивали на поле и мчались, подскакивая на кочках так, что было трудно удержаться на месте, то возвращались на пылящую колею. Отец крикнул мне, не оборачиваясь: «Держись, Коля, крепко держись», – и сам вцепился в баранку. Наконец, наша машина смогла обойти грузовик и шла теперь параллельно с ним по полю.

– Поджимай его, – рявкнул Вирбицкас.

– Он нас в кювет опрокинет. Обойду сейчас его…

– Поджимай, говорю, – лицо его было жестким, решительным.

Отец, стараясь не отстать и держаться с грузовиком рядом, стал к нему поджиматься. Вдруг Вирбицкас открыл дверь кабины и встал во весь свой длинный рост на подножку.

– Давай к нему плавно подходи. Не трусь, – кричал он, – чуть сзади держись, к кузову.

– Да понял я тебя, – отец был зол.

Водитель грузовика скорее всего на какое-то время потерял из виду нашу машину, мы оказались для него в мертвой зоне видимости, поэтому машина его перестала дергаться и вилять, ехала ровно, и мы смогли вплотную подойти к ней, отстав на полкорпуса. Вирбицкас уже стоял на подножке одной ногой, приготовился к прыжку и держал вытянутой правую руку, но тут тот водитель выглянул из кабины и увидел нас. Он резко дернул руль вправо, отшатнулся от нас, но Вирбицкас уже сделал прыжок и вцепился в борт кузова. Запрыгнуть в него он не успел, а повис на длиннющих руках на борту, и ноги его тащились по дороге. Было понятно, что сейчас он сорвется и разобьется о дорогу на такой скорости. Отец отвел свою машину чуть в сторону, чтобы не налететь на своего начальника. Но тут совершенно непонятно как Вирбицкас вдруг подтянулся и подпрыгнул, отскочил от земли и перекинул себя в кузов. Еще одним прыжком он доскочил до кабины грузовика и мгновенно запустил свою руку-рычаг в открытое окно водителя. Мне показалось, что он взял его за шиворот, а потом, еще чуть туда наклонившись, выдернул ключ зажигания. Машина еще прокатилась немного и встала. Наш «бобик» остановился на дороге наперерез ей. Да, водила, молодой мужик, был пьян. Теперь он был испуган, пытался что-то говорить. Вербицкас забрал у него права, тот отдал их безропотно и потом ехал за нами следом до районного ГАИ. Потом я спрашивал отца, что случилось с тем водителем, и вообще, что это было. Отец неохотно сказал: «Права отобрали на месяц… Пьяный».

Сам Вирбицкас пил. Это случалось и в их поездках на природу, на рыбалку. Отец, конечно, тоже выпивал, но умеренно, да и то, если не нужно было садиться потом за руль.

Последний раз Вирбицкаса я видел уже будучи студентом, когда приезжал домой на каникулы, и мы с отцом и с его другом, уже на школьном «москвиче» (отец давно уже как вернулся в школу) снова куда-то ехали вместе. Вирбицкас что-то меня спросил про мою учебу, ухмыльнулся: «Ну вот, скоро еще один молодой специалист будет…». Помню, что в ту поездку, а мы ехали по городу, перед нами вдруг оказалась похоронная процессия, и я сказал: «Хоронят кого-то…». А Вирбицкас засмеялся: «Хорошо, что не нас, это – главное…».

Примерно через год Вирбицкаса не стало. Он нелепо погиб под трамваем. Вышел из вагона, обогнул трамвай спереди, но зацепился авоськой за какую-то железяку. Была зима, скользко. Трамвай рванул вперед и утащил его под себя. Жуткая смерть. Говорят, что он был совсем трезв.

Отец тяжело переживал уход друга и как-то мне сказал: «У меня за всю жизнь был один друг – Вирбицкас».