Читать книгу Эликсир жизни - Николай Векшин - Страница 13

С биологией было не проще. На занятиях мы вскрывали лягушек и аскарид, учили систематику животного царства, изучали строение миноги, паука и прочих тварей. Систематизация дает успокоение, но порабощает.

Как может нормальный человек запомнить 200 названий костей или мышц млекопитающих? А знать названия всех органов? Да еще по латыни? Оказалось, что среди студентов ненормальных гораздо больше, чем нормальных. Я старался выучивать, но мозги отказывались бездумно запоминать; они требовали понять, найти причины и следствия.

Кто ищет, тот всегда блуждает. А кто не блуждает, тот не найдет. Читая учебники, я подолгу застревал на каждом интересном вопросе, а если было не интересно, то пропускал. Получалось, что некоторые вещи знал неплохо, а многие никак. Преподавательница по биологии смотрела на меня как на недоумка. Полугодовой зачет она мне все-таки поставила: сразил ее ответом на вопрос о стадии личинки в цикле развития ленточного червя. Когда она спросила, как называется эта личинка, я по ошибке вместо слова «цистицерк» (вот придумают же биологи подобное словечко!) брякнул «чистыцырк». Она заливисто засмеялась, как будто ее защекотали: «Что? Чистыцырк?! Ха-ха-ха! Вот уж действительно – чистый цирк!».

Экзамен по биологии был зимой. Мне сильно не повезло: попал к Рданскому, завкафедрой. Он слыл одним из самых крутых экзаменаторов. Пятерок обычно не ставил. Четверки ставил нехотя. Двойки влеплял каждому второму. Он читал нам замечательный курс; даже я на лекциях не дремал. На занятиях же многих других преподавателей я замечал, что лекция вдохновляет лектора, но усыпляет аудиторию.

Рассказывая на лекциях о питании хищников или пауков, Рданский причавкивал и причмокивал от удовольствия. Он пел гимн великой природе. Вообще-то «театр природы» состоит всего из двух действий: «актеры появляются» и «актеры пожирают друг друга». Когда Рданский восторженно тыкал указкой в плакат с какими-нибудь челюстями или кишочками, то многие в аудитории, особенно девушки, замирали от восторга. Рданский был великолепен: строен, подтянут, с изящным резным римским носом, коротко стрижен, с легкой проседью, и с зоркими глазами, скрытыми очками в золотой оправе. Всегда в строгом костюме, выбрит и причесан, аккуратен и точен.

На экзаменах у него была такая система: если хорошо отвечаешь на первый вопрос билета, то приступаешь ко второму, а если нет – сразу гудбай. Если хорошо ответишь на второй вопрос, то приступаешь к третьему, а если плохо – опять-таки гудбай. Экзамен он принимал в своем кабинете. Я зашел, чувствуя волнение и некоторый страх. Билет попался удачный, в том смысле, что первые два вопроса я знал, а о третьем и четвертом имел представление. Рданский задумчиво смотрел в окно, слегка покачиваясь на стуле. Я ответил на первый вопрос. «Что ж, давайте второй», – с некоторым сомнением в голосе произнес он. Я ответил на второй. «В общем, правильно. Странно. Ведь Вы не очень-то прилежно посещали мои лекции… Ну, ладно, давайте третий». Третьим был вопрос «половой процесс и его роль в эволюции». Надо сказать, что о самом этом процессе я в свои неполные 18 лет имел весьма туманные представления, преимущественно теоретические. Что касается роли в эволюции, то здесь чувствовал себя уверенней. Я пересказал то, что вспомнил из учебника: о том, что половой процесс нужен для отбора самых сильных особей и для обмена генофонда популяции. Рданский вполоборота повернулся ко мне. «Всё это так. Но Вы забыли упомянуть один важный момент, о котором я рассказывал на лекции. Зачем нужен половой процесс еще?». Я мучительно не мог вспомнить. Рданский пристально взглянул в упор и повторил: «Подумайте, зачем еще?». Я растерялся, наморщил лоб и вдруг ляпнул: «Может, для взаимного удовольствия?». Он выпучил глаза, откинулся на спинку стула и начал отрывисто хохотать, как булькающий засорившийся унитаз. Ни я, ни другие студенты никогда не видели его смеющимся. Он и улыбался-то редко и скупо. Рданский, наконец, перестал смеяться, отер выступившую от смеха слезу и, не приступая даже к четвертому вопросу, поставил в зачетку «уд». Я не осмелился переспросить: на самом деле – зачем еще? И остался в неведении.