Читать книгу Эликсир жизни - Николай Векшин - Страница 16

После второго курса деканат (по советской халявной традиции) отправил летом студентов на подмогу совхозникам. Совхоз «Заречье» был процветающий. Поля и теплицы обширно зеленели и обильно краснели в полном соответствии с решениями партии и правительства. Нам выдали болотную форму и поселили в палатках. Днем мы ударно прокладывали траншеи для труб и ремонтировали всё подряд, а вечером после скудного ужина тут же в столовой устраивались ударные танцульки под магнитофон. По указке начальства поварихи в компот добавляли бром, чтобы студенты поменьше общались по ночам. Но то ли кто из поварих проговорился, то ли кто из стройотрядовцев оказался наблюдательным, но после каждого ужина на столах выстраивалась сотня стаканов нетронутого компота.

Самое трудное для студентов в «Заречье» было то, что кругом была тьма помидоров, огурцов, клубники, но рвать с грядок запрещалось. Однажды во время дождя все тетки и студенты попрятались по теплицам, а я с приятелем выбрался втихаря на клубничное поле. Мы ползком двинулись в междурядьях, срывая самые крупные спелые ягоды и набивая ими рот настолько, сколько можно было прожевать, не рискуя подавиться. Хлынул ливень. «Вот теперь клубничка совсем чистая», – радостно заметил мой напарник, усиленно чавкая. Мы промокли до нитки, но не обращали на это внимания. Мы наслаждались. Это был пир богов. Пир двух очень голодных студентов. Мы очнулись только в тот момент, когда услышали над собой смеющиеся голоса. Мы приподнялись и обалдели. Вокруг стояла толпа хохочущего народу. Дождь-то уже кончился. Мы оба были мокрые, замерзшие, грязные как хрюшки. И получили от начальства выговор.

Девушек в отряде было завались, даром что набрали со всех факультетов. Жили они в отдельных палатках. Головы всех парней непроизвольно поворачивались в ту сторону. Как говорится, казарма напротив балетного училища: ничего особенного, но что-то в этом есть… Я тоже изо всех сил пялил глаза, но взор ни на ком не зацеплялся. Поэтому в вечерних танцульках не участвовал. Посиживал на веранде и покуривал. Но однажды углядел Лиду, и сердце мое затрепетало. Она танцевала с каким-то обалдуем, норовившем подержать ее пониже талии. Милое личико девушки было грустное. Она была в синеньком платьице в горошек, ладненькая, кареглазая, темноволосая, с пучком на затылке. Обалдуй во время танца пытался прижимать ее к себе, а она отстранялась, стараясь держать его на дистанции. Когда очередной танец кончился, я двинулся к ней и успел подойти раньше обалдуя. «Можно Вас пригласить?», – робея и потому не слишком решительно спросил я. «Да, конечно!», – обрадовано воскликнула она и положила руки мне на плечи, хотя музыка еще не заиграла. Ее бывший партнер подошел и с вызовом произнес: «Лидочка, я ведь забил следующий танец!». Она промолчала. Тогда я ему посоветовал: «Отдохни». Девушка взглянула на меня благодарно и шепнула: «Спасибо. А то уж не знала, как от него отделаться».

Когда в лагере раздался сигнал «отбой», стройотрядовцы нехотя разбрелись по палаткам, а мы с Лидой сумели незаметно выскользнуть к каким-то деревянным домишкам для отдыхающих. Пошел дождь. Мы спрятались под навес флигеля. Стояли рядом, прижавшись друг к другу, и нам было тепло. Вскоре хлынул ливень, от которого козырек флигеля не спасал. Обнялись еще плотней. Целовались и не замечали ни шквального ветра, ни ливня, ни темноты, ни времени. Наконец ливень кончился, ветер утих, мы выбрались из-под навеса и вернулись в лагерь. Но было поздно: нас давно хватились. Наутро перед строем нам объявили строгий выговор за самовольную отлучку после отбоя. Начальник лагеря оповестил меня, что сегодня вечером руководство рассмотрит мою персону и что могут отчислить из отряда.

Но никакого рассмотрения не состоялось. Когда я днем, торопясь с обеда на работу, выходил из столовой, начальник лагеря крикнул: «Эй, Никишин! Постой-ка». Я ожидал нахлобучки, но неожиданно он произнес тихо и мягко: «У Лиды умер отец. Она уезжает. Только что пошла на автобусную остановку». Я бросился бежать. Успел. Она одиноко стояла на пыльной стоянке. Я подбежал. Она прислонилась ко мне и зарыдала. Тут подошел автобус. Она уехала, попросив меня приехать в выходные.