Читать книгу Диосайм. А'суль - Николай Вереск - Страница 4

– …не самая плохая жизнь, скажу тебе, руми*, – говорила одна ацирь*, которая постарше, другой, моложе. Голос старшей немного дрожал. – Тяжёлая. Но я любила это, Юви. Ровно как сейчас люблю и его.

На её морщинистом лице появилась улыбка, под которой она скрывала клыки. От уголков глаз поползли морщинки-лапки, и их не скроет короткая поредевшая шерсть. Ацирь повернулась в сторону супруга, что готовил в котелке позднюю трапезу для своей подруги и её гостьи. Длинные уши хозяйки дома дрожали. Она могла сейчас доверять лишь им.

– Давно я не ела эти кораллы, – молодая улыбнулась. Она выжимала из волос солёную воду. Капли воды глухо разбивались о деревянный пол.

– Старинный рецепт, позволь! От моей дорогой наставницы. Лишь сожалею, что не я приготовлю его.

– Не доверяешь мне? – с лёгкой улыбкой спросил датр*.

– Я с кораллами жила больше, чем ты, уж не злись, – она поправила тёмную повязку на глазах.

Юви наблюдала за их разговором. Она, наконец, могла перевести внимание на эту пару, когда её серебряные волосы с золотыми прядями стали более сухими. Затем Юви кинула взгляд и на стены помещения. Много ракушек и кораллов украшали дом. Это трофеи ныряльщицы, у которой она гостила сегодня. На одной из полочек, как на витрине, рядком лежали жемчуга: от мелкого белого до крупного и редкого бордового. Даже был голубой! А он из Стеклянного моря отара, одного из самых опасных морей Диосайма. Страшнее только течения около материка.

– Да, вы много ныряли, – произнесла Юви в восхищении.

– Слишком. Когда видишь этот мир, за пределами воздуха, эти яркие рифы, то забываешь об опасностях, которые таятся в нём. Уж сколько раз у меня ломались ласты о рифы! Да и о последствиях: мои глаза съела соль, а зубы погнили от этих моллюсков. Но я не жалею. Достойная жертва в обмен на такую жизнь.

Датр поставил на стол стальные блюдца, неспешно выложил несколько раковин, мелкую рыбёшку и посеревшие крупные ветки коралла. На блюдца вылился вместе с водорослями бульон. В воздухе витал запах пряности, но его перебивал сильный запах соли и рыбы.

Они втроём сидели за небольшим столиком, наслаждаясь вечерним шумом прибоя и пищей, добыча которой легла в этот день на Юви.

Это обязанность и как местной, и как приклановой туми, помогать живущим в А’суле, как и в любом другом городе-лабиринте или городе-стене. Это налог за проживание в городах. Это и личное, узнать все пути, по которым она может пойти.

~~~~~

Она попрощалась с парой. Вышла из невысокого дома и её встретил холодный поток воздуха, гуляющий по рыбацкой общине, несущий за собой запах соли и рыбы. Небо тёмное, с голубым отблеском, а в море отражались белая, зелёная и синяя луны. Их цвета ходили рябью по тёмной воде. И этот пейзаж что-то нарушало. Казалось, были тёмные фигуры, неспешно плывущие к порту по спокойной глади воды.

Но было уже слишком поздно. Та пара ещё долго будет трапезничать, когда супруг помогает слепой подруге есть. Завтра новый день и на этот день нужны силы. А от прибрежного поселения до приклановых домов нужно дойти.

~~~~~

Скрип и шум прибоя. К захадному порту прибыло несколько драккаров. Их слабо качали из стороны в сторону волны. Кораблей шесть. На носу драккаров выделялись фигуры из костей ледобоев, их пасти, ярко выкрашенные в белом. Краска сильно потрескалась, а под ней желтела кость морского монстра.

На пристани корабли ожидали четыре тёмных силуэта. Будь ночь или день, эти силуэты всё равно будут тёмными. Отры. Два силуэта держали осанку, ещё один с посохом, а четвёртый был низким, сутулым, в мантии до пола.

С корабля сошёл альма. Массивный датр, с белой, как снега алима, шерстью. Даже будь у той шерсти другие цвета, их бы скрыло седое серебро. Он шёл к тёмным силуэтам, опустив голову. Так его грива, густая и пышная, сильнее искажала черты. Его одежда никак не скрывала шерсть. Никакая одежда не сохранит тепла лучше, чем мех альм. Они могли в холодах носить только пояс.

– Прославленная лат-латская древесина. Столько крепкая, сколько лёгкая, великолепно сложенная для хладных народов в огромные драккары, – начала разговор ацирь, когда другие три молчали. Направляясь к датру, она начала общение, как того требуют манеры. И опешила: альма пал перед ней. А значит, их следующая тема полна горечи. Она вздохнула.

– Мы всё потеряли… – альма говорил хрипло. Он едва держался на дрожащих руках, но он хорошо скрывал дрожащий голос. – Всё. Нрат, сгубивший Лиму и Онто… Этот мор… Он попал и на Асмаль. Мы всё потеряли, Анои Матри. Всё. Мы просим помощи у захада.

К ацирь подошли две фигуры, а третья металась за более крупными спинами, боязливо посматривая серыми глазами на разговор двух глав народов.

– Встань, – приказала Анои. Её голос погрубел. Датр с трудом поднялся. Он часто моргал, а его глаза излишне блестели от света лун. – Сколько вас?

– Нас… Нас было шесть сотен, – его голос окреп. Альма прокашлялся. – Шесть сотен. С нами наши достижения. Наше продовольствие, наши ресурсы. С нами наши разрушенные семьи.

– Вас «было»?..

– Да, Анои. Многих сгубил нрат в первые три дня пути. Кто-то стал неистовым. Кто-то моровым. Мы плыли декады четыре, в расцвете Гарпии. От Асмаля до А’суля, избегая течения, ледобоев и льды, разбитые ими же. Не все пережили путь. Погибли ослабленные датры и ацирь, тароны*… руми. Три сотни живых и ещё три дюжины моровых.

– Мне жаль. Я не смогу приютить всех.

– Я понимаю, Анои, – он склонил голову.

– Где остальные Шаманы?

– Не дожили. Я остался один.

К Анои подошла фигура, что пряталась. Датр, отра, с маской на лице из тёмной плотной ткани. У туми ноги с высокой стопой, а он всё равно приподнялся на кончиках массивных пальцев, дабы только Анои услышала его слова. А затем отступил.

– Я смогу принять лишь часть вас. Моровые уйдут в Сана’р или Оси, если не приживутся в А’суле. И сотня туми ещё в самом городе.

– О, Анои… – Шаман встал на колени перед ней снова, всё ещё стыдливо пряча взгляд.

– Скоро День Линтою, а через декаду День Кортама. Множество туми будут в нашем городе, торговцы, ваше явление не так бросится в глаза. Все вы сможете у нас прожить лишь три декады, не более. Наши ресурсы ограничены только на наши нужды, как гласят законы Диосайма. Остальные туми должны будут разойтись, будь то Ормэ или Сиа, если их души примут. С меня письмо. Про города-стены я молчу, ты знаешь сам, что хладных созданий в тепле не ждут.

– Я не знаю, как вас благодарить. Я всё сделаю для своего народа и для вашего.

– Дайте волю своим альмам и покой их семьям. Мои датры их проведут. А затем ты пойдёшь за мной и Термиалатом.

~~~~~

Две фигуры, что стояли за Анои, теперь помогали высаживаться народу холодного края. Другие альмы, посильнее, присоединились к этим двум отрам. В первую очередь вытаскивали живых и ослабших, руми и их матри. Кто-то болезненно кашлял, и не все могли идти.

– Им нужно будет принять наши законы, если не хотят умереть. Особенно это касается датров. Надеюсь, ты сможешь о том позаботиться, – говорила Анои Шаману. Тот слабо кивнул.

Когда ушли живые и моровые, когда разгрузили последние ресурсы, то пришли бодрствующие и разбуженные ритуальники. Вторые сильно ругались, рыкали между собой. И когда они все начали снимать с корабля мёртвых и умирающих, то Шаман, Анои и Термиалат покинули пристань.

Трое шли между жилых прибрежных домов рыбацкой общины, затем и через ремесленно-торговый квартал. Мимо них проходили уставшие альмы, встречающие поклоном Анои и Шамана. Иногда отдалённо проходили отры и демы, не спящие ночью и, не понимая происходящего, они шептались и смотрели вслед трём. Они кивали для Анои, когда проходили рядом.

Три фигуры шли мимо высоких домов-деревьев, вплоть до главной площади. И чем ближе подходили к монолиту Юцииль, тем чаще Термиалат спотыкался и больше бормотал что-то с отарским акцентом.

– Анои Эратела Дрейксетери, это рискованно. Он этого не примет. И Вы, – со смешком Термиалат заговорил.

– Что я не приму?! – рявкнул альма.

Анои подняла ладонь. Оба замолчали. Они остановились в центре площади. Туми, некогда наблюдавшие, их словно больше не видели.

Позади трёх стояли рядами низкие столики, а за ними важные здания, за которыми жилые дома и ремесленно-торговый квартал. Перед ними скульптура драконицы. Её шея делала петлю позади неё, голова лежала на плечах её. В петле чаша, которую держал изгибающийся хвост. В чаше – голубой пламень, который зовут неугасимым.

– Мы не смогли сохранить свой. И он погубил наши дома, весь город, – прошептал Шаман.

– Очень-очень жаль, очень-очень плохо, – тараторил без сочувствия Термиалат, подходя к монолиту Юцииль. Он ходил кругами, что-то выискивая.

– Что он делает?

– Понятия не имею, – холодно ответила Шаману Эратела, прищурившись. – Я не со многими Шаманами вела переписку. Твоё имя?..

– Ацирь выберет ацирь, я понимаю, – выдохнул он, отведя взгляд. – Меня зовут Кхагра. Кхагра Асмальрун.

– Запомню.

– А, вот же оно! Сюда! – позвал двоих Термиалат, махнув рукой.

Эратела и Кхагра пошли за ним. Они обошли монолит, за которым пройти ещё пять хвостов и будет обрыв. Термиалат прыгнул вниз. Эратела и Кхагра подошли к краю. Выступы, ступеньки. Снизу на них смотрели серые глаза в довольном прищуре. Термиалат махнул хвостом и, скача, как малый руми, продолжил спуск.

– Вам помочь? – спросил Кхагра.

– Не стоит, – она ловко спрыгнула на уровень ниже и пошла за Термиалатом. Алимец прыгнул за ними следом, немного цокнув когтями.

– Кто он вообще? – поинтересовался Кхагра, следуя за Эрателой, как хвост.

– Алхимик при клане Акну. И очень верный мне.

– И вы не знаете, что он делает?

– Я ему доверяю, как и Акну, – Эратела смотрела на алимца. Её длинные косы плавно упали с изрезанных плеч. Алимец постепенно понимал, как обстоят дела на захаде. Эратела не была против его вопросов. – И тебе следует ему поверить.

– Но если доверия не оправдает?

– Казнь, – холодно бросила она.

~~~~~

– Это тут! О! А мы быстро, – гордясь собой, произнёс Термиалат. Прямо позади них, если сделать неосторожный шаг, будет обрыв, где о скалы разбиваются волны. Вдребезги. Перед ними – углубление. Алхимик прошёлся по стене руками в кожаных перчатках с закрытыми пальцами и когтями. Стена сдвинулась. Прямо в скале был путь под монолит.

– Факел есть? – спросил Термиалат у Анои и Шамана. Потом грустно вздохнул. – Ну, не страшно, тут немного пройтись.

Он пошёл вперёд во мрак. Датр и ацирь за ним, по очереди. Воздух был тяжёлым, влажным. Они шли медленно по кривым ступенькам, спотыкаясь и цокая когтями. Расстояние в пару хвостов и вот, виднелся свет огня. Голубоватый. Запахи кололи нос. Воздух оставлял привкус металла на кончике языка после разговора.

– Не волнуйтесь, не задохнёмся. Я изучал этот пламень. Знаете, он нас скрывает. А воздух здесь потратим только мы, – но этот юмор мог оценить лишь сам Термиалат. Он и посмеялся.

Их встретило просторное помещение. Запахи смешанные, яркие, среди них ярки спирт и гниль. В помещении стояло и тяжёлое дыхание, переходящее в тяжёлое рычание. Из угла на них метнулся зверь, но лишь впился когтями и зубами в кривую клетку, которая ещё долго будет удерживать его агрессию.

– Что за… – Кхагра прищурился, присмотрелся к монстру в клетке. Разодранный труп, с которого спадали куски кожи и белой, пусть и грязной, шерсти. Если ещё можно считать такое существо трупом. Скорее, почти живой. – Неистовый?!

Кхагра смотрел на всё это, широко раскрыв глаза. Сложно было не узнать сородича-альму по его шерсти, пускай и слипшейся в крови и грязи. Кхагра посмотрел на Эрателу и Термиалата. Последний немного хихикал.

– Термиалат. Что это такое? – ацирь выговаривала каждое слово громко, делая на каждом акцент. Она хмурилась. Она злилась.

– Позволите лирическое отступление?

– Нет, Термиалат Цот-им-рун. Ты ответишь нам прямо, сейчас же, – при своих словах она часто обнажала клыки.

– Это важно, Анои Эратела. Очень важно, – алхимик почти молил её своим мягким тоном.

Эратела тяжело вздохнула, но больше не отводила взгляда от Термиалата. Кхагра сделал пару шагов назад, ближе к выходу. Термиалат снял с лица маску. Нос и губы алхимика трескались при каждом слове, из них вытекали кровь и лимфа. Он улыбнулся, а за его чёрными губами желтели зубы.

– Видите ли, я сам страдаю от своих знаний. Трескаюсь в теле. И в сознании, да-а, – он усмехнулся, показав сломанные зубы. Где у туми клыки, у него остались пустые места. Он говорил, теряя связь своих же слов. – От нрата умирают отры. Но не умирают альмы. И умирают демы. Но если дема ближе к альмам, то дема неистовая. А если альмы ближе к демам, то появляется моровая. Вне зависимости, тарон ли, ацирь, датр или линет*. Вне зависимости, руми или та, что заработала имя, выросла, туми.

Алхимик, прихрамывая, направился к своему столу, на котором стояли пробирки. Где-то пробирки грелись на пламени монолита, где-то на обычном. А рядом полки с большим количеством этих пробирок и баночек, трав, растений, камней. И весь стол был завален обрывками манускриптов, помногу раз исписанными. В записях царил хаос, ровно как и в голове Термиалата.

– Я очень трепетно отношусь к жизни. Но умертвия, которые подарил миру Семиос… Нет-нет, я не восхищаюсь им, но его знания черпались откуда-то извне! Простите, Анои, что не сказал вам того. Я хотел протянуть вам свою руку, но на ней не осталось живого места, – он грустно посмотрел на перчатки, медленно сжимая пальцы в кулак и раскрывая в ладонь.

– Ты делал опыты, противные жизни, – хмурилась Эратела. Её разрывала злость и жалость, ответственность и сострадание. – Ты делал то, что ещё веками назад было запрещено на Диосайме.

– Я знал, что вы не одобрите, потому молчал. Но я не задевал живых! – кивнул алхимик в сторону зверя в клетке. Оттуда рык. – Лишь только себя. И… это.

– Твоя жизнь важна тоже, Термиалат. Это ты также должен понимать. Ты тоже живой.

– Моя жизнь – это ничто. Ничто! Мне никогда не добиться тех же успехов, как и алхимица из Иниря, Галлатея! Вспомните её, Анои, вспомните. Если в обмен на мою жизнь выживет хоть пять туми, хоть десяток, да хоть одной легче станет, толка от меня больше будет! Похоронят ли меня в Усми, как всех предшествующих, или просто сожгут. Пусть мне путь в Кошмар!

– Термиалат.

– Ах, Анои Матри! – алхимик склонил голову. – Я ищу лекарство для линет, хоть и не мой профиль. Вы знайте. Но и для моровых, если вы увидели, – он посмотрел на Кхагра.

– Ты… Сможешь излечить мой народ? – альма вступил в их диалог. Теперь и он решал судьбу алхимика.

– Этого не стоит ждать, – отра запинался. Он видел, как его сверлили взглядом самые важные лица среди туми, и что помиловать его могли лишь они. Ровно, как и казнить. А казнь от Эрателы ему доводилось видеть, пускай события эти в обществе туми очень редкие.

– Я каюсь, Анои, Шаман. Каюсь, Эратела, каюсь, Кхагра, – он продолжил. – Но не хочу давать пустых надежд. И за то, что скажу. Альмы уже давно чужие в этом мире.

Кхагра эти слова не радовали. Его шестипалые ноги царапали каменный пол. Его пушистый хвост метался по полу и поднимал пыль. Алимец сжимал ладони. Его когти пробили грубую кожу. Капли крови глухо упали на пол, а зверь в клетке это учуял, зарычал.

– Не секрет, что Осифит, Галлатея, Кортам и Ниуфес были настоящими личностями. Выдающимися. У всех свой народ. Осифит повёл своих туми так далеко на алим, что изменил их. Альмы очень сильно отличаются от дем и отр. Потому они чужие. Мор пошёл в сторону алима, да. Но если мор направится на отар, то мы все умрём. Альмы мутировали, изменились, – Термиалат подошёл к одному из шкафчиков, высматривая колбы с кровью. От блеклой до ярко-красной и бурой. – Все мутировали. А альмы… Вот. Они думали, что я беру кровь на изучение проблемы линет. Но я ищу и искажение крови у туми. У альм… Мор на них не действует так, как на нас. И всем, кто прибыл, м-м-м…

Он замялся. Пугливо смотрел в сторону Эрателы и Кхагра. Эту минуту молчания прерывало рычание неистового.

– Ты сможешь вылечить их?

– Я не знаю, Анои. Но сделаю всё, что в моих силах. И если не вылечить тех, кто стали моровыми, то хоть остановить заражение. Или замедлить. Но тогда мне нужно больше образцов.

Кхагра молчал. Рычание неистового на него давило, словно зверь впивался клыками в горло и не давал дышать. Но гораздо больше давило место, в котором они находились. Своей темнотой, грязью, сыростью, запахами гнили и крови. И особенно на него давил разговор, который они вели. В их руках судьба их народов. Прямо сейчас.

– Я согласен.