Читать книгу Жнец-2. Испытание - Нил Шустерман, Neal Shusterman - Страница 15

ФРИК! Грейсону это слово казалось хрящом, застрявшим в глотке. И не проглотишь, и не выплюнешь. Все, что оставалось, так это жевать в надежде, что со временем он размельчится и превратится во что-нибудь съедобное.

Фрики воровали, но всегда попадались. Они угрожали людям, но никогда не исполняли угроз. Они изливали реки брани, они глумились над всем, что любили и ценили люди – но и только. Вонь – и больше ничего! «Гипероблако» было постоянно начеку и не давало фрикам совершить что-нибудь серьезное, и оно настолько преуспело в этом, что фрики в своем поведении уже давно не выходили за границы мелких правонарушений, бахвальства да жалоб на то, что их ограничивают в правах.

В состав Интерфейса Управления входило целое бюро, которое занималось исключительно фриками, потому что последним нельзя было напрямую общаться с «Гипероблаком». Считалось, что они постоянно находятся на испытательном сроке, а потому должны на регулярной основе встречаться со своими кураторами из бюро. Тем же фрикам, которые вызывали наибольшее беспокойство, придавался специальный, персональный куратор, находившийся рядом с ним или с ней постоянно. Это была успешная программа, и ее следствием было то, что многие фрики-экстремалы женились на своих персональных кураторах или вышли за них замуж, став полезными членами общества.

Грейсон с трудом представлял себя одним из этих людей. Он никогда не воровал. В школе с ним учились подростки, которые играли во фриков, но это было несерьезно: многие дети валяют дурака, а потом вырастают из этого.

Даже не доехав еще до дома, Грейсон вволю хлебнул этой новой для себя жизни. До того как тронуться с места, авто-такси прочитало ему выдержки из закона о нарушении общественного порядка еще.

– Прошу вас иметь в виду, – говорило такси, – что любой акт вандализма с вашей стороны приведет к прекращению поездки и высадке вас на обочину дороги.

Грейсон представил себе, как пассажирское кресло катапультирует его, подбрасывая к небесам. Он бы посмеялся над этой картинкой, если бы какая-то часть его не была уверена, что так и произойдет, если что.

– Не волнуйтесь, – успокоил Грейсон авто-такси, – меня сегодня один раз уже выкинули, так что мне хватит.

– Отлично, – продолжала машина. – Укажите мне пункт назначения, избегая использования нецензурных слов, пожалуйста.

По пути домой, вспомнив, что холодильник два месяца стоял пустым, Грейсон заехал на рынок. Когда он стоял у кассы, кассир с подозрением разглядывал его – не унес ли он в кармане неоплаченную пачку жевательной резинки! Даже от стоящих в той же очереди людей на Грейсона веяло холодком. Грейсон буквально кожей ощущал окружавшую его ауру предрассудков. И почему некоторые люди сознательно становятся фриками? – думал Грейсон. Да, именно сознательно! У него у самого был двоюродный брат – убежденный и последовательный фрик.

– Когда всех и все посылаешь подальше, – говорил тот, – чувствуешь себя по-настоящему свободным.

Чтобы так говорить, нужно было обладать изрядным чувством юмора, потому что в его запястья были хирургическим путем имплантированы наручники – модная тогда среди фриков модификация тела. Как раз, чтобы почувствовать себя истинно свободным.

Но не только незнакомцы теперь относились к Грейсону по-другому. Приехав домой и разложив по местам вещи, которые он брал с собой в академию, Грейсон написал разным друзьям несколько писем, в которых сообщил, что вернулся и что все в его жизни пошло не так, как он надеялся. Грейсон был не из тех, кто способен поддерживать тесные дружеские отношения. Не было в его жизни человека, перед которым он полностью раскрыл бы душу или обнажил свои слабые места. Но в конечном счете эту потребность Грейсона удовлетворяло «Гипероблако». Друзья же, как правило, отделывались вежливыми ответами и, самое большое, пожеланием хорошей погоды. Надежные друзья!

Теперь же Грейсон не получил от друзей и таких ответов, что заставило его задуматься о том, какой же хрупкой субстанцией является дружба. Тогда он позвонил им. Большинство переправили его звонок на голосовую почту. Те же, кто поднял трубку, сделали это явно машинально, не подозревая, кто звонит. На их мониторах он теперь значился под ярлыком «фрик», и они, настолько вежливо, насколько были в состоянии, по-быстрому закончили разговор. Хотя никто из друзей не стал блокировать Грейсона, он засомневался, будут ли они с ним общаться. По крайней мере, до тех пор, пока большая буква «Ф» против имени не исчезнет из его профиля.

Зато Грейсон получил письма от людей, с которыми вообще не был знаком.

– Эй, приятель! – писала какая-то девица. – Добро пожаловать в стаю. Давай напьемся и что-нибудь сломаем.

На своем юзерпике девица изобразила себя с бритой головой и тату пениса на щеке.

Грейсон захлопнул компьютер и швырнул его об стену.

– Вот и сломали! – прорычал он в пустоту комнаты.

В этом совершенном мире место было для всех и для каждого, но место Грейсона и место девицы с пенисом на щеке располагались в разных вселенных.

Он наклонился и подобрал компьютер, который дал трещину, но работал. Наверняка дрон уже несет ему новую машину – если, конечно, фрикам тоже автоматически заменяют сломанную технику.

Грейсон вновь вошел в сеть, стер сообщения от назойливых фриков, наперебой зазывавших его в свою компанию, и в отчаянии написал письмо «Гипероблаку»: «Как можно было так поступить со мной?»

Ответ пришел моментально. Он гласил: «Доступ к внутренним сетям «Гипероблака» закрыт».

Ничего худшего за этот день, думал Грейсон, произойти уже не могло. Но в этот момент на пороге его комнаты появились жнецы.

Жнец Кюри и Жнец Анастасия не бронировали номер в отеле «Луисвилль Гранд-мерикана» заранее. Они просто вошли в вестибюль и тут же получили номер. Так и обстояли обычно дела: жнецам не нужны были ни бронирование, ни билеты, ни предварительная договоренность о встрече. В отелях им всегда выделяли лучшие аппартаменты, а если свободных номеров поначалу почему-то не было, то через несколько минут номера каким-то мистическим образом появлялись.

Жнеца Кюри лучшие номера не интересовали. Она попросила обычный номер с двумя кроватями.

– Надолго в наши края? – спросил служащий за стойкой. Он нервничал и суетился с того самого момента, когда жнецы вошли в вестибюль. Его глаза ни на секунду не задерживались на одной из них, словно он боялся получить за это выговор или чего похуже.

– Поживем, пока не решим уехать, – ответила Жнец Кюри, забирая ключ. Ситра же улыбнулась, чтобы хоть как-то приободрить служащего.

От услуг коридорного они отказались, и свои сумки понесли самостоятельно.

Не успели они опустить сумки на пол в номере, как Жнец Кюри собралась уходить.

– Есть у нас личные проблемы или нет, но об обязанностях мы забывать не должны, – сказала Жнец Кюри. – Нас ждут люди, которым предстоит умереть. У тебя есть работа или ты со мной?

Ситра не переставала удивляться выдержке и силе воли Мари: они только что едва избежали смерти, а Мари уже готова работать.

– В общем-то, – сказала она, – я назначила жатву месяц назад.

Жнец Кюри вздохнула:

– Твои методы удваивают тебе объем работы. Ехать далеко?

– Час на поезде, – ответила Ситра. – Вернусь засветло.

Жнец Кюри погладила свою длинную косу, вглядываясь в лицо Ситры.

– Я могу поехать с тобой, если хочешь, – сказала она. – И перенести жатву туда, куда едешь ты. Мне все равно.

– Со мной все будет в порядке, Мари. Мы же движущиеся мишени, так?

На мгновение Ситре показалось, что Жнец Кюри все-таки поедет с ней, но в конце концов та не стала настаивать.

– Ладно, – сказала она. – Только будь осмотрительной и, если увидишь что-нибудь подозрительное, сразу же дай мне знать.

Но единственным подозрительным объектом в этой ситуации была сама Ситра, потому что она солгала относительно того, куда собиралась. Несмотря на предостережение, высказанное Жнецом Кюри, Ситра не могла просто так бросить юношу, который спас их жизни. Она уже предварительно выяснила, кто он и где живет. Грейсон Тимоти Толливер. На шесть месяцев старше самой Ситры, хотя выглядит моложе. В его файлах – ничего, достойного внимания, ни положительного, ни отрицательного. Правда, в этом не было ничего необычного – человек как человек. Просто живет обычной жизнью, и все. Ни взлетов, ни падений. Но только до самого последнего времени. За один короткий день скучная и безынтересная жизнь Грейсона была сдобрена перцем с солью и хорошенько прожарена.

Когда Ситра увидела профиль Грейсона, то чуть не рассмеялась – так плохо сочеталась тревожная мигающая надпись «Фрик» с невинными, почти кроличьими глазами на фотографии его владельца. Этот парень – такой же фрик, как Белоснежка.

Жил он в таунхаусе в Верхнем Нэшвилле. Две сестры учатся в колледже, с полдюжины прочих родственников живут отдельно и очень редко навещают его. Родители же постоянно в разъездах.

Отметка о том, что он сделал на дороге, ведущей в «Водопад», уже появилась в его профиле, и Ситра смогла ее прочитать. У нее не было причин сомневаться в словах Грейсона. Окажись Ситра на его месте, она поступила бы так же.

Поскольку же он уже исключен из академии Нимбуса, контакты с ним не запрещались, а потому никаких нарушений закона не будет, если Ситра его навестит. Она не вполне понимала, чего хочет добиться своим визитом, но ей важно было удостовериться, увидеть своими глазами – он жив. Она так привыкла к смерти, что нуждалась в однозначных свидетельствах того, что Грейсона действительно восстановили.

Когда Ситра прибыла на нужную улицу, у фасада таунхауса, где жил Грейсон, она увидела служебную машину охраны – элитного подразделения полиции, которое работало на сообщество жнецов. Первым ее желанием было побыстрее уйти прочь, чтобы через увидевших ее офицеров охраны о ее визите в дом Грейсона не узнала Жнец Кюри. Ей совсем не хотелось получить выговор от наставницы.

Но она осталась, и убедили ее в необходимости идти по избранной дороге до конца воспоминания о собственном опыте общения с охранниками сообщества. В отличие от обычной полиции, подчинявшейся «Гипероблаку», эта подчинялась только жнецам, а следовательно, им большее сходило с рук. По сути, сходило с рук все, что поручали им жнецы.

Дверь в квартиру была не заперта, и Ситра вошла. В гостиной на стуле с прямой спинкой сидел Грейсон Толливер, а над ним громоздились два мускулистых охранника. На руках юноши были такие же наручники, какие надели на запястья Ситры, когда ее обвиняли в убийстве Жнеца Фарадея.

Один из охранников держал в руках какой-то незнакомый Ситре прибор, другой разговаривал с Грейсоном.

– …конечно, ничего из того, что я обещал, с тобой не случится, если ты скажешь правду, – успела услышать Ситра. Сами угрозы Ситра, естественно, услышать не успела.

Пока, насколько могла судить Ситра, вреда Грейсону охранники не причинили. Волосы его были чуть взъерошены, а на лице застыло отсутствующее выражение, но в целом он выглядел нормально. Ситру он увидел первым, и тогда в глазах его мелькнуло нечто, напоминающее искру; он словно вновь пришел в себя, словно его восстановление было не полным, а теперь, когда он увидел Ситру живой и невредимой, он восстановился полностью и до конца.

Охранники проследили за его взглядом и тоже увидели Ситру. Она заговорила первой.

– Что происходит? – спросила она самым высокомерным тоном, на который только была способна Жнец Анастасия.

Охранники запаниковали, но через мгновение паника сменилась почтительностью.

– Ваша честь! Мы не думали, что вы здесь появитесь. Мы просто допрашивали подозреваемого.

– Он не является подозреваемым.

– Да, ваша честь. Простите, ваша честь.

Ситра сделала шаг по направлению к Грейсону.

– Они тебе что-нибудь сделали? – спросила она.

– Пока нет, – ответил Грейсон и кивнул в сторону прибора, который находился в руках охранника. – Этой штукой они отключили мои болеутоляющие наночастицы.

Ситра и не знала, что такие приборы существуют. Она протянула руку и приказала державшему прибор охраннику:

– Дайте его мне.

А потом, увидев, что тот колеблется, повысила голос:

– Я жнец, и вы служите мне. Передайте мне этот прибор, или я буду жаловаться вашему начальству.

Но охранник стоял, не двигаясь.

И тогда на шахматную доску вышла еще одна фигура. Из соседней комнаты появился жнец. Он стоял там и вслушивался в то, что происходило, дожидаясь момента, чтобы войти как можно более эффектно. И рассчитал он время безупречно, своим появлением застав Ситру врасплох. Та же сразу узнала вошедшего по его мантии – малиновый шелк мантии мягко шуршал. Лицо жнеца было мягким, почти женственным в результате совершенных им многочисленных разворотов, в силу чего кости его черепа утратили острые углы – как речная галька, отшлифованная безжалостным потоком.

– Жнец Константин, – проговорила Ситра. – Я не знала, что вы заняты этим расследованием.

Единственная хорошая новость: если Жнец Константин расследует покушение на нее и Жнеца Кюри, значит, Роуэна он, хоть и на время, оставил в покое.

Константин же улыбнулся ей вежливой улыбкой, в которой тем не менее было что-то тревожное.

– Здравствуйте, Жнец Анастасия! – сказал вошедший. – Какое счастье! Вы как дуновение свежего ветерка в разгар душного рабочего дня!

Он был похож на кота, который наконец загнал свою жертву в угол и собирается поиграть с ней. Ситра действительно не знала, что думать по поводу Константина. Как она и говорила Роуэну, Жнец Константин не принадлежал к когорте молодых жнецов, находивших радость в убийстве. Но не отождествлял он себя и со старой гвардией, видевшей в исполнении жатвы благородную, почти священную миссию. Как и его шелковая мантия, Жнец Константин был гладким и скользким, умел моментально приспосабливаться к ситуации, в которой оказывался. Ситра не знала его отношения к расследованию, которое он вел, не знала, и чью сторону он поддерживал, а потому не могла сказать, насколько Жнец Константин опасен.

Так или иначе, появление Жнеца Константина потрясло Ситру. Но затем она вспомнила, что она не Ситра Терранова, а Жнец Анастасия, и это придало ей сил. Она выпрямилась перед Константином, и улыбка его из пугающей превратилась в оценивающую.

– Я очень рад, что вы выказываете интерес к нашему расследованию, – произнес Константин. – Но вам нужно было предупредить нас заранее, и мы приготовили бы что-нибудь прохладительное.

Грейсон Толливер понимал, что Жнец Анастасия теперь делает то же самое, что сделал он, Грейсон, бросившийся тогда на мчавшийся прямо на него автомобиль – ведь Жнец Константин был так же опасен, как и летящий на предельной скорости смертоносный металл автомобильного капота. Грейсон плохо разбирался в структуре и сложностях организации сообщества жнецов, но было понятно, что Жнец Анастасия подвергает себя немалой опасности, противостоя старшему жнецу.

И тем не менее в ее позе была такая уверенность, такое превосходство, что Грейсон засомневался, что они со Жнецом Анастасией ровесники.

– Вы знаете, что этот юноша спас жизнь мне и Жнецу Кюри? – спросила Жнец Анастасия.

– При странных, сомнительных обстоятельствах, – ответил Жнец Константин.

– Собираетесь ли вы причинить ему телесные повреждения?

– А если собираемся?

– Тогда я должна напомнить вам, что намерение причинить боль противоречит принципам нашего сообщества, и я буду вынуждена привлечь вас на ближайшем конклаве к дисциплинарному суду.

Лицо Константина стало мягче, пусть и немного. Гресон не знал, хороший это признак или нет. Константин несколько мгновений изучающе смотрел на Жнеца Анастасию, а затем обратился к одному из охранников.

– Будьте добры, сообщите Жнецу Анастасии, что я приказал вам сделать.

Охранник взглянул на Анастасию, и Грейсон заметил, что более мгновения тот не смог выдержать ее взгляда.

– Вы приказали нам надеть на подозреваемого наручники, отключить его болеутоляющие наночастицы и угрожать ему различными видами физической боли.

– Именно! – воскликнул Жнец Константин, после чего повернулся к Жнецу Анастасии.

– Вы же видите, – сказал он. – Мы не совершаем никаких противоправных действий, ничего, что противоречило бы принципам сообщества жнецов.

Анастасия была полна негодования – как и Грейсон, который, что вполне естественно, вынужден был молчать. Но Жнец Анастасия не молчала.

– Никаких действий? – переспросила она. – Разве вы не собирались избивать его, пока он не сообщит вам то, что вы хотели бы услышать?

Константин вновь вздохнул и повернулся к охраннику.

– Что я приказал делать, если угрозы не возымеют действия? Приказывал ли я вам исполнить угрозы и приступить к физическому воздействию?

– Нет, ваша честь. Если он не заговорит, мы должны обратиться к вам.

Константин вскинул руки с видом самой невинности. Этот жест обнажил на мгновение алую подкладку рукавов его мантии – словно некая огненная птица явилась перед Жнецом Анастасией, готовая ее проглотить.

– Ну вот, видите? – сказал он. – Никаких намерений причинить вреда этому юноше. Я знаю, что в мире, не знающем боли, сама угроза причинить боль способна заставить виновного сознаться в дурных поступках. Но этот молодой человек держится за свою историю, несмотря на самые серьезные предупреждения. Это убеждает меня в том, что он говорит правду, и, если бы вы позволили мне закончить допрос, вы бы также убедились в этом.

Грейсон был уверен, что то чувство облегчения, которое он испытал, ощутили, как электрический разряд, все стоящие перед ним. Говорил ли Константин правду? Грейсон не мог судить. Жнецы всегда были для него тайной за семью печатями. Они словно парили над миром людей, смазывая шестерни механизма, который заставлял этот мир вращаться. Грейсон никогда не слыхал о жнецах, которые намеренно причиняют людям боль – помимо, естественно, той боли, которая является неизбежным атрибутом жатвы.

– Я истинный жнец, Анастасия, – сказал Константин, – и я придерживаюсь тех же ценностей, что и вы. Что же до этого юноши, то никакая реальная опасность ему и не грозила. Хотя теперь у меня большое искушение подвергнуть его жатве – только чтобы досадить вам.

Он выждал паузу. Сердце Грейсона подпрыгнуло в груди и на мгновение зависло. Лицо Жнеца Анастасии, до этого румянившееся праведным гневом, резко побледнело.

– Но я не буду этого делать, – помолчав, сказал Константин. – Я не злой человек.

– Так какой же вы человек, Жнец Константин? – спросила Анастасия.

Тот вложил в ее ладонь ключ от наручников и проговорил:

– Такой, что нескоро забудет произошедшее сегодня.

И ушел, шелестя мантией. Охранники поспешили вслед за ним.

Как только дверь закрылась, Ситра сняла с Грейсона наручники.

– Они сделали тебе больно?

– Нет, – покачал головой Грейсон. – Как он и сказал, это были всего лишь угрозы.

Но теперь, когда опасность миновала, он вдруг понял, что лучше ему не стало. Чувство облегчения было быстро вытеснено той горечью, что он чувствовал с момента, когда его выставили, как нашкодившего щенка, из академии Нимбуса.

– Но что вы здесь делаете? – спросил он Ситру.

– Я пришла поблагодарить тебя за твой поступок, – ответила она. – Тебе пришлось за это дорого заплатить.

– Да уж, – мрачно кивнул Грейсон. – Пришлось.

– Ну что ж… Я могу предложить тебе иммунитет на год. Это – единственное, чем я могу тебя отблагодарить.

И Ситра протянула Грейсону кольцо. Тому еще никто никогда не предлагал иммунитета против жатвы. И до этой жуткой недели он никогда так близко не приближался ни к одному жнецу, не говоря уже о жнеческом кольце. Кольцо сияло даже в приглушенном свете комнаты, но в самой сердцевине его скрывалась темнота.

Грейсон готов был бесконечно смотреть на кольцо, но неожиданно он понял, что иммунитет ему не нужен.

Он сказал об этом.

Ситра была удивлена.

– Не глупи, – возразила она. – Всем нужен иммунитет.

– Я – не все.

– А ну-ка заткнись и целуй кольцо!

Но ее негодование только усиливало его злость. И ради этого нужно было принести жертву, которую он принес? Временная гарантия от смерти! Жизнь, о которой он мечтал, прошла мимо него, так какой смысл в этой гарантии?

– А может быть, я хочу, чтобы меня подвергли жатве! – сказал он. – Все, ради чего я жил, у меня украли. Ну, и зачем мне жить?

Жнец Анастасия опустила руку с кольцом. Выражение лица ее стало серьезным. Слишком серьезным.

– Отлично, – сказала она. – Тогда это сделаю я. Готовься к жатве.

Вот этого Грейсон никак не ожидал. Жнец Анастасия реально могла его убить. Могла сделать это, не дожидаясь, пока он попробует ее остановить. Да, он не хотел целовать кольцо, но и умирать он тоже не хотел! Если он сейчас умрет, это будет означать, что единственный смысл его жизни заключался в том, что он бросил себя на капот ее машины. Нет, он должен жить долго, чтобы осуществить более значительные цели! Даже если он сейчас не знает, в чем эти цели состоят.

А потом Жнец Анастасия рассмеялась. Смеялась она над ним, Грейсоном.

– Видел бы ты сейчас свое выражение лица! – проговорила она сквозь смех.

Теперь Грейсон покраснел – не от злости, а от смущения. Ему совсем не хотелось выглядеть перед Анастасией жалким и неловким, а именно таковым, как ему казалось, он и выглядел.

– Любуйтесь, – глухо сказал он.

И через мгновение закончил:

– Все. Вы меня поблагодарили, я принял вашу благодарность. Теперь вы можете уйти.

Но она не ушла. Собственно, и Грейсон не думал, что она уйдет так сразу.

– Ты рассказал правду? – спросила она.

Грейсон так устал повторять одно и то же, что готов был взорваться и оставить после себя такую же воронку, что «украшала» сейчас дорогу. Поэтому он сказал то, что, вероятно, и хотела услышать Жнец Анастасия.

– Я не знаю, кто заложил взрывчатку. Я в этом не участвовал.

– Ты не ответил на мой вопрос.

Анастасия ждала. Ждала терпеливо. Она не угрожала, ничего не предлагала. Грейсон не знал, доверять ли Анастасии, но вдруг он понял, что ему все равно. Ему надоело всех обманывать и говорить полуправду.

– Нет, – ответил он. – Я солгал.

Какое освобождение!

– Почему? – спросила Анастасия. В голосе ее звучало любопытство, но не злость.

– Потому что так будет лучше для всех.

– Для всех, но не для тебя.

Грейсон пожал плечами:

– Что бы я ни сказал, для меня теперь все едино.

Анастасия приняла его ответ, и теперь сидела напротив Грейсона, внимательно вглядываясь в его лицо. Ему это не понравилось. Снова Анастасия занимала по отношению к нему доминирующую позицию. Сидит там, думает о чем-то тайном. Кто знает, какие планы крутятся в голове лицензированного обществом убийцы?

А потом она кивнула головой.

– Это «Гипероблако», – сказала она. – Оно знало о готовящемся покушении, но предупредить нас не могло. Поэтому понадобился некто, кому оно доверяло. Некто, кто, воспользовавшись информацией, будет действовать как бы от своего имени.

Грейсон был поражен. Анастасия вычислила то, до чего не мог додуматься никто.

– Даже если это было бы так, я бы вам все равно не сказал, – проговорил он.

Анастасия улыбнулась.

– А я бы и не настаивала, – отозвалась она и посмотрела на него взглядом, в котором сквозила не только доброта, но и уважение. Ничего себе! Грейсон Толливер – объект уважения, да еще и со стороны жнеца!

Анастасия встала и собралась уходить. Грейсон вдруг почувствовал, что ему не хочется этого. Остаться одному, да еще с печатью фрика, – не об этом он мечтал.

– Мне очень жаль, что на тебя повесили этот ярлык, – сказала Анастасия. – Но даже если тебе нельзя говорить с «Гипероблаком», у тебя есть доступ к любой информации. Веб-сайты, базы данных – все, кроме его сознания.

– Какой смысл во всей этой информации, если нет доступа к сознанию – ведь именно оно мне во всем помогало.

– Но у тебя есть и собственные мозги, – улыбнувшись, сказала Анастасия. – А это тоже немало.

Концепция Гарантии Базового Дохода возникла задолго до того, как власть и функция управления были переданы мне. Достаточно давно многие государства стали выплачивать своим гражданам деньги только за то, что те существовали. Необходимость этого была вызвала ростом безработицы в результате введения повсеместной автоматизации всего и вся.

Позже идея всеобщего благосостояния и социальной защищенности нашла воплощение в концепции ГБД. Каждый гражданин, в соответствии с этой концепцией, имеет право на некий кусок общественного пирога, независимо от того, желает ли он участвовать в создании национального богатства или нет.

У людей тем не менее есть и иные нужды, помимо получения регулярного дохода. Это нужда быть полезным, продуктивным, даже просто занятым – в том числе и тогда, когда эта занятость обществу ничего конкретно не приносит.

Поэтому под моим мудрым и благосклонным руководством любой человек, желающий получить работу, таковую имеет, а заработанное сверх ГБД есть и форма мотивации, и мера общественного успеха трудящегося. Каждому гражданину я помогаю найти работу, которая его бы удовлетворяла. Конечно, сейчас необходимым является очень ограниченное количество профессий, поскольку почти все могут делать машины; но иллюзия цели – вещь крайне важная для хорошо организованного населения.

«Гипероблако»