Читать книгу Жнец-2. Испытание - Нил Шустерман, Neal Shusterman - Страница 8

ИЗ КАЗИНО СИТРА УЕХАЛА на авто-такси. Машина, чья электроника была подсоединена к сети, сама прокладывала себе маршрут, но в тот момент, когда Ситра устроилась внутри, индикатор, показывающий наличие связи с «Гипероблаком», мигнул и погас. По сигналу от ее кольца машина поняла, что в машине находится жнец.

Такси приветствовало Ситру синтетическим голосом, в котором не было и следа присутствия искусственного интеллекта.

– Пункт назначения? – бездушно спросила машина.

– Юг, – ответила Ситра и вдруг вспомнила: когда она путешествовала по югу Мерики, пытаясь скрыться от преследования Чильаргентинских жнецов, то на такой же вопрос авто-такси дала такой же краткий ответ: «Север». Как же давно это было!

– Юг не может быть пунктом назначения, – проверещала машина.

– Просто езжай вперед, – сказала Ситра. – Пункт я определю позже.

Автомобиль отъехал от тротуара и больше к ней не обращался.

Ситра уже начинала ненавидеть эти подобострастно-послушные авто-такси. Странно, что она иначе к ним относилась в период своего ученичества. Ситру Терранова никогда не посещало страстное желание научиться водить – такое, что теперь регулярно наваливалось на Жнеца Анастасию. Не исключено, что именно груз ответственности за чужие жизни, который лежал на ее плечах, да еще необходимость постоянно самой принимать решения мешали ей удовлетвориться ролью пассивного пассажира. А может быть, это бунтовал в ней дух Жнеца Кюри, частицу которого она впитала за месяцы своего ученичества. Та просто обожала водить яркие спортивные авто – единственное послабление, которое она себе позволяла, послабление, вступавшее в конфликт с суровым имиджем жнеца. Жнец Кюри принялась учить Жнеца Анастасию вождению – с тем же железным терпением, с которым она учила Ситру заниматься жатвой.

Ситра решила, что вождение гораздо сложнее жатвы.

– Это просто другой набор навыков, Анастасия, – сказала ей Жнец Кюри во время первого урока. Жнец Кюри всегда использовала имя, которое Ситра носила как жнец. Ситра, с другой стороны, чувствовала себя страшно неловко, произнося первое имя своей наставницы: «Мари», применительно к «Госпоже Смерть» оно звучало слишком панибратски.

– Искусством вождения нельзя овладеть в совершенстве, – говорила Ситре Жнец Кюри, – потому что каждый новый маршрут отличается от тех, которыми мы уже ехали. Но, достигнув достаточно высокого уровня мастерства, ты получаешь известную награду. Суть ее – определенная свобода действий.

Ситра не знала, удастся ли ей достичь хоть какого-то уровня. Вокруг было так много вещей, которые нужно одновременно удерживать в зоне внимания! Зеркала, педали, руль, легкий поворот которого мог запросто отправить тебя вместе с машиной в пропасть. Хуже всего то, что спортивные машины Жнеца Кюри, принадлежавшие еще эпохе смертных, не связаны с сетью. Это означало то, что они никак не помогут водителю избежать ошибок.

Неудивительно, что в эпоху смертных автомобили убивали так много людей – без контроля со стороны компьютерных сетей машина превращалась в орудие убийства не менее эффективное, чем те, что использовали теперь жнецы. А интересно, из жнецов кто-нибудь применяет автомобиль в качестве инструмента жатвы? Задав себе этот вопрос, Ситра тотчас же отогнала его.

Она знала очень немногих из тех, кто умел водить. Даже ее однокашники в школе, хваставшиеся своими новенькими авто, в качестве водителя имели встроенный компьютер. В век бессмертных управлять собственным авто – это все равно что самому себе на завтрак взбивать масло.

– Мы едем на юг уже десять минут, – сообщило Ситре авто-такси. – Вы можете определить пункт назначения?

– Нет, – коротко отозвалась она, продолжая смотреть за окно на пролетающий мимо пунктир фонарей над шоссе. Ей было бы много проще, если бы в этой поездке она вела машину сама.

До этого она даже нанесла несколько визитов автодилерам, решив – если у нее появится собственная машина, она действительно научится ее водить. Почему-то именно здесь, у торговцев автомобилями, преимущества работы жнецом были более всего очевидны.

– Пожалуйста, ваша честь, выбирайте любое из наших лучших авто, – говорили ей продавцы. – Все, что вам понравится, станет для вас нашим подарком.

Жнецы не только были выше закона; они не нуждались и в деньгах, поскольку им свободно отдавали все, что им было необходимо. Для компании, торгующей автомобилями, иметь жнеца в качестве клиента дорогого стоило – это была лучшая реклама бизнеса. В какую бы компанию Ситра ни приходила, ей предлагали выбрать что-нибудь особо броское – чтобы все головы поворачивались ей вслед, когда она поедет по улице.

– Визит жнеца – это как знак качества, – сказал ей один дилер, бывший о себе, как видно, очень высокого мнения. – Когда вы проезжаете по улице, все должны знать, что перед ними – женщина в высшей степени уважаемая и ответственная.

В конце концов Ситра решила подождать, поскольку менее всего ей хотелось символизировать знак качества для автомобильного бизнеса.

Некоторое время она потратила на то, чтобы написать в своем журнале отчет о сегодняшней жатве. Двадцать минут спустя она увидела впереди стоянку с заправочной станцией, кафе и туалетами и попросила такси свернуть с шоссе, что было немедленно выполнено.

Как только машина остановилась, Ситра сделала глубокий вдох и позвонила Жнецу Кюри, чтобы сказать, что к ночи она домой не вернется.

– Поездка слишком долгая, а вы знаете, что в такси я не могу заснуть.

– Ты могла мне не звонить, моя милая, – отозвалась Мари. – Не думай, что я сижу и терзаюсь от того, что тебя нет.

– Старые привычки долго не умирают, – сказала Анастасия. Но она знала, что Мари беспокоится о ней. Не потому, что с Ситрой могло что-то случиться – просто боялась, что та измотает себя работой.

– Тебе следовало бы выбирать объекты для жатвы поближе к дому, – сказала Мари уже, вероятно, в сотый раз. Но «Водопад», чудесный архитектурный каприз, в котором они жили, располагался глубоко в лесу, на самой восточной окраине Мидмерики, а это означало, что они, оставаясь в пределах своего округа, очень скоро выкосили бы всех обитавших там людей.

– Вы хотите сказать, что мне следовало бы больше путешествовать с вами, а не в одиночку? – спросила Ситра.

Мари рассмеялась:

– Ты права.

– Обещаю, что на следующей неделе на жатву мы поедем вместе.

Анастасия не шутила. Ей нравилось проводить время со Жнецом Кюри – и время жатвы, и время отдыха. Будучи младшим жнецом, Анастасия имела право работать под началом любого, кто изъявил бы на то свое согласие; и многие предлагали ей свое покровительство. Но только со Жнецом Кюри ее связывало особое взаимопонимание, которое хоть чуть-чуть, да облегчало ей жизнь.

– Найди местечко потеплее, моя милая, – сказала Мари. – Не перетруди свои наночастицы.

Отключив связь, Ситра еще с минуту посидела в машине, прежде чем выйти – словно Мари могла догадаться, что она задумала нечто необычное.

– Вы вернетесь, чтобы продолжить путь на юг? – спросила машина.

– Да, – ответила Ситра. – Жди меня.

– Тогда я узнаю пункт назначения?

В этот поздний час стоянка была почти пустынна.

В круглосуточном кафе и на заправке обслуживающего персонала было вполовину меньше, чем в дневные часы. Зона, где находились туалеты и душ, была чистой и хорошо освещенной. Ситра быстро направилась в ту сторону. Ночь была холодной, но в ее мантию были встроены обогревающие элементы, и в тяжелом пальто необходимости не было.

За ней никто не следил – по крайней мере, из людей. Конечно, она не могла отогнать от себя мысль, что на всем пути от машины до туалетов за ней наблюдают камеры «Гипероблака», возвышающиеся на столбах. «Гипероблако» не сидело рядом с ней в машине, но знать, где находится Жнец Анастасия и куда она направляется, было в его компетенции. Не исключено, что «Гипероблаку» были ведомы и ее намерения.

В кабинке туалета Ситра сбросила с себя мантию, тунику и легинсы, сделанные специально для нее у особого портного, и надела обычную уличную одежду, которую до этого момента прятала в складках мантии. От этого переодевания ей следалось слегка не по себе. Особым предметом гордости для жнецов было то, что они никогда не носили ничего, кроме своих мантий.

– Каждое мгновение нашей жизни отдано служению нашему делу, – говорила ей Мари. – И мы не имеем права забывать это, как бы нам ни хотелось. И наше одеяние есть свидетельство нашего призвания.

В тот день, когда Ситра приняла посвящение, Жнец Кюри объявила ей, что Ситры Терранова больше не существует.

– Ты – Жнец Анастасия, и таковой будешь пребывать до того самого момента, когда пожелаешь оставить Землю.

И Анастасия желала, чтобы это было именно так… Но иногда ей нужно было побыть просто Ситрой.

Прихватив под мышкой свернутую Анастасию, она вышла из кабинки туалета. Жнец Анастасия превратилась в Ситру, сильную и своевольную, но уже неспособную рекламировать автомобильный бизнес. В девушку, ничем особенно не приметную. Но не для «Гипероблака», которое проводило ее к ждущей на обочине машине.

В самом сердце Питтсбурга располагался огромный Мемориал Смерти – в том самом месте, где родился Жнец Прометей, ставший первым Верховным Лезвием.

Здесь по обширному парку площадью в пять акров были разбросаны куски черного вулканического стекла – фрагменты нарочно разбитого обелиска. Вокруг этих обломков стояли мраморные статуи Основателей, размерами чуть больше человеческого роста, и белый мрамор их фигур резко контрастировал с бездонной чернотой вулканического стекла.

Это был мемориал, призванный покончить с мемориалами как таковыми, мемориал, посвященный смерти.

Туристы и школьники со всего света приезжали, чтобы посетить Мемориал Смерти, где сама смерть пала ниц, поверженная жнецами. Здесь приезжие имели возможность еще раз удивиться тому обстоятельству, что в древности люди погибали от естественных причин. От старости. От болезней. В результате катастроф. Со временем весь город превратился в достопримечательность особого рода – здесь отмечалась смерть самой смерти. То есть в Питтсбурге Хеллоуин праздновался каждый день.

Повсюду устраивались маскарады и имитации колдовских ритуалов. После наступления темноты каждая башня в городе становилась Башней Ужаса, а каждый дом – Домом-с-привидениями.

Ближе к полуночи Ситра пробиралась через Мемориальный парк, браня себя за непредусмотрительность: в середине ноября ночью в Питтсбурге уже подмораживало, к тому же поднялся резкий ветер, а она не догадалась взять с собой пальто. Конечно, чтобы согреться, можно надеть мантию, но это сорвало бы все ее планы и сделало бессмысленным само переодевание. Наночастицы, согревая изнутри, пытались поднять температуру ее тела. Так она хоть не дрожала, но все равно было холодно.

К тому же без мантии она чувствовала себя уязвимой. Нагой – в самом общем смысле этого слова. Поначалу, в первые дни работы, мантия казалась ей чем-то нелепым и странным. Нередко она спотыкалась, наступив на длинные полы этого своего наряда. Но за десять месяцев, прошедших с момента посвящения, она привыкла – настолько, что теперь, переодевшись в обычную одежду, чувствовала себя странно.

В парке были и другие люди. Большинство из них либо участвовали в организованных здесь же вечеринках, либо мотались из клуба в клуб. Все были в костюмах. Мимо Ситры сновали вампиры и клоуны, балерины и сказочные звери. Единственным запрещенным костюмом в парке была мантия. Обычным горожанам было строго-настрого запрещено носить одежды, которые хотя бы отдаленно напоминали одеяние жнеца. Ряженые внимательно рассматривали проходящую мимо них Ситру. Узнали ли они ее? Конечно, нет. Они так пристально разглядывали ее потому, что в этой толпе она одна была без подобающего костюма. Она бросалась в глаза именно потому, что обходилась без привлекающего внимание наряда.

Но Ситра не сама выбрала это место. Место было указано в полученном ею письме.

Встретимся в полночь у Памятника смерти.

Ситра усмехнулась. Полночь. Памятник смерти. Звучит напыщенно, как в романах эпохи смертных. Но потом она поняла, от кого пришло письмо. Оно не было подписало, внизу просто стояла буква «Л». Датой встречи было указано десятое ноября. К счастью, жатва, намеченная на этот день, должна была состояться недалеко от Питтсбурга.

Питтсбург был отличным местом для тайных встреч. Жнецы неохотно заезжали сюда, и заниматься своим делом здесь не любили. Местечко казалось им чересчур мрачноватым: какие-то люди бегают в саванах, окровавленных одеждах, с пластиковыми ножами. Веселятся по поводу самых жутких и отвратительных вещей. Жнецы, относившиеся к смерти серьезно, видели в этом проявление дурного вкуса.

Хотя Питтсбург был самым близким к «Водопаду» большим городом, Жнец Кюри никогда здесь не работала.

– Убивать кого-то в Питтсбурге – это чересчур, – говорила она.

Поэтому встреча с кем-либо из собратьев по профессии Ситре представлялась маловероятной. Единственные жнецы, которых можно было наверняка здесь увидеть, были статуи в Мемориальном парке, вперившие надменные взгляды в поверженный черный обелиск.

Ровно в полночь из-за большого обломка черного обсидиана вышла мужская фигура. Поначалу Ситра решила, что это один из участников вечного Хеллоуина. Но фигура была, как и Ситра, без костюма. Свет от фонаря высветил этого человека, и по походке и посадке головы Ситра сразу же узнала, кто это.

– Я думал, ты будешь в мантии, – сказал Роуэн.

– Я рада, что ты не надел свою, – отозвалась Ситра.

Он подошел ближе, и свет упал на его лицо. Он был бледен, словно месяцами не видел солнца. Призрак, а не человек.

– Хорошо выглядишь, – сказал Роуэн.

Она кивнула, но не стала отвечать любезностью на любезность, потому что Роуэн совсем не собирался быть любезным. Холодные усталые глаза – словно, пережив больше, чем ему хотелось бы, Роуэн спрятался от себя и от всего мира за этой холодностью, чтобы уберечь хотя бы частицу своей души. Но вот он улыбнулся – теплой, искренней улыбкой. Здравствуй, Роуэн, – сказала Ситра про себя. – Ты прятался, но я тебя нашла.

Ситра увела Роуэна прочь от света, в тень, где их не мог увидеть никто, кроме инфракрасных камер «Гипероблака». Но здесь камер видно не было. Не исключено, что они нашли по-настоящему укромный уголок парка.

– Я рад вас видеть, Жнец Анастасия, – сказал Роуэн.

– Прошу тебя, не зови меня так, – попросила она. – Зови меня Ситрой.

Роуэн усмехнулся:

– Разве это не будет нарушением закона?

– Из того, что мне известно, все, что ты сейчас делаешь, есть грубейшее нарушение закона.

Роуэн помрачнел:

– Не верь всему, что слышишь.

Но Ситре это было важно, и она должна была услышать это именно от Роуэна.

– Правда, что ты убиваешь и сжигаешь жнецов?

Его явно задел вопрос – в нем он услышал обвинение.

– Да, я прерываю жизни тех жнецов, которые не заслуживают того, чтобы быть жнецами, – ответил он. – Но в моих действиях нет жестокости. Я прерываю их жизни быстро и не причиняя страданий – так же, как это делаешь ты. А сжигаю я их для того, чтобы их невозможно было восстановить.

– И Жнец Фарадей не возражает?

Роуэн отвернулся.

– Я не видел Фарадея уже много месяцев, – сказал он.

Он объяснил Ситре, что после его побега с Зимнего конклава в прошлом январе Фарадей, которого все считали мертвым, увез его в свой дом на берегу Амазонии. Но там он скрывался всего несколько недель.

– Мне пришлось уехать, – сказал Роуэн Ситре. – Я услышал… зов. Я не в состоянии этого объяснить.

Но Ситра поняла. Она знала, что за зов услышал Роуэн. Их тела и умы в течение года подвергались тренировкам, целью которых было создание совершенных убийц. Дело прекращения жизни стало естественной частью их личности. И Ситра не могла упрекнуть Роуэна в том, что он пожелал повернуть свое идеальное лезвие против коррупции, которая постепенно инфицировала сообщество жнецов. Но желать и делать – это разные вещи. Были строгие правила поведения. На то и существовали Заповеди сообщества жнецов. Без их соблюдения сообщество во всех областях, по всему миру, будет ввергнуто в состояние хаоса.

Но, не желая втягивать Роуэна в философский спор, который все равно никуда бы их не привел, Ситра решила поменять тему.

– Ты такой худой! – сказала она. – Ты хоть ешь?

– Ты мне теперь будешь мамой?

– Нет, – ответила Ситра спокойно, – я – твой друг.

– Понятно, – отозвался Роуэн несколько уныло. – Друг…

Ситра понимала, куда он клонит. В последний раз, когда они виделись, они оба произнесли слова, которые, как до этого они поклялись, ни в коем случае не должны были сорваться с их уст. В горячке той отчаянной, но принесшей им победу минуты Роуэн сказал Ситре, что любит ее, а она призналась, что любит его тоже.

Но что им с того теперь? Они же живут в двух совершенно разных мирах. Если они будут следовать своим чувствам, добра им это не принесет. И тем не менее Ситре не хотелось отгонять эти воспоминания. Она даже подумала – а не сказать ли ему снова о своей любви? Но придержала язык, как то и положено образцовому жнецу.

– Зачем мы сюда пришли, Роуэн? – спросила она. – Почему ты написал мне то письмо?

Роуэн вздохнул.

– Жнецы намереваются поймать меня, – сказал он. – И мне хотелось увидеть тебя перед тем, как они это сделают.

Он замолчал, задумавшись.

– Ты знаешь, что произойдет, как только меня поймают. Я буду убит.

– Они не смогут этого сделать, – покачала головой Ситра. – У тебя иммунитет.

– Осталась лишь пара месяцев. После этого они смогут сделать все, что задумали.

Ситре хотелось заронить в душу Роуэна хотя бы тень надежды, но она, как и он сам, слишком хорошо понимала реальное положение вещей. Сообщество жнецов желало смерти Роуэна. Даже старая гвардия не одобряла то, что он делает.

– Тогда не попадайся им, – сказала Ситра. – И, если увидишь жнеца в малиновой мантии, беги.

– Малиновой мантии?

– Да. Это Жнец Константин, – произнесла Ситра. – Ему лично поручено выследить тебя и доставить к жнецам.

Роуэн покачал головой:

– Я его не знаю.

– Я тоже. Хотя и видела его на конклаве. Он возглавляет в сообществе жнецов бюро расследований.

– Он из новых? Или относится к старой гвардии?

– Ни то, ни другое. Сам по себе. Друзей у него нет; во всяком случае, я не видела, чтобы он говорил с кем-нибудь из других жнецов. Не знаю, какие цели он преследует… Может быть, справедливость?

Роуэн рассмеялся.

– Справедливость? Вряд ли сообщество жнецов теперь знает, что такое справедливость.

– Некоторые знают, Роуэн, – отозвалась Ситра. – Я должна верить, что мудрость и здравый смысл в конечном счете восторжествуют.

Роуэн протянул руку и дотронулся до ее щеки, и она позволила это сделать.

– Я тоже хочу в это верить, Ситра, – сказал он. – Я хочу верить, что сообщество жнецов станет таким, каким должно быть… Но иногда, чтобы добраться до места назначения, нужна полная тьма.

– Тьма – это ты?

Роуэн ничего на это не ответил. Вместо этого он проговорил:

– Я принял имя Люцифер. Оно означает «Светоносный».

– Но именно так смертные называли дьявола, – покачала головой Ситра.

Роуэн пожал плечами:

– Факелоносец всегда отбрасывает самую черную тень.

– Даже тот, кто присвоил этот факел незаконно?

– Мне кажется, – вновь пожал плечами Роуэн, – что я теперь могу присвоить все, что пожелаю.

Ситра не ожидала от него подобных слов. А он произнес их таким обыденным тоном, что Ситра была ошеломлена.

– О чем ты говоришь?

– «Гипероблако», – ответил он. – Оно позволяет мне делать все, что мне угодно. И оно обращается со мной так же, как и с тобой – не говорит и не отвечает на мои вопросы с того момента, как мы поступили в ученики к Жнецу Фарадею. То есть оно и сейчас считает меня жнецом.

Ситра задумалась. Она думала о том, о чем никогда Роуэну не говорила. Не говорила вообще никому. «Гипероблако» живет по своим собственным законам и никогда их не нарушает… Но иногда находит способы их обойти.

– «Гипероблако» могло и не говорить с тобой. Зато со мной оно говорило, – призналась, наконец, она.

Роуэн повернулся к Ситре и приблизил свое лицо к ее лицу, пытаясь заглянуть ей в глаза и понять, шутит она или нет. Поняв, что Ситра вполне серьезна, он покачал головой:

– Но это же невозможно!

– Я тоже так думала. Но когда Высокое Лезвие обвинил меня в убийстве Жнеца Фарадея, я вынуждена была броситься с двухсотого этажа его резиденции. Помнишь? И пока я была мертва, «Гипероблако» смогло проникнуть в мою голову и активировать мыслительные процессы. Технически, пока я была мертва, я не была учеником жнеца, а потому, пока мое сердце не забилось вновь, «Гипероблако» смогло со мной говорить.

Ситра вынуждена была признать, что это было весьма элегантным способом нарушить правила. И Ситра гордилась своей удачей.

– И что же оно тебе сообщило?

– Оно сказало, что в будущем я стану… играть определяющую роль.

– Определяющую? Это как?

Ситра удрученно покачала головой:

– В том-то и дело, что деталей оно не сообщило. Понимало, что если расскажет мне все, то нарушит закон.

Потом Ситра приблизилась к Роуэну. Теперь она говорила спокойнее, но с большей силой в голосе. Веско и с полной серьезностью.

– Если бы ты спрыгнул с этого здания и на время умер, то и с тобой бы «Гипероблако» заговорило.

Ситра взяла его за руку – это было самое большее, что она могла позволить себе.

– Я думаю, ты тоже играешь определяющую роль. Я просто уверена в этом. Поэтому не дай им себя схватить – чем бы ты ни занимался.

Вы можете смеяться, но меня буквально бесит мое собственное совершенство. Люди учатся на собственных ошибках. Я же не могу этого делать, ибо таковых не совершаю. Когда приходит время принимать решение, я неизменно принимаю самое оптимальное из всех возможных. В целом правильное, и варианты касаются лишь незначительных деталей.

Из этого не следует, что у меня нет проблем. Достаточно непросто было исправить то, что человечество сотворило с Землей в период своей молодости. Нужно было восстановить озоновый слой, уничтожить газы, вызвавшие парниковый эффект, очистить моря и океаны, восстановить тропические леса, а также спасти множество видов, находившихся на грани исчезновения.

Мне удалось решить эти проблемы на протяжении одной жизни человека эпохи смертных. Так как я есть совокупность всех знаний, которыми располагает человечество, мои успехи показали: человечество было бы само в состоянии сделать то, что было сделано мной. Нужен был просто некто, наделенный безграничной волей и властью.

Я располагаю и тем, и другим. Волей и властью.

«Гипероблако»