Читать книгу Наследник Тамерлана. Ветер времени - Нина Левина - Страница 5

Едигей был мрачнее низко нависшего над землёй неба, с которого непрестанно сыпались мелкие колючие снежинки, подхватываемые ледяным ветром. К стенам Москвы подойти вплотную так и не удалось. Небольшие отряды предпринимали попытки подобраться через ров к воротам под покровом ночи, но их неизменно встречали градом стрел и потоками горячей смолы недремлющие защитники города. После каждой такой вылазки снова начиналась пальба из пушек, заставлявшая держаться войско Едигея на почтительном расстоянии. Что-то задерживался в пути Тверской князь Иван Михайлович, от которого эмир ожидал существенную поддержку орудиями. К тому же время шло, посольства от москвичей не было, а морозы крепчали с каждым днём. Хотя для привыкшего к кочевой жизни Едигея, суровая зима не была препятствием для осады. Его нукеры, закутанные в шкуры, грелись у костров, выносливые лошади копытами разбивали слой замёрзшего снега, покрывающего землю, и щипали остатки осенней травы.

Но неспокойно было на сердце у бывшего темника. Что происходит в Сарае, столице Золотой Орды, пока Едигей с основным войском находится в землях русских? Слишком много желающих воспользоваться отсутствием эмира и забрать власть в свои руки. С одной стороны нельзя бесславно закончить поход на Москву, а с другой – нельзя потерять влияние в Орде. Едигей знал, что с ним произойдёт, как только появится более сильный противник. Вчерашние союзники-царевичи и князья без тени сомнения предадут его, как он сам поступал неоднократно по отношению к другим властителям.

– Господин! – Едигея отвлёк от раздумий начальник охраны. – Там прискакал десятник Котлубей из отряда князя Бурнака. Привёз с собой старуху, утверждающую, что в её руках судьба твоего правления в Хорезме.

– Что? – нахмурился Едигей. – Котлубею жить надоело или он сошёл с ума?

– Велишь отхлестать его плетью, а старухе отрубить голову?

Едигей хотел было кивнуть, но неожиданно задумался. Хорезм! Ещё одно стратегически и политически важное место, с которым связано столько трудностей. Как только в 1405 году умер Железный Хромец, бывший повелитель Едигея, между его наследниками разгорелась нешуточная борьба за власть. Старик хотел видеть своим преемником Пир-Мухаммеда, внука от старшего сына. Ему готовился передать основные бразды правления, стараясь не обделить других родственников – двух оставшихся в живых сыновей и десятка полтора внуков. Но в действительности сложилось иначе. После смерти Тимура столицу империи, Самарканд, захватил молодой внук Халиль-Султан. Многие эмиры и военачальники не подчинились ему, заняв сторону либо Пир-Мухаммеда, либо сына Тимура Шахруха. Халиль-Султан, очутившись на троне, принялся транжирить имперские деньги, устраивая увеселения и одаривая дорогими подарками свою любимую жену Шад-Мульк – женщину низкого происхождения, против брака с которой был сам великий Тимур ещё при жизни. Поговаривали, что старшая и младшая императрицы покойного Тимура, Биби-ханум и Тукал-ханум, были отравлены не без участия сумасбродной красавицы. Видя, что Самарканд находится в руках молодого неопытного правителя, действующего под влиянием страстей, сын Тимура Шахрух, по наущению переметнувшихся к нему эмиров и мирз, выступил против Халиль-Султана. Однако за спиной у императора собралась сильная коалиция, которую вполне устраивал такого рода правитель. Войска Шахруха были разбиты, но и Халиль-Султан понёс серьёзные потери. Оба родственника временно разошлись, огрызаясь и зализывая раны.

Такой благоприятной ситуацией немедленно воспользовался Едигей, полновластный правитель Золотой Орды к тому моменту, при номинальных ханах. Он вторгся в Хорезм – небольшое азиатское государство более тридцати лет находившееся в составе империи Тимуридов, уничтожил наместника, поставленного Тимуром, жестоко разобрался со всеми недовольными его вторжением и посадил правителем Хорезма золотоордынского эмира. Таким образом Едигей заполучил прекрасный Хорезм, богатый центр торговли и земледелия, известный своими зодчими, поэтами и умелыми ремесленниками. Из Хорезма было удобно совершать опустошительные набеги на Бухару. При грозном Тимуре Едигей никогда бы не осмелился на такое, но теперь, когда империя Тимуридов трещала по швам, почему бы не оторвать от неё солидную территорию. Возможно где-то в потаённом уголке своей души Едигей мечтал когда-нибудь воссесть на Самаркандском троне, но до этого было ещё далеко. А пока к постоянным волнениям и бунтам в Сарае добавились угрозы со стороны всех влиятельных наследников Тимура, не желавших смириться с потерей Хорезма. И тут вдруг какая-то старуха! Откуда ей, живущей среди дремучих русов, известно о связи между Едигеем и этим лакомым кусочком империи Тимуридов?

– Приведи сюда Котлубея со старухой! – наконец, после долгих раздумий велел он начальнику стражи.

Вскоре перед шатром эмира показался десятник Котлубей, ведущий за собой на аркане старую женщину с небольшой плетёной корзиной в руке. Завидев Едигея, он подобострастно рухнул на колени, дёрнул вниз старуху и пополз вперёд, склонив голову к земле. «Немолодой уже воин, а всё в десятниках ходит», – усмехнулся Едигей. Он не слишком жаловал таких, не амбициозных, осторожных, довольствующихся тем, что есть, предпочитая рвущихся к почестям и власти. Правда, слишком ретивым приходилось часто рубить головы, но Едигею нравилось пользоваться их горячностью до определённого, выгодного ему момента.

– Встань, Котлубей, – велел он, – и поведай, зачем ты привёл к моему шатру эту старую морщинистую развалину вместо вереницы прекрасных юных дев?

Десятник поднялся с колен и принялся сбивчиво рассказывать о том, как произошла их встреча со старухой. Едигей внимательно слушал его, с любопытством глядя на старую Веду. Черты лица её огрубели и заострились от старости, кожа была обветренная, изрытая глубокими морщинами. Но из-под седых, свалявшихся в космы волос, повязанных тёплым чёрным платком, на Едигея смотрели умные, проницательные глаза, и взгляд проникал к самому сердцу.

– Куда ты спрятала людей, старуха? – спросил эмир, дослушав Котлубея.

– Вывела далеко в безопасное место.

– Через потайной ход?

– Можно и так сказать, – кивнула Веда.

– Мои люди перерыли там всё вверх дном, повелитель! – воскликнул Котлубей. – Был бы потайной ход – мы бы нашли его!

– Есть ходы, которые неподвластно открыть обычным людям. О них ведомо только некоторым, обладающим знанием, – ответила старуха. – Я могу это делать.

– Хочешь сказать, что ты не обычная? – усмехнулся Едигей.

– Я должна была стать такой, чтобы выжить. – Сгорбленная Веда слегка выпрямилась. – Когда сотник Джамбул перевёл меня из любимых жён в стряпухи, я решила не соглашаться с такой участью и занялась изучением свойств разных трав и ягод, приготовлением из них отваров и мазей. А потом на помощь пришли разные заклинания. Словно кто-то нашёптывал мне их на ухо. Постепенно меня стали уважать и даже бояться. Многие обращались ко мне за помощью – кто-то хотел вылечить ребёнка, кто-то заставить полюбить себя, кто-то извести со свету соперницу. К этому времени новые знания сами открывались у меня в голове, иногда показывая то, что я не просила и не хотела бы знать. Когда сотник Джамбул погиб, я посчитала себя свободной и отправилась в родные места, по которым сильно истосковалась. Да только за годы отсутствия от моей деревеньки не осталось ни следа. В своих скитаниях я наткнулась однажды в лесу на отшельника-ведуна, доживающего свой век в ветхой избушке у подножия бывшего жертвенного холма со старым дубом на вершине, и осталась помогать ему, пока он не отправился в иной мир. Невдалеке расположилась деревня, и её жители быстро привыкли к моему соседству, а в скором времени начали пользоваться маленькими услугами, обеспечив мне, таким образом, скромное пропитание…

– Мне неинтересна твоя жизнь! – прервал её Едигей. – Она может закончиться в одно мгновение по моему приказу. Что тебе известно о Хорезме?

– Многое, великий эмир! – Старуха почтительно склонила голову. – В Хорезме твоё будущее. Но… – она выразительно посмотрела на Котлубея и оглянулась на воинов охраны, застывших неподалёку. – Бесстрашный Едигей доверяет всем ушам? Может, он соблаговолит выслушать беспомощную старуху наедине?

– Мой господин! – с тревогой в голосе воскликнул начальник охраны. – Нельзя доверять ведьме!

– Дай свою руку, Едигей, – вкрадчиво проговорила Веда, протягивая вперёд иссохшие пальцы. – И ты убедишься, можно ли мне доверять.

По спине бывшего темника пробежал холодок страха, но, невзирая на него, Едигей решительно протянул руку и лишь брезгливо поморщился, когда старуха крепко вцепилась холодными пальцами в его кисть. Тотчас же в голове эмира вспыхнуло яркое воспоминание – ханский дворец в Сарае, а вот он сам выходит из-за ковра, закрывающего потайную дверь, ведущую в спальню хана. Сверкает клинок в руке, и Тимур-Кутлуга падает с перерезанным горлом, не успев даже вскрикнуть. Следующая картина – Едигей успокаивает плачущую женщину, приходящуюся ему сестрой, и отдаёт строгий приказ найти и казнить убийцу её сына. Эмир выдернул свою руку из цепких пальцев и с ужасом отшатнулся от старухи.

– А ведь он был твоим племянником, – тихо пробормотала она. – Его младшего брата постигла та же участь.

– Как ты узнала? – прошипел Едигей.

– Ты плохо слушал историю моей жизни, господин, – проскрипела Веда. – Многие знания сами появляются в моей голове.

– А если я велю отрубить её?

– Ты вправе сделать это, но лучше воспользуйся тем, что расскажу. Я, хоть и стара, но не хочу умирать.

– Странно. – Едигей покачал головой. – Обычно старики не боятся смерти, некоторые даже молят о ней.

– Я боюсь смерти, – ответила Веда, тяжело вздохнув. – Слишком многим я помогла когда-то отделаться от соперниц и соперников, извести со свету старых мужей и сварливых жён, избавиться от нежеланных детей. Уже много лет, как я не берусь за такие дела, стараясь только лечить и спасать. Но не знаю, что ждёт меня там, за порогом жизни! Простились ли мне старые проделки? – Она подняла крючковатый палец к небу. – Меня в дрожь бросает при мысли о небесном суде, потому и цепляюсь за жизнь, чтобы не услышать страшный приговор длиною в вечность.

– Ладно, – усмехнулся Едигей, – поживёшь пока. Входи в шатёр и постарайся меня удивить.

Он приподнял полог и вошёл внутрь, старуха проковыляла следом и тяжело опустилась на толстую шкуру возле огня. Из глубоких складок своего одеяния она извлекла длинную трубку и принялась разжигать её.

– Только не заставляй меня ждать, – Едигей нетерпеливо щёлкнул пальцами, усаживаясь в походное кресло.

– Не буду, великий эмир, – Веда с наслаждением затянулась и выпустила тонкую струйку дыма. – Судьба несправедлива к тебе, Едигей. Одарила бесстрашием, талантом полководца и хитростью политика, наградила привлекательной внешностью и острым умом, но забыла только об одном – влить хоть каплю наследной крови Чингизидов.

– Это мне известно и без тебя.

– Все знают, что ты – настоящий правитель Золотой Орды, но вынужден ставить впереди себя глупых, избалованных юнцов, чтобы иметь право повелевать от их имени. Тебе приходится считаться с их капризами, транжирством завоёванных богатств и пьянством, иногда меняя зарвавшихся и возомнивших себя великими ханами на более удобных. Тяжело править в Золотой Орде, где судьба большинства царевичей в твоих твёрдых руках, но ещё тяжелее удержать власть в Хорезме – отобранном тобой у империи Тимуридов. Ты поставил правителем Хорезма золотоордынского царевича, но его власть не признают ни наследники Тимура, ни знать Хорезма, постоянно устраивающая заговоры с целью вернуться под власть Самарканда.

– Кого же мне ещё ставить в Хорезме? – криво усмехнулся Едигей. – Наследники Тимура со мной даже разговаривать не станут. Я для них – презренный темник, предавший Железного Хромца. И хотя они сейчас бьются между собой за право единоличной власти, но как только дело коснётся меня – без раздумий объединятся, чтобы пойти против.

– Однако, именно в Хорезме твоё спасение! – глубокомысленно произнесла Веда.

– Спасение от чего?! – Едигей вскочил с кресла. – Разве мне что-то грозит?

– Увы, господин, – старуха вздохнула, – твоей власти в Золотой Орде подходит конец. Великий Чингиз отправился в иной мир много лет назад, и капли его царственной крови размножились в сотнях, тысячах потомков, позволяя каждому претендовать на ханский трон. Ты не устоишь, Едигей. Уже поднимает войско сын убитого тобой Тимур-Кутлуга, а сколько ещё желающих воссесть на троне в Сарае? Молодых, горячих, тщеславных… – Старуха внимательно посмотрела на задумавшегося Едигея. – А вот Тимур умер менее четырёх лет назад, и прямых наследников у него не так уж много. Наглец Халиль-Султан, внук, захватил власть, невзирая на завещание деда и двух его сыновей – Шахруха и Мираншаха. Но у Мираншаха проблемы со здоровьем – что-то повредилось в голове, и его давно вычеркнули из списка престолонаследников. Остаётся Шахрух. Сейчас именно он пытается стать единовластным правителем империи Тимуридов, и его поддерживают эмиры и военачальники, потому что он – сын Тимура! Только не знают они, что у Тимура остался ещё один сын – законный наследник. И ты, Едигей, можешь стать не только правителем Хорезма, но и всей империи Тимуридов, если усадишь наследника на трон в Самарканде и станешь повелевать его именем!

Веда замолчала, глядя в глаза Едигею, наливающемуся краской гнева. Он подошёл к ведунье, схватил рукой за горло, приподнял и встряхнул над шкурой.

– Что ты несёшь, старая карга! – прошипел Едигей захрипевшей от удушья Веде. – Какой ещё сын? У Тимура их было всего четверо! Двое умерли раньше отца, а двое – Шахрух и Мираншах – остались! Нет больше сыновей! Слышишь! – Он разжал пальцы, и старуха рухнула к огню, судорожно вздыхая и откашливаясь.

– Есть, – просипела она, поднимаясь и растирая шею. – Есть, господин. Пятый сын, подаренный старику перед самой смертью младшей императрицей Тукал-ханум.

– Что? – Едигей в изумлении уставился на Веду. – Не может быть!

– Может, господин, может. Тукал-ханум родила мальчика перед смертью Тимура. Бедняжка! – Старуха вздохнула. – Тебе, должна быть известна ужасная участь гарема покойного Тимура. Сразу после его смерти женщины были проданы в рабство, стали наложницами простолюдинов и солдат, были отданы в прислуги. Таким образом осмелевшие шакалы отомстили льву, надругавшись над его жёнами.

– Я знаю, – горько произнёс Едигей. – Моя сестра была в гареме и покончила с собой, когда её заставили выносить ночные вазы за служанками Шад-Мульк – любимой жены Халиль-Султана.

– Значит, тебе известно, что шакалы не решились пойти на унижение двух императриц – старшей и младшей. Их попросту отравили.

– А ребёнок?

– Халиль-Султан готовил ужасную участь возможному сопернику на трон, но, к счастью, у императриц были верные, преданные слуги. Им удалось вынести ребёнка из дворца и надёжно спрятать его.

– Где?! – воскликнул Едигей, глядя горящими глазами на Веду.

– Далеко, эмир Едигей. Очень далеко. Если велишь – я покажу тебе.

– Показывай! – Бывший темник нетерпеливо махнул рукой.

Старуха подтянула корзину, разложила перед собой на шкуре пучки трав и принялась что-то напевать. Огонь метнулся к ней яркими языками, и Веда со смехом бросила в него несколько веточек. Пламя успокоилось, стало ровным, и старуха принялась подбрасывать в него травы, продолжая петь. Огонь едва горел над землёй, цвет его постоянно менялся с зелёного на синий, с синего на бордовый. Несмотря на дневной свет за шатром, внутри стало сумрачно, как после заката.

– Смотри, – прошептала старуха и взяла Едигея за руку.

В тот же миг они словно переместились в богато убранную спальню. Лёгкие, длинные занавеси колыхались от ветра. Вокруг сновали полупрозрачные женщины, а на широком ложе, среди шёлковых подушек лежала Тукал-ханум (Едигей узнал её) и счастливо улыбалась пожилой женщине, с осторожностью держащей в руках плачущего младенца.

– Старшая императрица, Биби-ханум. – Едигей с невольным почтением склонил голову.

– Смотри дальше, – прошелестел голос Веды.

Силуэты женщин растворились в тумане, спальня подёрнулась дымкой, и вот Едигей уже в тёмном коридоре, освещаемом светом от факела в руке Биби-ханум. Возле неё стоит Тукал-ханум. Она со слезами на глазах передаёт ребёнка молодой женщине, а рядом стоящий седовласый мужчина прижимает руку к сердцу, склонив голову. Оба, мужчина и женщина, быстро скрываются в темноте длинного коридора, и в следующий миг видение переносит Едигея в маленькую комнатку, за стенами которой идёт бой. Седой мужчина сражается с воинами императорской охраны, но в комнате происходят события не менее захватывающие – женщина прижимает младенца к груди, а какой-то незнакомец, воздев руки к небу, что-то говорит. Неожиданный столб яркого света заставляет Едигея зажмуриться, а потом раскрыть глаза в изумлении. Между двумя разошедшимися в разные стороны лучами, появляется проход к фонтану и поляне, покрытой стриженой зелёной травой. Женщина с ребёнком шагает туда, следом за ней незнакомец, а потом, через какое-то время и седой мужчина. Лучи исчезают, и перед Едигеем пустая маленькая комната.

– Что это было? – прошептал Едигей, но Веда не удостоила его ответом, только крепче сжала руку.

Едигей снова очутился в комнате, на этот раз просторной и светлой. Женщина из видений что-то радостно говорит маленькому мальчику, и он, неуверенно ступая ножками, направляется к седому мужчине. Тот берёт его на руки и кружит по комнате, ребёнок смеётся, а потом вдруг становится серьёзным, чуть оттопыривает нижнюю губу и внимательно смотрит прищуренными глазами за спину мужчине. Рыжеватые волосы блестят в лучах солнца, пробивающегося сквозь высокие окна, и Едигей вздрагивает, заметив необыкновенное сходство мальчика с человеком, на службе у которого он состоял столько лет.

– Тимур, – с ужасом шепчет темник.

Мальчик стремительно растёт, рядом с ним часто мелькает другой ребёнок, чуть младше, но всё внимание Едигея приковано к сыну Тимура. Он странно одет, ходит по дорогам, не оставляя за собой пыли, ездит в карете без лошади, но, чем старше становится, тем больше в лице проступает сходство с Железным Хромцом. Неожиданно Едигей оказывается посреди странного места – сквозь густые зелёные кроны деревьев ярко светит солнце, играя на прозрачных стёклах и множестве решёток, за которыми ходят дикие звери. Мальчик стоит к нему спиной возле высокого решетчатого ограждения, за которым, нервно подрагивая хвостом, вышагивает огромный красивый зверь с пятнистой шкурой. Большая хищная кошка. Едигей вспомнил, что когда-то такого зверя держала одна из жён Тимура. Кошка останавливается напротив ребёнка, открывает пасть с большим розовым языком и длинными желтоватыми клыками и… Звуки лавиной ворвались в шатёр Едигея. Смех и крики детей, гомон птиц, странная музыка, бьющая по ушам. Сквозь этот непривычный шум прорвалось громкое рычание хищника, а потом откуда-то послышался возглас ребёнка:

– Санджа-ар!!!

Сын Тимура резко обернулся, взглянул прямо в глаза Едигею, и видение тотчас исчезло. Старуха отпустила руку тяжело дышавшего эмира, усадила его на шкуру возле весело потрескивающего огня, налила воды в кубок и подала ему.

– Что это за место? – сделав несколько глотков и придя в себя, спросил Едигей. – Как они сбежали туда?

– Потайной ход, мой господин, – ответила Веда.

– Такой же, в котором ты прячешь людей?

– О, нет, великий эмир! Мой ход выводит людей в безопасное место, из которого они потом сами возвращаются домой. А сына Тимура увели далеко, сквозь века, к нему нет простых дорог. Он живёт в Москве, осаждённом тобой городе, только в далёком-далёком будущем, где от имён Хромого Тимура и Едигея осталась лишь пыль воспоминаний.

– И я не могу послать за ним отряд нукеров?

– Нет, – покачала старуха головой.

– Как же мне заполучить мальчишку? Ты говорила, что усадив его на трон в Самарканде, я смогу повелевать всей империей Тимуридов! Или… – Едигей пристально посмотрел на старуху. – Ты можешь открыть этот тайный ход?

– Могу, господин. – Веда поклонилась эмиру.

– Тогда сделай это немедленно!

– Увы, силы мои на исходе, слишком много потрачено, чтобы показать тебе мальчика. Мне нужен отдых.

– Сколько времени ты хочешь? – с раздражением спросил Едигей.

– Не знаю. Я почувствую, когда буду готова. Хотя, – Веда задумалась на мгновение, – неподалёку есть одно место. Надеюсь, его не сожгли москвичи вместе с посадами, и не успели разорить твои воины?

– Что за место?

– Троицкий монастырь. Позволь мне побывать там завтра.

– Знаю я это место, – кивнул Едигей. – Оно в почёте у русских. Слыхал даже, что Кочубей – лучший темник Мамая, был убит в поединке монахом из этого монастыря. Но не верю я в такие сказки. Мужи там живут сухие, тощие, в длинных тёмных одеяниях, морят себя голодом и молитвами. Как один из них мог одолеть могучего татарского воина? Разве что колдовскими чарами. Хочешь к ним съездить, посмотреть на деревянные избы за тыном? Ладно, выделю двух нукеров для сопровождения. А пока велю накормить тебя и определить место для отдыха.

Веда почтительно поклонилась, собрала свою корзину и направилась к выходу, но внезапно остановилась, словно вспомнив о чём-то:

– Есть у меня просьба, господин.

– Какая?

– Награди десятника Котлубея, чтобы не роптали его подчинённые, не добравшиеся до богатств Ростова.

– Что тебе до этого десятника?

– Не мне, господин – тебе. Не пренебрегай людьми. Когда через год князь Бурнак сговорится с твоими недругами, Котлубей сослужит добрую службу. – И старуха выскользнула из шатра, оставив Едигея в раздумьях.

***

Следующим утром один из нукеров усадил старуху впереди себя на коня, и они отправились на северо-восток от Москвы, к Троицкому монастырю. День был чудесный – на чистом голубом небе ярко светило низкое зимнее солнце. Воздух был прозрачен и словно соткан из лучей, пытающихся подарить слабое тепло. Тем страшнее был контраст с землёй, окутанной сажей от пожарищ, вытоптанной тысячами копыт лошадей, залитой почерневшей застывшей кровью. Веда многое повидала на своём веку, но всякий раз вид обгоревших руин приводил её в ужас. Она слышала вой матерей и плач младенцев, видела тени, мечущиеся в дыму пожаров, чувствовала вместе с ними боль отчаяния и горечь потерь. Это была высокая плата за её мастерство, и старуха попросила пустить лошадей вскачь, чтобы быстрее миновать места всеобщей скорби.

Не успела она облегчённо вздохнуть, оставив позади сожжённые посады Москвы, как вереница полуодетых пленных женщин и детей, подгоняемая несколькими всадниками, привлекла её внимание, заставив глаза наполниться слезами. Много-много лет назад ей довелось точно так же идти из разрушенной родной деревеньки, и хлыст подгоняющих всадников неоднократно опускался на хрупкие девичьи плечи, пока её не заметил сотник Джамбул и не купил для своего маленького гарема.

Миновав скорбную процессию, старуха и сопровождающие её нукеры, свернули на лесную дорогу и направились в сторону холма Маковец, на котором когда-то поселился Сергий Радонежский с братом Стефаном, основав монастырь. Солнце, не успев подняться высоко в небо, снова начало клониться к горизонту, когда всадники выехали на вершину холма. Среди вековых елей, обнесённая невысоким деревянным тыном, притаилась обитель, населённая монахами. Всё было цело и невредимо – и деревянная церковка посреди, с небольшой колоколенкой, и десятка полтора низеньких бревенчатых домиков-келий. Опустошающие отряды татар пока не добрались до этого места, то ли из суеверной боязни, то ли не видя интереса для обогащения в скромных монашеских жилищах.

– Я сама пойду туда, – сказала Веда нукеру, соскочила с лошади и направилась в сторону деревянных ворот.

С каждым шагом идти становилось всё труднее и труднее. С одной стороны что-то могучее и сильное влекло её к храму, стоящему посреди территории монастыря, а с другой – какая-то сила сдавливала грудь, мешая дышать, спутывала ноги, заставляла оглядываться в страхе. Веда с трудом добралась до ворот и остановилась, вцепившись в деревянный тын руками, не в силах сделать больше ни шагу. Кровь горячим потоком бежала по венам, заставляя биться сердце, словно кузнечный молот. «Здесь действительно необыкновенная сила», – подумала старуха. Ей было знакомо это ощущение обновления. Каждый раз, чувствуя, что ослабевает, она отправлялась в паломничество к ближайшим церквям, тем самым совершая кощунство, но не в силах отказаться от ведунского знания.

Внутри, за тыном, было пустынно. «Должно быть, покинули Божии слуги свою обитель, – подумала Веда. – Оно и верно, разве ж пощадят их татары?» Но тут со стороны церкви донеслось приглушённое протяжное пение, а дверь одной из келий отворилась, и к старухе направился худой монах в длинной чёрной рясе до земли. Он подошёл к воротам, остановился возле Веды и спросил, глядя поверх неё пустыми бельмами слепого человека:

– Пошто ты здесь, ведунья?

Старуха в страхе отшатнулась от слепого, но потом взяла себя в руки.

– Коль распознал во мне ведунью, так может, ответишь сам?

– Отвечу, – кивнул он. – Всех вас, вступивших в сговор с бесами, иногда тянет к Божьей обители. Знамо, дело какое-то затеяла колдовское. Душу губишь свою безвозвратно.

– Зато жизнь свою спасаю!

– Что такое жизнь? – спросил монах. – Мгновенье. Твоя вот, судя по голосу, уже на исходе. А душа – вечна. И ты размениваешь вечность на мгновение?

– Боюсь я той вечности, – вздохнула Веда. – Хотя давно не использую силу на дела плохие, да только не знаю, что ждёт меня за порогом жизни. Будет ли прощение?

– Никто не знает, но все надеются. Ибо нет греха выше милости Господней. Остановись, ведунья, и посвяти остаток своей жизни покаянию. Тогда и страх смерти отступит.

– Хорошо говоришь, монах. Может, я так и поступлю. Сделаю последнее дело и уйду куда-нибудь далеко-далеко грехи замаливать.

– Не делай то, что задумала, ибо новое тяжкое преступление ляжет на твою душу! – воскликнул монах. – Не будет тебе милости, пока не исправишь содеянное.

– Я ничего плохого не сделаю – просто верну на место то, что давно спрятано.

– Тем самым совершишь злодеяние! Отдашь в руки волка Едигея беззащитных овечек.

– Я отдам ему ребёнка, облечённого властью! Едигей воздаст ему достойные почести!

– Он возьмёт гораздо больше и утащит душу твою в бездну. – Монах зябко поёжился. – Жаль тебя, но более жаль людей, коим ты причинишь страдание. Не приходи сюда, нет пока тебе Божьего прощения.

Он повернулся к Веде спиной и медленно побрёл к храму, опустив плечи.

– Ещё чего! – крикнула ему вслед старуха. – Куда хочу, туда и иду! Сама себе хозяйка!

– А в храм Божий хочешь войти? – неожиданно обернулся к ней слепой.

– Хочу!

– Ну так войди! Ворота ж нараспашку.

Ведунья попыталась сделать шаг, переступив невидимую границу территории монастыря, но ноги её словно одеревенели, не желая слушаться. Она схватилась руками за деревянный тын, как за опору, напрягла мышцы и не смогла сделать ни единого шага.

– Так что? – раздался насмешливый голос монаха. – Ты точно себе хозяйка?

Впервые Веде стало страшно от того, что ею управляет чья-то злая воля. Женщина в бессилии опустилась в снег, тяжело дыша, и пробормотала:

– Твоя правда, не хозяйка я себе. Но стану ею, как только заберу свою жизнь у Едигея. Уйду подальше от людских глаз, чтобы в тишине и покое просить о снисхождении.

Старуха тяжело поднялась и, не оглядываясь на монастырь, направилась к дожидавшимся её нукерам. Чем дальше она отходила от забора, тем легче делалась её походка, ярче горели глаза на тёмном лице, и выпрямлялась спина, сгорбленная годами.

Она вернулась в Коломенское поздно ночью, но Едигей ещё не ложился и сразу потребовал к себе ведунью.

– Я исполнена силы, Едигей, и готова открыть для тебя потайной ход к сыну Тимура. – Старуха взглянула в глаза эмиру. – Хватит ли у тебя смелости самому шагнуть в него? Туда нет дороги простому воину.

– Моей смелости хватит на сотню потайных ходов!

– Тогда отвези меня к тому месту, где я жила. К холму, на котором раньше совершались жертвоприношения, к корням древнего дерева, питавшегося кровью умерших. Верни мою силу к их силе! Там я смогу открыть потайной ход сквозь века, а ты получишь наследника империи Тимуридов!

***

После двух дней скачки по морозному лесу Веда не выглядела уставшей. Её морщинистые дряблые щёки горели румянцем, седые космы покрылись инеем от пара изо рта, но она уверенно сидела на лошади и не требовала дополнительных остановок. Чем быстрее приближался небольшой вооружённый отряд во главе с Едигеем к её бывшему дому, тем ярче светились глаза старой ведуньи. Они затуманились лишь однажды. Когда татары промчались по бывшему соседскому селению, превратившемуся в мёртвое пепелище. «Ничего, – успокоила себя старуха, – зато люди живы. Они вернутся вскоре и отстроятся заново, как уже бывало не раз».

С неба посыпал мелкий снежок, когда отряд выехал к поляне с возвышающимся пригорком и могучим деревом на его вершине.

– Приехали! – скомандовала старуха и легко соскочила с лошади, не дожидаясь помощи.

Она зашагала, проваливаясь в снег сквозь корку льда, к обуглившимся деревяшкам, напоминавшим ей о бывшем жилище. Там, где избушка лепилась стеной к пригорку, не осталось ничего. Старая медвежья шкура сгорела дотла, обнажив туго переплетённые между собой толстые корни дуба. Огонь не причинил им вреда, только копоть от сгоревшей избы испачкала чёрным. Веда подошла к корням, заботливо протёрла их сухим, рассыпающимся в руках снегом, и на несколько секунд прижалась сгорбленным годами телом. Едигей не мешал ей, понимая, что происходит нечто важное, но слегка вздрогнул, когда старуха резко повернулась, взглянула на него ясными глазами и спросила чистым молодым голосом:

– Какую плату за проход готов ты предоставить, Едигей?

– А какую плату тебе давали жители деревни?

– Они платили едой, но и услуга для них была невелика. Тебе же я предоставлю возможность править половиной мира. Что дашь мне ты?

– У меня для тебя бесценный дар – твоя жизнь! – Едигей улыбнулся. – Сейчас она в моих руках, и я дарю её тебе! Слушайте все! Отныне жизнь этой женщины принадлежит только ей. Любой, осмелившийся забрать её, будет жестоко казнён! Ты довольна?

– Вполне! – рассмеялась старуха. – Достойная плата! Ты верен себе, повелитель! Что ж, я принимаю твой дар и открою потайной ход. Но ненадолго. Поторопись!

Веда снова повернулась лицом к корням и отошла от них на несколько шагов. Потом раскинула руки над головой и начала громко произносить слова заклинания. Каждое слово эхом отзывалось в морозном воздухе, а потом уносилось ввысь, к ветвям старого дуба. Снег становился гуще, крупные хлопья медленно сыпались сверху, оседая на одежде тёмных всадников. Старуха трижды повторила какое-то слово, и ветви дерева задвигались, поднимаясь вверх и сплетаясь в клубок. Одновременно зашевелились корни дерева, со скрипом расплетаясь и открывая широкий тёмный проход в склоне пригорка. Едигей тронул коня, но Веда обернулась с предостерегающим криком:

– Рано!

Она продолжила говорить заклинание, и проход посветлел. Вскоре перед глазами изумлённых всадников сквозь снежную пелену начала прорисовываться картинка. Это было странное место. Проникая через густые кроны деревьев, ярко светило солнце. Его лучи играли бликами на прозрачных стёклах, за которыми видны были дикие звери. Перед высоким ограждением, спиной к татарскому отряду, стоял мальчик, наблюдая за большим пятнистым зверем, нервно вышагивающим за густой решёткой. Как вдруг зверь остановился, посмотрел золотисто-зелёными глазами прямо на Едигея и раскрыл розовую пасть с длинными клыками.

– Пора! – крикнула Веда.

Её крик звонким эхом прокатился по лесу, сбивая снег с ветвей и сгоняя нахохлившихся птиц с насиженных мест. Но уже за мгновение до её крика эмир понял, что настал нужный момент, стегнул коня и поскакал в открывшийся проход…