Читать книгу Занимательная история Георгия Золотова и ему подобных - Нина Третьякова - Страница 7

Красивый, подтянутый, в военной форме, всего за несколько месяцев возмужавший Гоша предстал перед матерью. Парень – мечта, парень – картинка. Во дворе собрались люди, он слышал аплодисменты, встречали его громко и воодушевленно. Гоша тоже радовался, но очень по-своему. Надежда уже прожженного солдата все же теплилась, и он вместе с радостными чувствами от встречи с матерью с боязнью высматривал свою Марию.

Конечно, ее там не было, конечно, он знал, конечно, ему донесли, конечно, от девушки останется лишь воспоминание, а хромота – подтверждением его реальности.

Что и говорить, разбитое сердце молодого человека – горькая история. Но она не единственная в своем роде, таких Гош тысячи по всему Союзу, и как оказалось, что и по всему миру – ведь он существует – Георгий его видел. Его мать тоже это видела, только в глазах сына: они стали куда более осмысленными, там была целая история, радуга чувств и уже достаточно видимые морщины, которые никак не уродовали парня, но напротив придавали ему настоящей мужской красоты и привлекательности. Только его мать не видела в них ничего хорошего, только она бы предпочла уберечь его от невзгод, оставить его лицо нетронутым горем и болью, укрыть, отрезав доступ к ее сыну всех мирских бед. Но оттого-то Людмила и была хорошей «правильной» матерью: она никогда не показывала свои эмоции, была не только матерью, но и учителем. Она ясно понимала, что должна дать своему сыну жить своей жизнью, принимать свои решения, делать свои ошибки – иначе мужчиной ему не бывать никогда. Даже если ее сердце разорвется однажды на сотни тысяч осколков от переживаний о нем, в свидетельстве о смерти будет описана смерть от естественных причин – ни больше ни меньше.

Андрюша же не находил себе места от гордости, ему хотелось крикнуть на весь мир, что его брат – настоящий герой. Андрюша был хорошем братом: он не завидовал, не пытался соперничать, только если немножко, он просто воспринимал факты как таковые: когда нужно – радовался, когда нужно – грустил. И тем более ситуация с Марией ему казалась не столь важной в сравнении со званием народного героя и медалями.

Побыв пару дней дома, Георгий решил, что не сможет больше подрабатывать грузчиком на том же складе по понятным причинам, но прийти туда ему все же было необходимо – дела есть дела. Стоило ли сомневаться, что молва о его геройстве пронеслась по маленькому городку, и все мужики встречали его сильными хлопками по плечу, были там и новенькие, но те так же сразу понимали в чем дело и уважительно смотрели вслед. Каково же было удивление Гоши, когда он увидел Машу – теперь она носила совершенно другую прическу, обрезала кудри, и волосы чуть-чуть доходили до плеч. Эта стрижка повлекла за собой большие изменения в облике Маши. Нет, она не стала менее красивой, просто стала другой… может, этот год подействовал на всех? Или Георгий просто стал относиться к ней по-другому? Кто знает… Известно лишь то, что солдат еле справился со своим дыханием, увидев ее, он тысячи раз проигрывал эту встречу в голове, тренировался, подыскивал слова, но его сердце в буквальном смысле начало танцевать танго, и сложно было определить, кто ведет.

Слова Гоше не пригодились, легкий, еле заметный кивок головой – и все было кончено: этот бой стал самым коротким в его военной карьере, но одним из самых запомнившихся. Любовь… И любовь ли это?

– Дура! – твердили ему друзья. – Не заморачивайся, подумаешь – баба, вон их сколько! – не унимались товарищи, выплевывая колкие высказывания, то ли от чистого сердца с желанием поддержать, то ли от незнания и чувственной неопытности.

В любом случае старшего товарища Арсения, а попросту Кешу, больше волновали военные подвиги друга. Кеша отслужил в армии, но его в отличии от Гоши не посылали далеко, но отправили под Киев, где он пробыл штатным водителем весь срок. Любому смертному сейчас понятно, что парню просто повезло, но его, в свою очередь, манила эта геройская служба в горячих точках, ему-то кроме армейских шуточек да рассказов о том, какой полковник, где ворует, и поведать, собственно, было нечего, а так девчонок не увлечешь, не то, что Гоша – герой, настоящий.

В свои неполные двадцать Гоша еще делился воспоминаниями с любопытными, он еще верил, что восхищение им было искренним, безвозмездным, иными словами, не простым любопытством. Нужно ли и говорить о реакции Кеши на мешочек с пулями.

– Ну даешь! И как, больно? – сгорая от эмоций интересовался 22-летний Арсений.

– Нет, – Гоша сделал паузу, взглянул еще раз на пули, – нет, не больно, я бы и не знал, если бы мне об этом не сообщили, сам удивлен.

– Ну? И теперь что? Чем заниматься думаешь? – ребята сидели на кухне у Георгия. Суббота, часов 11 дня, свет солнца искажен красными занавесками, погода холодная. Мать Георгия Людмила к этому времени уже справилась с домашней работой, приготовила обед и даже ужин. Она всегда так поступала – Люда старалась разгрузить себя в будние дни, так устроен ее быт. Георгий не знал, что ему ответить, поэтому честно признался:

– Понятия не имею. А что, есть предложения? – ему-то все ясно, что ж тут неясного – единственное, что «светило» герою, так это устраиваться на работу на тот же завод, который погубил его отца. От одной только этой мысли бывшего солдата начинало воротить, и плюс ко всему с его инвалидностью и бюрократией данного предприятия можно было и не мечтать о хорошей должности, хоть надежда была, конечно, куда без нее…

Арсений поддерживал в Гоше некое чувство важности, общественного веса, хотя уже давно было ясно, что шумиха вокруг его возвращения из армии героем утихла и утихла не сегодня – это случилось гораздо раньше. Когда каждый знакомый или родственник повидался с Георгием лично или же передал привет на словах, за этим следовала одобрительная фраза и на этом – все. Каждый пошел жить своей жизнью: ходить на работу, заниматься детьми, готовить завтраки, трудиться во благо общества. Здесь в родном городе Георгия продолжало идти все своим чередом, здесь была просто жизнь, и рассказы героя об ужасах войны хоть и вызывали интерес, но смешивались с чувством легкого отвращения, отстранения и нереальности – ведь где этот Афганистан, его кто-нибудь видел вообще? Мало ли, что там – это, конечно, все страшно, но мы-то тут, у нас своих забот хватает – съезды, сходки кооперативов, им как раз дали самостоятельность – работы много.

Георгий иногда подсчитывал под разными предлогами скольким людям в своем окружении он небезразличен, и, к своему удивлению, всегда останавливался на цифре 4: ими были мать, бабуля, брат и его товарищ по училищу Арсений.

Бездельное спокойное утро – это особенное время. Энергия и мысли смешиваются и становятся практически физической субстанцией, кажется, что все возможно, кажется, что жизнь бесконечна, что она наполнена светом и теплом. Так и в то утро парни, позавтракав, ощущали прилив сил и решили на этом не останавливаться, взяв бутыль, они блаженно пошагали за свежим пивом из бочки: погодка так и шептала пригубить и пофилософствовать.

– Готов? – продвигаясь ближе к двери, спросил Гоша Арсения.

– Ага, открывай.

– Вот, черт, снова пуговицы отваливаются, – посетовал Арсений на свое пальто.

– Когда вернемся – своим отдам, мать говорит, что любит шить, – по-отцовски предложил Гоша.

– Было бы отлично.

Какое-то время ребята шли молча, давая себе возможность вдохнуть воздуха перед очередной затяжкой сигаретного дыма, у каждого при выходе из квартиры папироса была уже наготове, но в свою очередь каждый оттягивал момент прикуривания на несколько секунд для того, чтобы просто подышать, и когда несколько хороших, полных кислородом, головокружительных вдохов были сделаны, парни привычно подожгли спички и с нетерпением вдохнули табачный дым. Они сразу же почувствовали легкое головокружение и расслабление, шаг еще более замедлился, и им казалось, что нет ничего более прекрасного на свете, чем ходить вот так вот до обеда за свежим пивом по своей родной и знакомой улице.

– Осторожно! – хватая Арсения за локоть, словно скомандовал Георгий, тем самым поддерживая его.

– Ох, чуть голову не расшиб на ровном месте…

– Кеша, это все хорошо, но не пора ли нам делом заняться? – внезапно заговорил Георгий.

– Ну так чем не занятие? – заулыбался Кеша.

– Занятие-то замечательное, но не кормит… – серьезно, но с пониманием ответил Гоша.

– Ну так ты не тяни, есть предложения?

– В том-то и вся беда – предложения и есть, и нет, все зависит от обстоятельств.

– Что-то ты темнишь, герой.

Гоша не ответил, а только смотрел вперед, как будто видел перед собой не улицу, а свой мир, который мог видеть только он.

– Ну, давай, говори, что там у тебя на уме? – почти что переходя дорогу своему другу, спрашивал Кеша.

– Заинтриговал, значит?

– Есть немного.

– Присядем где-нибудь и потолкуем, только без шуточек, – предложил Георгий.

– Это как получится, – согласился Кеша, и они продолжили свою безмятежную прогулку.

– С вас один рубль тридцать две копейки, без тары, – радостно сообщила продавщица пива – не часто к ней герои наведываются.

– Вот, пожалуйста, не скучайте! – протянул Кеша ей заранее подготовленную сумму, взял трехлитровую бутыль – аккуратно, с любовью, словно она живая – и товарищи побрели обратно к Георгию домой.

– Ты же знаешь, в техникуме мне остался всего год, и мои перспективы на будущее тоже ясны, – начал разговор Георгий.

– Понимаю, но что в этом такого, у нас у всех такие перспективы, – согласился с товарищем Кеша, но все еще не понимал, к чему тот ведет, к чему это бесполезное сотрясание воздуха.

– Да, да, это понятно, но у меня есть мама, есть младший брат, бабуля…

– И что? Что плохого в том, что ты, как и все, будешь ходить на завод, мой старик тоже так делает и ничего – все живы.

Георгий многозначительно глянул на своего друга, ему было понятно, о чем тот толкует, вот только Гоша не мог в двух словах объяснить, насколько сильно он хотел помочь своей семье, вывести ее на другой уровень – чтоб тяжесть, вся эта тяжесть их привычной жизни просто ушла и больше никогда не возвращалась.

– Гоша, ты никому ничего не должен, ты…

– Эй… блин!!! – тут за доли секунды Георгий пытался среагировать и подхватить своего товарища, но было уже поздно, и раздался тяжелый звук разбивающегося стекла, вызвав собой чувства безнадежности и разочарования. А что еще могли почувствовать мужчины, когда на их глазах и по их собственной вине забивается бутыль со свежим пенистым пивом?

После нескольких секунд окаменения всех конечностей и невозможности сделать вдох из-за такой немыслимой потери, Георгий, махнув рукой, вспылил:

– Ну ты… Ну ты и балбес, говорил же – смотри под ноги! Денег-то мы только на один заход брали, и тары больше нет, балбес…

Арсению нечего было возразить, у него и самого чуть ли не слезы выступали на глазах.

– Знаю… Хочешь, я сам пойду теперь?

– Как же, так до следующего года будешь ходить, я сам понесу теперь.

По какой-то причине шаг ребят ускорился, и они мигом сходили домой, обратно к киоску и снова домой. Подобные растраты и травма после увиденного активизировали их настроение из созидательного в активное, и, налив себе по полным кружкам вкусного, светлого, холодного пива по ГОСТу, спустя минуту они вернулись к разговору:

– Так, о чем ты там рассказывал? – начал Кеша.

– А ты отдал свое пальто маме? – перебил его уже подобревший от нескольких глотков пива Георгий.

– Нет, сейчас, – Кеша встал, прошел в комнату. – Эм, теть Люд, у меня здесь пуговицы, беда, поможете?

– Конечно, заберешь позже, давай, – согласилась Людмила.

– Итак, на чем мы остановились? – снова завел разговор Кеша.

– Арсений, а что ты думаешь по этому поводу? – поинтересовался Гоша позицией своего друга.

– Я думаю, что чем меньше думаешь, тем дольше живешь. Вон Цвигун с Сусловым тоже думали, царство им небесное, а меньше бы думали – и растили бы своих внуков еще лет десять-двадцать, – однозначно обозначил свою позицию Кеша.

– С этим сложно спорить, хоть там и не все ясно, да и неизвестно – променял бы председатель КГБ СССР, генерал армии и член ЦК КПСС свою жизнь на жизнь простого рабочего, даже если бы знал, как все закончилось. Собственно, нам и не известно, как все закончилось, так что не будем строить догадки, – в этой мысли Георгий проявил всю свою военную философию – придерживаться фактов, инициатива-то наказуема как ни что другое.

– Ты лучше пей, не отвлекайся, – порекомендовал Арсений, – с ними-то все ясно, мы-то здесь каким боком?

– Хорошо, слушай, – Георгий вдохнул и настроился на разговор.

Арсений подсел ближе и с нетерпением был готов услышать план Героя Советского Союза на ближайшее будущее.

– Как ты уже упомянул, прямого отношения ко всем событиям в стране мы, конечно, не имеем, но грядут перемены, и…

– Ой, слушай, мне что-то уже не нравится то, что ты запел, – с опаской и нежеланием услышать что-то неположенное перебил товарища Кеша.

– Не ссы, брат, я себе не враг, – попытался доходчиво успокоить друга Гоша.

– Ладно, валяй.

– Так вот, к жизни можно относиться по-разному, можно играть в жертву, а можно в охотника, это уже как сам захочешь – верно?

– Не знаю, это как посмотреть, обстоятельства бывают разные.

– Точно, но обстоятельства хоть и разные, но они все же одинаково разные: как у жертвы, так и у охотника. Ведь ты же не думаешь, что обстоятельства – это только привилегия жертвы, у охотника тоже бывают обстоятельства, так что это к делу не относится, согласен?

– Возможно. И все же поясни, – заинтригованно, но осторожно отвечал Арсений.

– Хорошо, далеко не будем ходить – сегодня мы говорили о том, что меня ждет после техникума, было такое?

– Было.

– И что мы выяснили?

– Да, что же там выяснять, и дураку понятно – завод, семья, возможно, дача, чем черт не шутит.

– Именно! А теперь представь на минуточку, что я не Гоша Золотов, а Брежнев, например, или тот же Цвигун вышеупомянутый, представил?

– Представил, – отвечал Кеша.

– А теперь ты уверен, что меня ждет именно такая судьба?

– Сильно тебя на войне-то шандарахнуло, Гошан, – подметил Кеша, – ты или разговаривать разучился, чтоб тебя понимали, или приснилось что, ведь ты не Брежнев и не Цвигун, а Гоша Золотов, и к чему ты ведешь – никак не втельняшу, только чувствую, что к чему-то неправомерному.

Георгий ожидал немного другой реакции, но, впрочем, он и не ждал полной поддержки, наверное, потому эти два человека и сошлись в роли друзей, так как были совершенно разные.

– Слушай, а может, пойдем сегодня куда-нибудь, бабы тебе не хватает, по-моему…

– Что ты несешь, Кеша, я тебе серьезные вещи толкую.

– А я тебе что? Бабы, скажешь, не серьезные? Вон Машка твоя тебе всю голову переломала, так ты себя Брежневым воображаешь. Нормальную тебе нужно – без прибамбасов, чтоб не своим хвостом крутила, по квартирникам, а пожрать могла приготовить и убаюкать, если разойдешься. Я тебе по-дружески говорю – угомонись, это все гормоны и безделье, пойдем сегодня в клуб, там Васян всем заведует, познакомит нас с парочкой-другой мадам, ну и погудим, ты как?

– Нет, Кеша, благодарю, – слова друга порядком задели Георгия, и он уже отвернулся от него к плите и насыпал себе очередную тарелку борща.

– Ты будешь?

– Конечно, давай. Подумай насчет сегодня, не пожалеешь.

Прошел еще час, пиво проявило свою магию, и захмелевший Кеша побрел к себе в своем словно новеньком пальто. Георгий тоже прилег, ему было немного обидно, что друг принял его слова за бред, да и скинул все его стремления на плечи низших инстинктов. Парню тогда было всего двадцать, а жизнь словно уже прожита, словно уже все случилось, и остается лишь ждать, ждать ее завершения. Мысли путались, сон осторожно смешивал их еще больше, уже не давая возможности распознать, где явь, а где переплетения сознания. День прошел быстро – осадок остался от него непонятный. Но Георгий еще не знал, что это день изменит его жизнь, тот механизм, который был им запущен и, возможно, активизирован разбившейся бутылью вожделенного пива, приведет его к истории, которая станет первым шагом к его будущей жизни.

Людмиле было тяжело смотреть на своего сына, который никак не мог понять, куда ему себя деть. Ей было больно видеть, как несправедливо трудным был его путь, сколько горя ему пришлось вынести и выстоять – он видел смерть своих близких, сам узнал, что значит убивать, что значит терять товарищей, что значит предательство любимой женщины, как тяжел физический труд, бедность. Ее угнетало, что она была совершенно бессильна: ей нечего было ему предложить, у нее не было волшебной палочки, у нее даже не было волшебного слова, что могли бы облегчить его участь. Матери даже не верилось, что все произошедшее случилось наяву, что это не книга, не фильм, не страшный сон – это то, через что пришлось пройти ее собственному сыну в реальной жизни. Тогда она размышляла о том, насколько же нужно быть самонадеянной женщине, чтобы вот так поступать – давать человеку жизнь и тем самым подвергать его мучительному существованию, разрушаемому страданиям, а потом рожать еще раз, надеясь на чудо, что по какой-то причине во второй раз человеку повезет… верх эгоизма или глупости! Как бы там ни было, но прошлого не воротишь, и Людмиле приходилось только успокаивать себя тем, что ее мальчик еще совсем молодой, и что молодым организмом беды переносятся проще и забываются быстрее. Ей очень хотелось в это верить.

Вечер приближался, и раздался ожидаемый звонок в дверь.

– Кто там? – автоматически поинтересовался Гоша, хоть и прекрасно знал, кто там.

– Твой лучший друг, – улыбчиво отвечал голос за дверью.

– О, теряюсь в догадках, – отвечал Гоша, отпирая дверь. – Проходи на кухню, – с этими словами он увидел литровую тару, наполненную пивом, и понял, что ему не отвертеться.

– Давай, быстро одевайся, посидим полчасика и – в путь, – бодро скомандовал Арсений.

Георгий стал было отпираться, но попытка очень быстро провалилась, как только Арсений кинул на него свирепый взгляд: он говорил о том, что им предстоят великие дела, и никто не посмеет встать у него на пути, особенно если это касалось похода на дискотеку в Павлоградский дом культуры.

Георгий повиновался и оделся за несколько минут. Он невольно наткнулся на цветные галстуки с мультяшными животными, которые ему когда-то открыла Мария, – но был словно привет из другой жизни, когда он был совсем мальчишкой. Гоша взял их в охапку и сделал первый шаг к мусорному ведру: ведь ему больше не нужны были эти игрушки. И тут телефонный звонок вернул в реальность, Люда подняла трубку:

– Гоша! Это тебя.

Гоша подошел к телефону:

– Алло, Георгий слушает.

– Ну, здравствуй, Георгий, не потревожил?

– О, Денис Гаврилович, здравствуйте, нет, как вы, что случилось? – ответил Гоша, моментально узнав голос замдиректора своего техникума, которому он больше года назад помог обзавестись новеньким электроутюгом.

– Почему сразу случилось? Что же я не могу позвонить своему ученику, справиться о здоровье? Что-то не видать тебя на учебе давно…

– Да, да, знаю, Денис Гаврилович, семейные обстоятельства, с понедельника собирался возобновить посещения, – оправдывался Гоша, он и сам не знал, почему прекратил посещения техникума, не было никакой причины, кроме войны, конечно, и инвалидности, и предательства… Только причины эти – неуважительны, не одобрены такие причины как уважительные руководством учебного заведения, да и никаким другим государственным учреждением в этой стране.

– Семья – это хорошо, а еще лучше, когда семье хорошо, не так ли, Гоша?

– Все верно.

– Ладно, друг мой, я вот по какому делу: то, что возобновляешь посещения, – это похвально, но также у меня есть предложение о трудоустройстве, ты как, интересует? – сделал неожиданное заявление замдиректора инженерного техникума.

– Еще как интересует, что делать нужно? – очень возбужденно ответил парень.

– Для начала приди в понедельник на учебу, там и поговорим, ты парень толковый и должен понимать, что легко не будет, договорились?

– Конечно договорились, до встречи, Денис Гаврилович! – согласился Гоша.

– До встречи, Гоша, до встречи, – на этом мужчина положил трубку, и разговор был окончен.

Георгий до сих пор не мог прийти в себя, ему еще никогда никто ничего не предлагал, ничего никогда просто так не случалось, если говорить о хороших вещах. Пусть парень и не знал всех деталей, но уже предвкушал перемены.