Читать книгу Семья. История об отцах и детях, и чужаках - Нолан Росс - Страница 51

Мне не нравилось, что прачечная находилась рядом со школой, и что у людей, приходящих сюда, выбор времяпрепровождения был весьма ограничен: сидеть внутри, слушая шуршание крутящегося белья, вдыхая всю гамму запахов стиральных порошков, или ожидать на террасе, в кафе по-соседству, лицезрея школьную парковку напротив, а в обеденные и вечерние часы «наслаждаясь» обществом спешащих набить животы вредным фастфудом и побездельничать подростков, у которых закончились последние уроки.

Всё это не могло не наводить меня на парочку мыслей: тот, кто построил здесь прачечную, либо был (а может и до сих пор, являлся) родителем, наделённым гипер-опекой. Ведь это удобно: следить за ребёнком, не отходя от кассы. Или же это место построил человек (хотя в данном контексте мне трудно так его называть), который тоже был обеспокоен желанием наблюдать за детьми. Весьма удобно: следить за ребёнком (за любым из них), не отходя от кассы.

Теперь я часто думал подобным образом, и эти мысли снова и снова вызывали во мне неприятный голос, который каждый раз звучал по разному и принадлежал разным людям из моего прошлого и возможного будущего, но который твердил всегда одно и то же. Одно и то же.

«Ты уверен, что не так уж и не виновен, Зак? Да, тебя оправдали, но хорошим ли это было решением?»

На меня очень сильно давило осознание того, что люди задавались подобным вопросом, каждый раз, когда слышали мою историю. От этого я не переставал смотреть их глазами не только на себя и на свой образ мышления. Я даже не заметил, в какой момент начал действительно самостоятельно мыслить подобным образом: теперь я на многое смотрел через призму человека, которым меня однажды посчитали – через призму того, кто способен захотеть ребёнка.

Согласитесь, обвинения в каких-либо других преступных делах не несут такого отпечатка, не оставляют такой след на судьбе обвиняемого. Если бы меня обвинили в убийстве или ограблении банка, а потом признали невиновным, что бы было? Ничего. Эту историю рассказывали бы, словно интересную, нелепую байку во время любого сбора за накрытым столом. Но вот дело, в котором замешан ребёнок… В ожидании камня в спину вы будете оглядываться всю жизнь, не сомневайтесь.

Конечно, камня приходилось ожидать лишь от тех, кто точно знает, «кто я», а судя по тому, как меня каждый раз разглядывали здешние молодые и не очень женщины – они не знали. Для них я пока оставался недавно приехавшим в город мужчиной – тем самым, которых одиноким женщинам всегда не хватает в таких маленьких городках.

И тогда, я коротко и не особо обнадёживающе возвращая им дарованные мне улыбки, я ещё не знал, что уже скоро, а после – на протяжении долгих лет – они будут приходить сюда и вспоминать меня не в самых лучших выражениях. И все, как одна, будут твердить, что они, конечно, подозревали, они догадывались, что такому, как я, определённо нравилось приходить сюда, ведь я делал это не ради пресловутой стирки одежды, а чтобы наблюдать за ничего не подозревающими невинными душами через дорогу.

– Ох, доброе утро! Неужели, Вы уже уходите…

– Уж, простите, мэм, не успел накопить достаточно грязных вещей, чтоб задержаться тут подольше!

Но мой сарказм всегда был пропущенным мимо ушей.

– Ну… Если с этим снова возникнут проблемы… Уверена, я смогу подыскать для Вас парочку новых и интересных способов испачкать бельё…

– Новые способы, говорите?

Да, тогда всё было иначе: меня устраивали их неумелые игры в обольстительниц и попытки разузнать обо мне побольше. И мне хотелось, чтобы таким положение дел оставалось как можно дольше.

Но стоило мне тогда лишь об этом подумать, как мой взгляд зацепил маленькую и чертовски знакомую фигурку, переходящую дорогу и направляющуюся в мою сторону.

Не знаю, в какой именно момент моей первой реакцией на контакты с детьми стала паника. Будто каждого такого случайного и не очень ребёнка кто-то нарочито подсовывал мне, будто проводя какой-то эксперимент. И самое смешное, что испытывать это отвратительно паническое чувство я начал именно в тот момент, когда вышел из зала суда полностью оправданным.

Будто всё это дело приоткрыло мне завесу в другой мир, которому я никогда не принадлежал, но мог бы. И именно это «мог бы» и заставляло меня теперь каждый раз испытывать страх: вдруг я действительно… мог бы?

– Сегодня был просто отвратительный день! – как я и боялся, мальчишка подошёл ближе и с чувством швырнул свой рюкзак на капот моей машины, за что непременно бы получил от меня парочку нелестных слов о своих манерах, но сейчас ситуация к такому общению не располагала. Делала это ещё и по тому, что под падающей на глаза мальчишки чёлкой мне удалось заметить начавший синеть фингал.

– Это ваш ребёнок?

А, возможно, по той причине, что теоретическая разносчица сплетен стояла сейчас со мной рядом, всем своим видом одновременно выражая и любопытство, и растущее разочарование.

Множество ответов пронеслись тогда в моей голове, ни одним из которых я не мог в полной мере объяснить, почему чужой ребёнок ведёт себя со мной так, будто… Домысливать это мне не хотелось, потому что вместе с очевидными «будто мы друзья», «будто я его родственник» и чем-то подобным, в голове начали формироваться и другие тёмные, отвратительные и совершенно неприемлемые выводы, которые, я был уверен, могли возникнуть в голове этой и других сидящих на террасе кафе дамочек.

Но прежде, чем я успел выдать хоть что-то вразумительное, Джейк поднял голову на голос стоявшей рядом со мной женщины, имя которой я забыл ещё после первой нашей встречи в этом заведении, и внезапно выдал:

– Ой! Извините… – поспешно схватив свой рюкзак и опустив голову, быстрым шагом направился в сторону дома.

До которого, к слову, было не так близко, но поездка на школьном автобусе по какой-то причине явно не входила сегодня в список дел этого маленького паршивца. И, что-то мне подсказывало, что синеющий фингал под его глазом – одна из причин этого.

– Эти детишки стали такими невнимательными и невоспитанными! Куда только смотрят их родители…

– Да-да…

Казалось бы, всё сложилось удачнейшим образом: в глазах окружающих я снова был «чист», холост и не имел к детям ни малейшего отношения. Поэтому мои действия, которые последовали дальше, заставили меня частично возненавидеть себя.

Потому что, быстро распрощавшись с озадаченной мадам, я закинул пакет с вещами на заднее сидение машины… Мальчишка не успел далеко уйти, поэтому я совершенно не понимал, зачем, вместо того, чтобы посильнее нажать на педаль газа и проехать мимо, я начал сбавлять скорость.

Как я не понимал и того, что в большей степени толкнуло меня на этот поступок: факт, что мальчишка явно сегодня попал в беду («но какое мне было до этого дело?» – твердил игнорируемый мной внутренний голос) или тот факт, что мальчишка будто понимал своё нежелательное присутствие рядом со мной при посторонних. Последнее от чего-то меня даже пугало.

Будто он действительно был вынужден делить со мной какую-то страшную тайну, будто между нами действительно происходило нечто такое, что непременно стоило бояться демонстрировать на людях.

Тогда я не знал, какая из возможных причин подействовала как на меня, как и на поведение мальчишки, но уже через несколько мгновений я сбавил ход почти до нуля и опустил стекло:

– Не то, что бы мне надо было сейчас в сторону дома, но, так и быть, я тебя довезу, пацан: вот такой я сегодня добрый!

Ноль внимания. Это было что-то новенькое.

Опустив голову и глядя лишь себе под ноги, мальчишка медленно продолжал идти по тротуару, прижимая к груди рюкзак. На моей памяти ещё не было случая, чтобы этот ребёнок меня игнорировал, поэтому я сделал ещё одну попытку привлечь его внимание:

– Рискну предположить, что отвратительный день как-то связан с твоим новым образом? Все эти фиолетово-алые оттенки так и подмигивают из под твоей чёлки, так и желают рассказать свою чёртову крутую историю! Или я не прав, пацан?