Читать книгу Бетельгейзе. Военный приключенческий роман в двух частях. Часть 1 - Номен Нескио - Страница 12

Ралья Юхо Реймович – Председатель поселкового совета Аламай, 57 лет.

Ерёмин Василий Андреевич – командир взвода НКВД, начальник местной милиции, капитан.30 лет.

Коробкин Сергей Сергеевич – Директор рыбозаготовочного пункта, и. о. Председателя партийной организации п. Аламай. 50лет.

Капочкин Сил Григорьевич – бухгалтер – завхоз.62 года.

Шкура, закрывавшая вход в чум, где нашёл себе приют ссыльный иерей, которого все называли отец Пересвет, откинулась, и оттуда появился, собственно, сам священник, держа в руках Библию. Оглядевшись вокруг, он обратился на Восток, трижды перекрестившись, резко развернулся и решительной походкой, двинулся в сторону сельского Совета Аламая. Уверенные шаги священника сопровождались громким стуком американских армейских ботинок на толстой подошве по деревянному тротуару посёлка. Весь этот променад привлёк жителей своей необычайностью. Впервые, за всё время поселенцы, на которых он сейчас вовсе не обращал внимания, видели Пересвета, настроенного столь воинственно. В чистой рясе чёрного цвета, с блестевшим, начищенной медью, крестом на цепи, развевающейся на ветру чёрно – рыжей бородой, сверкая пронзительными глазами, с прищуром из-под густых бровей, он более внушал страх, чем смирение, о котором потихоньку проповедовал страждущим. Казалось, более всего некоторое отчаяние заставило его совершить пока еще необъяснимый для окружающих поступок. К тому же Пересвет никогда не появлялся на людях в одной рясе, в повседневной жизни скрывая её под матросским бушлатом или арестантской фуфайкой.

– Эх, да куда ж тебя, родненький, понесло-то, – запричитала, случайно попавшаяся навстречу Пересвету женщина в телогрейке, попытавшаяся схватить его за руку для поцелуя.

– Позже, Гана, всё после, занят я сейчас, – необычно пробасил Пересвет, медленно проведя по воздуху рукой, как бы отстраняя вопросившую от себя, при этом, не удостоив её своим взглядом, а наоборот даже прибавил шаг.

– Ты только дай знать, отец небесный, так я народ соберу, и в обиду тебя не дадим, как один в ноги упадём Советской Власти, она поймёт. А то, что же это, то фельдшера чуть не арестовали, теперь вот и тебя таскают, так они всех наших мужиков изведут, не дело так поступать, надо разобраться, в чём вина, если такая есть, – скороговоркой приговаривала Гана, следуя рядом с Пересветом.

– Не ходи за мной. Иди с Богом, всё будет хорошо, – отмахнулся от неё Пересвет.

– Ах ты ж…, – не унималась она, закусив зубами кончик головного платка, провожая его взглядом, – Таки как агнец на заклание шагает. Упаси тебя от беды, добрый Пересвет.

Склонившись в поклоне и боязливо оглядевшись вокруг, она стала быстро осенять себя многочисленными крёстными знамениями, беззвучно произнося какую-то молитву. Наблюдая исподлобья, куда это так решительно направился священник, к которому она и остальные прихожане относились с искренним почитанием, если не сказать с любовью.

– Ох, не к добру всё это шествие…, будет нам всем беда, – подумала женщина, – Побегу-ка я к бабам…, может кто чего знает или поделюсь этаким явлением. А ещё лучше, так это Айзу выспросить, вона, Пересвет, однако в правление направился. Заарестуют нашего благодетеля, нашего Христосушку, эти на расправу живы стараться. Одним словом, Ироды окаянные. Куда же ты, Пересвет, себе ли на погибель так спешишь?

Гана быстро направилась к «ложному доку» где на перерыв расположились работницы первой смены по рыбозаготовке, нежась в последних тёплых лучах осеннего Солнца.

Подойдя к крыльцу решительность батюшки, несколько спала и теперь, остановившись, он пребывал в некотором сомнении, нежели, когда вышел из своего жилища.

– Чё-то ни как поп к нам наладился, – сказал один из сидевших в кабинете правления, глядя в окно на действия Пересвета.

Переложив из правой руки Библию, Пересвет собрался, опять было наложить на себя крестное знамение, но вместо этого просто поправил на голове скуфью и вошёл в дом сельского Совета. Пройдя осторожно по тёмному коридору, он оказался у открытой двери председателя поселения Юхо Рэймовича Ральи, и словно привидение появился в проеме, сверкнув большим начищенным крестом, немного смутив присутствующих, которые сидели за небольшим столом, и пили чай. Первым, из четырёх членов правления, на появление священника обратил внимание Ерёмин, который, не отрываясь от блюдца, произнёс:

– Оппа-а-а…! Да у нас тут крестовый поход образовался, во главе с кардиналом Ришелье! Куда собрался, святой отец, никак из Писания палить будешь по Советской власти или еще чего задумал? – съязвил офицер и осторожно поставил блюдце на стол, при этом под столом незаметно расстегнул кобуру, – И чего тебе не живётся спокойно? Ну…? Чё надо-то?

– Гражданин начальник, я это…, в общем вот. Позвольте? – произнёс тихим голосом Пересвет, протягивая к столу Библию.

– Ну…, рожай уже. Никак исповедать нас желаешь или грехи наши искупить? Чего ты нам тут тычешь своей книжкой? – несколько раздражённо сказал Ерёмин.

– В общем, вы должны меня понять, – подойдя к столу и раскрыв Библию, Пересвет вынул заложенный между страницами листок бумаги, – Я не знаю, как это назвать…, прошение как будто. Прошу вас, не гоните меня, прежде прочитайте.

– Что еще за прошение? Ни как царя вспомнил? Ему прошения подавали.

– Нет, не царю. Прошение Советской Власти, гражданин начальник.

– Даже так! Ну и на какую разведку ты работал? Что же, почитаем твои художества, – произнёс Еремин, взяв в руки листок бумаги и указав пальцем на некоторое отдаление от стола, скомандовал, – Встань-ка туда.

Пересвет отошёл на указанное расстояние.

– Василий Андреич, ну что ты на человека ополчился, – заговорил председатель с несколько заметным акцентом.

– Время-я-я-я…, время нынче такое, по поводу и без повода быть бдительным, дорогой мой, – не отрываясь от чтения, ответил Ерёмин, – Иначе никак невозможно, товарищ Ралья. А то вот так пособолезнуешь, и оглянуться не успеешь, как возьмут за задницу, как в сорок первом.

– Так-то оно, конечно, правильно. Ничего не попишешь. Время действительно обязывает, – согласился председатель.

Прочитав поданное прошение, Ерёмин уставился на Пересвета сверлящим взглядом:

– А какой чин у тебя будет?

– Иерей, – ответил Пересвет.

– Это за попами шестеришь значит? Ну понятно…, а баба где твоя? Из каких ты будешь из белых или чёрных? Это одним можно, а другим значит нет, – не унимался Василий Андреевич и известным жестом показал физическую близость между мужчиной и женщиной.

Стараясь не поддаваться на оскорбления, Пересвет произнёс:

– Баба к делу не относится.

– Э-э-э-э, товарищ поп, это как сказать, – намеренно язвя, произнёс Ерёмин, – Может ты её того, убил и со скалы сбросил, а у нас тут скрываешься.

– Убийство…, грех это….

– Эт точно, грех, а вот сжигать в средние века «стахановских» звездочётов на кострах не грех, так же? – спросил громко Ерёмин и обратился к собравшимся, – Ну так что скажете, товарищи Правление?

И не дожидаясь ответа, продолжил:

– Вот скажи-ка мне, как ты из Челубея перекрестился в Пересветы?

– Я чеченец и этого никогда не скрывал, более того, даже горжусь этим, но никаким Челубеем я не был, – произнёс тихо, но с некоторым достоинством Пересвет.

– Да известно нам кем ты был, и кто есть, я даже за твоим личным делом ходить не стану, – напирал Ерёмин.

Он поднялся с табурета, немного пройдясь по комнате скрипя сапогами, вытащил из кармана пачку «Казбека» и тут остановил на ней свой взгляд, а потом опять взглянул на Пересвета:

– А…? Знакомая картинка» – спросил, указывая мундштуком папиросы на изображение горы и скачущего всадника.

Пересвет кивнул в знак согласия.

– Значитца та-а-ак. В миру, гражданин Советского Союза Ялхороев Иса Ахмат, 1910 года рождения, чеченец. Определён на поселение как политически неблагонадёжный тип, по профессии поп. В религии, взял себе погоняло Пересвет.

Ерёмин закурил и, пыхтя папиросой, сел на край стола, поставив ногу в начищенном сапоге на свой табурет.

– Ты давай не тяни кота…, за хвост, значит, не тяни, – возмутился Ралья, обращаясь к Ерёмину, – Ну чего там в прошении?

– А чего там? – ответил Ерёмин, взяв бумагу Пересвета, и передал её председателю, – На фронт наш херувим просится. Только вот есть у меня сомнения…, то он Иса, потом Пересвет, был Аллах, стал Христос, так вскоре от советского откажется и в фашисты податься. Колеблется, так сказать этот религиозный элемент.

– Не в разности религий я вижу смирение, а в служении Ему. Люди от нужды придумали имена в своём множестве. Всем нам одно наречие – агнцы, – ответил Пересвет, указав пальцем вверх.

Ну-ну…, не начинай тут свои пропаганды. Мы все эти Иерусалимы под корень извели и, как видишь, здравствуем и строим, так сказать, наше светлое будущее. Не в пример некоторым заблуждающимся, а теперь вот сражаемся и без ваших молитв, – перебил священника Ерёмин, замахав руками.

– А ведь мы знаем, народ к тебе тянется, прям как мухи на мёд, особенно бабы. Уж чем ты их там исповедуешь, можно только догадываться. Они бы так на субботники лучше спешили как в Пересветов монастырь, – подключился к разговору управляющий аламайским рыбозаводиком и уполномоченный по заготовкам Сергей Сергеевич Коробкин, к тому же на тот момент, отвечавший за партийную деятельность Аламая, вместо прежнего председателя ячейки который вот уже около двух месяцев как сгинул в тундре.

Как будто испарился весь воинственный настрой, с которым так решительно вышел из чума Пересвет. И вот он русский монах, чеченец по национальности, стоял посреди кабинета, выслушивая оскорбления в свой адрес, выражавшиеся в недоверии к нему, крепко, до белых косточек сжимая медный крест рукой, и казалось, что вот-вот и сомнёт рукой металл. Но была и благодать ему, потому как не уронил этот человек своего достоинства и пришёл он с желанием помочь стране в трудный час, когда-то так несправедливо поступившей с ним. А ведь именно его ремесло развило стойкость духа. Эх, Пересвет, Пересвет – русское имя с кавказской кровью.

– Послушай-ка, Пересвет, – теперь уже оживился Ралья, – А может ну их этих Иисусов, завязывай ты с этим делом. Мы вот хотим людей набрать для интерната, ну пусть там ребятишки грамоте или, скажем, географии обучатся. А…? Или вот в пионеры бы тут приём наладить….

Звук разбивающегося стакана, выпавшего из подстаканника, из которого наливал в блюдце очередную порцию чая Ерёмин, привлёк внимание всех присутствующих. Кипяток бойким ручейком побежал по столу, и мгновенно достиг штанов капитана:

– Блядь…!!! Да как же это…, – вскрикнул Ерёмин от того, что пролил на себя горячий чай, услышав о предполагаемых отношениях Пересвета и будущих пионеров.

Установилась тишина.

Капитан поднялся из-за стола и, встряхнув руками по воздуху, а после проведя несколько раз по своим штанам, произнёс:

– Так, Юхо Реймович, хватит! Да вы что…? Это, ну совсем никуда не годится. Поп, стало быть, у нас ещё и пионерами будет заправлять? Вы что, совсем, что ли тут все рехнулись? Да нас на смех поднимут за такое самоуправство, если к стенке не прислонят, или канал отправят рыть, а Пересвет у нас там за пахана станет.

– Так, а других-то грамотных к преподаванию нет, – вставил Коробкин.

– Indignus qui inter mala verba! (лат. Позорно жить среди сквернословия) – произнёс Пересвет.

– Вот вам здрасьте, это он уже на вражеских языках тут лопочет. Какие, на хрен, ему пионеры…, какая школа…? Да я тебя назад на узкоколейку отправлю, – не унимался капитан, потрясая кулаками.

– Товарищи – граждане Правление! Вы только дозвольте, я и так ребятишек поучу. Географию, историю… древнюю и среднюю, грамоту и счёт могу преподать, языками немного владею, по-гречески могу, по-латыни и немного по-арабски, – тут же нашёлся Пересвет, не обращая внимания на Ерёмина, который теперь был занят своими испорченными форменными штанами.

– Ну да, будешь вещать, как Земля наша на китах плавает, – не унимался Ерёмин, более злясь теперь уже на Ралью и его идеи, приведшие к такому конфузу, чем на монаха.

– Ну зачем же на китах? Как есть, так и расскажу. Кому интерес в таком невежестве? – голос Пересвета становился твёрже, и он начинал осознавать, что эта схватка, кажется, была за ним.

– Надо дать человеку шанс! – сделал вывод Коробкин.

– Сколько шансов ему ещё надо давать? Один он использовал, когда его приняла Советская Родина, чтобы сделать из него человека, а другой…, когда по его вине я облил чаем свои штаны. Тут я усматриваю вредительство, а то и покушение на…, – на что усматривал покушение Ерёмин, он еще не придумал, поэтому покушение так и осталось предположением.

– Так…, уйди, Челубей, с глаз моих! – в сердцах проорал Ерёмин, скидывая свои штаны и оставшись в смешных белых кальсонах, явно не соответствующих статусу сотрудника НКВД.

– Моё имя Пересвет!

– И Пересвет тоже, катись к чёртовой матери, не зли меня.

– Подожди там, на крыльце пока, – сказал Ралья, и Пересвет, держа в одной руке Библию, а в другой всё так же сжимая медный крест, с высоко поднятой головой, намеренно громко топая армейскими ботинками, не спеша покинул кабинет председателя поселения Аламай.