Читать книгу Бетельгейзе. Военный приключенческий роман в двух частях. Часть 1 - Номен Нескио - Страница 14

(нем. Zeughaus – дом для оружия (оборудования))

Ранним утром следующего дня Пересвет вышел из своего чума в несколько приподнятом и боевом настроении. Решительность его говорила сама за себя. Он всё так же был в монашеской рясе и неизменной скуфье, но более всего привлекал одетый поверх пехотный армейский кожано- брезентовый пояс с двумя портупейными ремнями, туго схваченными в латинскую букву Y на спине и вертикально идущими на груди к поясу и противогазной сумкой через плечо, в которой лежала неизменная Библия. Теперь он был более похож на арабского воина мамелюка, чем на православного священника.

– У, шакал и сын шакала! На ремни буду тебя резать, если достану. Берегись! – зло произнёс Пересвет, обратившись лицом на Запад, и решительно направился к инвентарному складу, где его уже поджидал Сил Григорьевич Капочкин. В минуты гнева более чем когда-либо проявлялся кавказский акцент монаха.

– Значит, явился, воин! – благодушно встретил Пересвета бухгалтер-кладовщик, – Ну что же, получай боевое оружие, – и, оглядевшись вокруг, тихо произнёс, – Иди с Богом, солдат. Иди…. Тебя ждут… там.

Ничего не ответил Пересвет, лишь слегка кивнул, подхватил кирку и лопату, и отправился в сторону моря на небольшую скалистую сопку, где располагалась артиллерийская батарея. Параллельным курсом туда же двигался местный «гарнизон» под командованием капитана Ерёмина. Часовой задержал Пересвета окриком, но подошедший Ерёмин махнул рукой, и все продолжили свой путь, подойдя вплотную к орудиям.

– Товарищ капита-а-а-ан, пусть меня пропустят. Свои-и-и…!!! Я с вами!!! – крик Геракла догнал строительную команду.

– Часовой, пропусти этого «скульптора». Он тоже тут будет работать, – скомандовал Ерёмин.

Все были в сборе. Солдаты построились в шеренгу, рядом встали Геракл и Пересвет. Ерёмин оглядел всех и вроде бы остался доволен:

– Товарищи бойцы! С вами будет трудиться вот этот товарищ поселённый и служитель культа. Он такой же гражданин нашей страны, только религиозный поп. Прошу отнестись с пониманием и обращать больше внимания не на социальный статус Пересвета, а на важность возводимого объекта. Перекур каждый час по десять минут. А ты, Геракл, давай начинай камуфлировать свои скульптуры, ну и про боевое орудие не забудь. Крась всё как есть в «грязный снег», другой краски всё равно нет. Когда закончишь, присоединяйся к строительству. На тебе вся ответственность за правильность возведения объекта. С тебя спрошу за блиндаж…, то есть цейхгауз, имей в виду, Паганини.

– Будет сделано, товарищ комиссар. Цейхгауз так цейхгауз, – ответил Геракл, – Я вот думаю, может с ложных строений материал взять, леса совсем мало, ну хоть по паре досок или брёвен.

– Ты мне это брось. Леса мало, зато камней много. На то это и боевая задача, чтобы её решать! Задачи, Геракл, решают…! Понял меня? А лес не трогать. Узнаю, под трибунал пойдёшь за паровоза! Я тебя на сквозь вижу! – перебил Геру Ерёмин.

– А чё такое Паганини? – поинтересовался Геракл.

– Эх ты, темнота…, это скульптор такой древесный был, – ответил капитан и сразу переключился с плотника на солдат, – Так вот, сейчас будем рыть яму под закладку тола, батюшку с взрывом осенило, а потом придётся рвать. Приступайте. Сапёр, ко мне! – закончил ставить задачу Ерёмин.

– Товарищ капитан, а может батюшка попросит Господа, да яма сама собой образуется, ну чего жилы-то рвать, если такой случай представился. Не каждый день батюшки цейхгаузы возводят, – пошутил один из солдат.

– Это кто там такой умный? – произнёс Ерёмин и остановил свой взгляд на улыбающемся весёлом солдате.

– Наводчик орудия, рядовой Красной Армии Фомах, – отчеканил солдат.

– Ты куришь, боец?

– Курю, товарищ командир. В финскую компанию начал! – ответил солдат.

– А вот теперь уже не куришь! Сегодня не куришь! Ясно? Сержант, вместо перекура пусть караульный устав изучает этот умник. Нашёл время тут шутки шутить. Есть еще желающие?

Строй молчал.

– Ну вот так-то лучше будет. У меня всё, бойцы! Разойдись!

– Разойдись! – заорал сержант, – Оружие в складку.

– Ну, с Богом! – негромко произнёс Пересвет, улыбаясь и находя Ерёмина человеком не злобным, а где-то даже рассудительным, по-своему справедливым и заправив полы рясы за армейский ремень, что есть силы, воткнул в землю кирку.

– Шакал, сын шакала!!! – гудело, не переставая в голове Пересвета обращение к Гитлеру, придавая ему силы и злость в тяжёлом труде.

Работа закипела. Мёрзлая земля с трудом сдавала свои позиции, сопротивляясь упорному труду людей. Строительный материал волоком доставлялся к месту стройки. Лошадей в Аламае не было отродясь. Работающие подбадривали друг друга, и было в этом какое-то единство и сплочённость. Несколько другим был человек того времени, не избалованный городскими нежностями. Сельская наивность более доминировала в обществе. К тому же героизация человека-подвига, человека-труда принесло свои плоды. В большинстве своём дети мнили себя полярными лётчиками или моряками, искренне сочувствовали сражающейся с фашизмом Испании, массово сбегали на фронт, мечтая лишь бы как-нибудь дотянуть до призывного возраста и отправиться на войну. Дети, наиболее точный барометр будущего общества. Именно дети тридцатых и сороковых годов Германии и Советского Союза готовы были положить себя на алтарь политических амбиций и интересов государства. Вряд ли кому придёт в голову осуждать их за, иногда даже безрассудную, преданность своей Родине.

Группа ненцев с интересом наблюдала за работой и вскоре, приспособив под тяговую силу оленей, важно следовали мимо часового с нагруженными нартами, подбадривая своих оленей непонятными криками.

– Переку-у-у-ур!!! – скомандовал сержант, – Сапёр, за мной!!!

Солдаты побросали инструменты и повалились на покрытую мхом и камнями землю, наполнив воздух табачным дымом и говором. Пересвет чуть отойдя в сторону, присел на камень, распустив рясу, и теперь чем-то напоминал Христа, беседовавшего с людьми, с какой-то картины. Гул голосов несколько стих, и бойцы начали переговариваться о чём-то своём, иногда посматривая в сторону Пересвета. Любому было понятно, что говорили они о ссыльном монахе. Вскоре один из солдат поднялся и развязной походкой подошёл к монаху:

– Вот ведь какое дело, святой отец, или как там к тебе обращаться? Лишил ты меня перекура значит, – так же улыбаясь, сказал, подсаживаясь всё тот же весёлый солдат.

– Ну, положим, не я тебя лишил, а прежде всего ты сам себя избавил от этого, чадо моё. Запомни, слово – это сильное оружие, посильней штыка или пули будет. Неразумно ты распорядился божьим даром размышлять и вещать, вот и заслуга тебе есть, наказание твоего командира. На вот, закури, пока не видит никто. Чего же душу и тело без надобности терзать. Покурить грех не велик…, держи, – сказал Пересвет и, оглянувшись, достал пачку из сумки и незаметно протянул папиросу солдату.

– Да я зла не держу, – ответил солдат, стараясь незаметно подкурить папиросу, – Сам-то из сирот буду, а вот приютил и воспитывал меня тоже батюшка. Отец на фронте погиб, еще в первую мировую, а мать…, а мать казак зарубил шашкой. До сих пор не пойму за что. Да время такое было смутное что ли.

Несколько солдат подошли к Пересвету и расположились рядом, и интересом рассматривая монашеское обмундирование и переглядываясь между собой. Вдруг один из солдат спросил:

– И откуда, батюшка у тебя военное снаряжение?

Пересвет промолчал.

– Ну а как, святой отец, есть Бог-то или нет, всё-таки? – задал вопрос другой солдат.

– Ну если ты говоришь о Нём и уж тем более упоминаешь Его имя, значит косвенно признаешь, что есть, сам того не желая, – ответил Пересвет.

– Чудно, – не унимался солдат, – И что…, вот так на облаке он и проживает?

– Стало быть, проживает…. Облако-душа ему название.

– А коли так, когда же он тогда явится к нам? Охота бы взглянуть на него.

– А зачем Ему являться? Он среди нас, а дом ты ему уже указал, – ответил Пересвет и указал ладонью на свою грудь, – Только признавать этого Он никого не заставляет, не принуждает. Всё случится само собой, рано или поздно, но непременно случится.

– Ну я вот лично не верю в эти поповские сказки, хотя было бы интересно узнать, кто быстрей прибежит, Аллах или Бог? Кто кого обойдёт? – напирал всё тот же солдат, пытаясь, задеть Пересвета.

Монах абсолютно без зла взглянул на него и произнёс:

– Всё смеётесь? Ну что же, пусть так. А вот представьте себя добрыми родителями, которыми вскоре доведётся вам стать, и вдруг, среди ночи или по иной другой причине заплакало ваше дитё. Страшно ему стало или жажда одолела, а может просто просит защиты потому как нужда в вас большая, так вы броситесь к нему, невзирая на то мать оно зовёт или отца. Да и какая разница в том? Родители для дитя защита, опора и вера. Вот так и с Отцом Небесным, каким бы не было его имя, призови Его и он придёт, потому, как не бросит своих чад на поругание. И защита в нём есть, ну и наказание, без этого нельзя. Возможно, что ты, солдат и будешь ждать, когда именно твоё имя произнесёт младенец и тогда именно ты и откликнешься, но бойся до того, как бы он не пострадал в своей немощи и беззащитности. Ну уж не знаю, понятно ли я объяснил или не то ты хотел услышать.

Возникла пауза. Но тут весёлый солдат, оглянувшись вокруг, наклонился и сказал, – Ну а может всё- таки с ямы начнём? Попроси, пусть хоть с закладкой поможет. А? Рыть невозможно, одни камни тут и мерзлота. Как есть тогда, положу винтовку, и подамся в монастырь.

– Не примет тебя Он. Ты солдат, а защищать слабых есть благодетель, а не по монастырям хорониться, тем более в воинах Отечеству сейчас превеликая нужда. Вот так-то, солдат. Имя тебе неверующий Фома верным было бы.

– А вот это почти в яблочко, монах. Прям как в воду глядишь. Только не Фома я, а Фомах, такая вот моя, значит, фамилия, а всё вместе будет Алексей Фомах. Будем знакомы. Этак, братцы, мы за перекур в веру можем, как один обратиться!

Солдаты рассмеялись, улыбнулся и Пересвет. Последний раз он испытывал подобие счастья тогда, когда ему позволили поселиться в Аламае. И вот теперь, среди убеждённых атеистов он чувствовал, что есть некая потребность в его словах, хоть и велик был страх этих людей перед своими командирами за общение со ссыльным монахом.

– Халя-я-я, халя-я-я…, на-а-аво-о-ор, – вдруг услышали солдаты и, оглянувшись, увидели ненца, который смешно размахивал руками, призывая их к себе.

Они приблизились. На нартах лежала, уже разделанная и порезанная на большие куски, сырая рыба и холмик соли.

– Халя шавта (нен. Рыба нельма). Кушай-кушай, – тараторил ненец, указывая пальцем на нарты, – Халя! Вкуса…, Навор (нен. Кушать.)! Кушай нада! Яха нуварм та! Саво, саво!!! (нен. Река дала еду. Хорошо, хорошо)

Солдаты принялись за еду. Ненец был доволен. Он, не торопясь присел на самый краешек нарт и добродушно смотрел на бойцов, щурясь то ли от солнца, то ли от удовольствия, попыхивая своей самодельной трубкой, но более всего ему нравилось то, что он с неким достоинством проходил мимо часового, даже не взглянув на него. Ощущение того, что ему позволено, что ему можно посещать военный объект на оленьей упряжке, буквально окрыляло этого человека.

– На-ка вот, монах, перекуси, это вроде как нельма, местный чего-то там на своём лопочет не разобрать. А то, надо полагать, небесной манны пока не предвидится, – Фомах протянул Пересвету несколько кусков рыбы нанизанных на тоненький прутик, а из кармана достал небольшую пригоршню соли и насыпал её в ладонь Пересвета.– Ты прости меня, Пересвет, если обидел словом, я не со зла шутил. Видно, не время пока мне постигать твои премудрости. Приятного аппетита! – и, ни сказав более ни слова, удалился, осторожно положив еду на небольшой валун.

Слёзы, до этого абсолютно неведомые этому человеку, защипали глаза. Пересвет отвернулся и постарался как можно быстрее пережить более чем стыдливый для него момент, так и держа в одной руке соль, а другой, вытирая насухо лицо ладошкой. Ему казалось, что вот он наступил первый день его новой жизни, когда общество немного, но признало его, признало таким, каким он был и при этом он сохранил свою веру, своё призвание без всяких условий. И это была победа.

Затянувшийся перекур прервал сержант, появившийся вместе с сапёром и ненцем, приведшим упряжку оленей груженых толовыми шашками и увидев жующих солдат заговорил:

– Это что тут такое происходит? Кто дал команду? Только попробуйте животами заболеть, вместо лазарета на гауптвахту пойдёте!

– Так, товарищ сержант, мы ж привычные! Тем более что нет тут поблизости ни лазарета, ни гауптвахты, а вот объект «сортир» в наличии имеется. Сел под кустик и лечись от утробной хвори, – ответил за всех всё тот же Фомах, под весёлый гогот солдат.

– Ладно, хватит скалиться. Два часа работы без перекура! Устроили тут самодеятельность, – добродушно ворчал сержант, – А ты, товарищ местный ненец дисциплину не разлагай! Это воинское подразделение, однако.

– Шавто, саво, саво! – не унимался ненец, снова тыча пальцем в нарты.

– Да ну тебя…! Вот заладил со своим «саво», – в сердцах произнёс сержант и махнул рукой.

И вот опять всё закопало, запилило и застучало на сопке. Выбрав момент, Пересвет осторожно обратился к Фомаху:

– Послушай, Алексей, ты артиллерист?

– А зачем тебе? – насторожился Фомах.

– Да вот хочу, чтобы показал мне кто-нибудь как с орудием обращаться, – признался Пересвет.

– Ну как обращаться-то, и я могу показать, только надо что бы было разрешение. А вообще, одно дело обращаться, а другое дело стрелять. Тут, святой отец, тригонометрию надо знать, – несколько поучительно произнёс Алексей, – А так ничего сложного.

– М-да уж, а как неправильно поймут мою просьбу? – стал вслух размышлять Пересвет, начиная жалеть о том, что поделился своим желанием.