Читать книгу Осколки маминой любви - Оксана Озкан - Страница 5

Сначала «скорая» и справка о смерти от врача. Потом милиция и оформление протокола осмотра трупа. Потом морг, свидетельство… Он умер от потери крови. Его труп был обнаружен в ванной, наполненной кровавой водой, спустя два часа после смерти, поэтому его наскоро помыли, одели, и всё равно покойник частично «задубел». Как ни старались подвязать подбородок, рот был страшно распахнут, и судмедэкспертам пришлось его ломать и зашивать.

Светланой было сделано всё, чтоб уговорить батюшку разрешить похоронить мужа на кладбище вместе с остальными усопшими, а не за воротами, как поступают по правилам Христианской Православной церкви с самоубийцами. Хоронили Александра в селе, где еще летом он весело рассказывал мальчишкам о том, как выманить из тины огромного сома.

Стояла глубокая осень, ноябрь был жутко холодным, земля замерзла, и копать могилу было трудно. Провожая мертвого сына в последний путь, мать Александра, Зинаида, молча заливалась слезами. Дед обнял за плечи свою старушку.

– Кукленок, у тебя давление, нельзя тебе, – он вытащил носовой платок из кармана, вытер им со щек своей жены солёную жидкость.

Кто-то в толпе прихожан, нетерпеливо ожидавших повода выпить поминальной водки, шептался: «Это Светка довела», «Зачем рот-то зашили», «Не топчись по земле, следы не оставляй», «Когда уходить будем, не оглядывайся!». По христианскому православному обычаю положено было попрощаться с покойным, поцеловав его в лоб. Владимир не плакал, казалось, даже не понимал, что произошло, он молча поцеловал холодный лоб отца и отошел от гроба вместе со Светланой, которая была бледна, как полотно. Настал черед Марии, она приблизилась к гробу и склонила было лицо, как вдруг к неожиданному для всех ужасу покойник «улыбнулся»: нити, стягивающие губы, по всей видимости, лопнули, и зашитый рот трупа распахнулся в чудовищной гримасе. Все страшно ахнули в изумлении, Мария отскочила от гроба, чуть не лишившись чувств.

– Это – убийца Сашки! – кто-то крикнул из толпы прихожан. Послышался общий гул, шушуканье. Гроб наспех заколотили, погрузили, засыпали землей и разошлись – кто – по домам, кто – в сельскую столовую за дармовой водкой, пирогом и сплетнями – на поминки.

На плечи Светланы легли тяжелые хлопоты, вдова вынуждена была закончить строительство собственного дома в деревне. Дом строился на заработанные с бизнеса Светланы деньги, однако оформлен был на Александра. Его родственники, как стервятники, слетевшиеся пообедать, пожелали отобрать у Светланы дом. Свекры не любили ее, даже несмотря на то, что женщина старалась им понравиться и была матерью их первого внука. Зинаида, как любая, даже самая плохая мать, понимала и чувствовала, что Светлана никогда не любила ее сына.

– Любви нет, есть уважение и привычка! Светка ни того, ни другого не испытывает, я-то знаю! – говорила свекровь Светланы своему верному мужу, потакающему ей во всём, – дом по документам на Саше! Его больше нет, значит этот дом наш!

Светлана действительно не любила Александра. Ей нужна была опора и статус семьи, статус замужней женщины. Однако для настоящего женского счастья этого не достаточно. Ложившись с мужем в постель, женщина испытывала хорошо скрываемое ею отвращение. Александр никогда не привлекал Светлану как мужчина. Она часто жалела о том, что когда-то ввязалась в авантюру, вспоминая, как познакомилась с будущим мужем.

Это случилось на праздновании новогодней ночи тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года у Галины и Андрея. Галина приходилась Светлане коллегой по работе, а Александру – двоюродной сестрой.

– Свет, ну что ты, собираешься в одиночку отмечать Новый год? – интересовалась коллега по работе, – Машуля всё равно у твоих за семьсот километров отсюда. Да и на дорогах гололед! Неужели, туда поедешь?

– Не знаю, Галь. Думаешь, он достойный? Все они, козлы, одного поля ягоды.

– Ну-у-у, этот особенный! Он надежный, да и красотою не блещет. Не обижайся, это я к тому, что бабы за ним не побегут вприпрыжку, сигая из штанов!

– Вот, молодец, значит теперь мне, как второсортной, можно заглядываться только на страшненьких… Спасибо, Галя, не дала забыть мне, что я разведёнка, – надулась Светлана.

– О! Федул, губы надул! Мой Андрюха вон вообще на гориллу похож, а что ж с того? Мужик не должен быть красивее обезьяны, хоть и плохонький, да свой. А ты без мужика вон скоро на стену полезешь! В общем так, прекращай ты уже свои капризы, приходи к нам отмечать Новый год, познакомитесь, а там сама решишь. Ну, то есть, вместе решите, как быть дальше.

Светлана была огорчена увиденной картинкой – образом мужчины – с самого начала, хоть и была заранее подготовлена: брат Галины был невысокого роста, весил больше нормы и неудачно шутил. При дальнейших свиданиях выяснилось, что положительных качеств у Александра было больше: он умел делать любую мужскую работу по дому, умел готовить, работал на заводе и прилично зарабатывал, у него была однокомнатная просторная квартира. Холостяцкая жизнь не испортила его, а наоборот, закалила, он был внимательным и нежным со Светланой и хорошо ладил с ее дочерью. Этим двум уже немолодым людям было настолько одиноко, что Александр, который в ту новогоднюю ночь планировал другое мероприятие, сам не заметил, как сделал Светлане предложение выйти за него, первое предложение руки и сердца в его жизни. Кто бы мог подумать, что двум сердцам, когда-то объединившимся в надежде спастись от одиночества, станет ещё хуже от присутствия в жизни друг друга. Светлана исполняла супружеский долг, зажмурившись и представляя кого-то другого. Александр, как любой внимательный мужчина, чувствовал это и страдал частичным отсутствием эрекции. Женщины способны терпеть нелюбимого рядом, чего не скажешь о мужчинах: мужчина никогда не будет жить с нелюбимой женщиной и сделает всё, чтоб уйти. Так, по сути, у них и получилось.

***

После смерти супруга Светлана, желая избавиться от жутких воспоминаний и расширить жилплощадь, повела Марию в нотариальную контору. Там она попросила дочь подписать какие-то очень «важные» бумаги. В скором времени Светлана сообщила детям, что они переезжают в новую трехкомнатную квартиру. В собственности у женщины был и недостроенный дом с огородом в пятнадцать соток в селе, на строительство которого нужны были деньги. Светлана не знала, где взять денег, поэтому стройка была приостановлена до лучших времен. Да и не думалось как-то о доме на фоне трагических событий. На дворе стояла сонная зима, крыша над головой была, и этого было достаточно для спокойной жизни вдовы и её детей.

Через некоторое время после трагедии Мария поняла, что беременна. По ощущениям какой-то вздутости и постоянной тошноте у нее закрались сомнения, девушка решила посетить врача.

– Да, есть беременность, но срок пока маленький. Дам тебе направление на УЗИ, сходишь, результаты мне принесешь, – быстро проговорила маленькая, худенькая врач.

Чтобы попасть на УЗИ, нужно было заплатить. Мария не имела карманных денег и не знала, что делать. У нее не было подруг, чтобы хотя бы взять денег в долг, не говоря уже о том, чтоб взять деньги безвозмездно. Оставались варианты: позвонить Николаю или попросить Ирину о помощи в письме. Но это означало бы, что о проблемах Марии знали бы все. А Николай? Просить деньги и признаться во всём?

Мария знала, где её мать прячет деньги. Узнала она об этом случайно, когда ночью проснулась от шороха на кухне. Поднявшись с постели, девушка увидела из приоткрытой двери в кухню, как мать пересчитывает деньги, потом укладывает их на дно старого чайника, кладет сверху пакетик с сушеной мятой и прячет чайник в продуктовый шкаф. Мария, увидев это, смекнула, что увиденное – тайна, и если мама узнает о том, что дочь подглядывала, очередного скандала не избежать. Девушка быстро и неслышно двинулась к своей постели и сделала вид, что спит, когда мать прошла мимо неё. И теперь Мария вспомнила об этом. Перед ней встал вопрос: взять ли деньги? Без спроса. Без объяснения. Украсть. Сказать, что не имеет никакого представления о том, куда делись деньги, если что…

– Я это сделаю. У меня нет выхода. Когда стану старше, пойду работать, отдам. Ведь если спрошу денег, она всё равно их не даст, но спросит, зачем они мне. Придётся всё объяснять. Или лгать.

Впервые в своей жизни Мария украла деньги. У своей родной матери.

Девушка взяла из чайника приличную пачку бумажных купюр, сделала это быстро, чтоб никто не увидел, не пересчитывала, но была уверена, что на УЗИ ей хватит. Сунув деньги в рукав, Мария быстро спрятала оставшиеся купюры под травой для чая, закрыла чайник. Руки тряслись, крышка чайника застучала. Вот-вот и чайник бы выскользнул из рук и рухнул с грохотом на пол. Но Мария, не теряя ни минуты, сунула чайник в шкаф.

В этот же день Мария отправилась на УЗИ. Огромный мужчина с волосатыми руками, проводящий исследование, вызывал у девушки непреодолимое отвращение: он был очень похож на покойного отчима. Забрав результаты, Мария отправилась к врачу, как и было обговорено.

– Да, всё так, как я думала, десять недель беременности. Что будем делать? Тебе нет восемнадцати, мне нужно сообщить твоим родителям о случившемся. Оставляем беременность или нет – решать будут они.

– Нет. Только не это. Пожалуйста.

– Ну, милочка, об этом нужно было думать, когда, пардон, ноги раздвигала! Иди с родными разговаривай, не тяни, а то потом поздно будет метаться-то. Время еще есть. Даю на раздумья неделю, придешь ко мне с мамой, определимся с датой твоей операции. Если не придешь, то рожать придется.

«Господи, что теперь будет-то?» – думала Мария. Как во всем признаться? Как объяснить, от кого забеременела, откуда взяла деньги на УЗИ? Но разговор так или иначе должен был состояться.

– Беременность? Ты что? Охренеть, позор-то какой! Папенькино отродье гулящее! Ну ты и шалава! – кричала мать Марии так, что казалось, её легкие вылетят из горла. – Ты же не думаешь рожать в 17 лет и всем нам жизнь испортить? Я и так тебя кормлю! Еще мне не хватало бастарда твоего! От кого ребенок-то?

– Не знаю.

– Зашибись! Ты даже не знаешь, от кого залетела? У тебя детей потом может не быть, ты же это понимаешь, тупая твоя башка!

– Понимаю.

– Да не понимаешь ты нихрена! Отец кто? Коля твой что ли?

– Нет!

– А кто тогда? Хоть денег на аборт пусть даст!

– Не знаю!

Мария заплакала, её плач перерос в рёв. Испуганная мать налила воды и дала стакан дочери.

– Так, не надо мне тут истерик. Ничего не ешь на ночь и утром. Пеленку, сорочку и тапочки на завтра приготовь. Я знаю, что делать. И побрейся по-женски. Всё.

Мария не могла понять, что происходит. Она вышла на улицу и присела на скамейку в парке. Казалось, весь мир обрушился на её плечи. В кармане оставалось несколько сотен рублей. Странно, что мать ничего не сказала про УЗИ.

Наступило утро, Мария взяла с собой всё, что велела взять мама, и они вместе вышли, ничего не сказав друг другу.

По дороге в больницу Мария видела, как беременную женщину какой-то молодой мужчина, скорее всего муж, нежно держит за руку и ведет к машине, открывая ей дверь и помогая усесться на заднее сиденье. Девушке стало тяжело на душе: возможно, она никогда не испытает того, что чувствовала та, с круглым большим животом, – гордостью любой женщины.

Знакомая Светланы работала в больнице, хватило пары слов, чтоб устроить операцию уже сегодня. В операционную была огромная очередь. Оказалось, что все женщины ждут той же участи, что и Мария, это было ясно из их разговоров. Каждая пыталась заговорить с подругами по несчастью, стоял гул, все что-то советовали друг другу.

– Я тебя во дворе подожду, – сказала дочери Светлана, и быстро вышла из больничного коридора.

– Дочка, ты тоже что ли сюда? Батюшки, какая молодая, – охнула женщина, лет пятидесяти. Как потом стало известно из ее разговора с другими, она забеременела от насилия собственного мужа, и этот аборт на её счету тринадцатый.

От того, что слышала Мария, у многих бы встали дыбом волосы, что говорить о том, что психика юной девушки была затронута не нужным ей опытом. Войдя в палату для подготовки пациентов, Мария переоделась в сорочку, как ей велели. Из операционной доносился пронзительный стон. Мария заплакала от испуга и жалости к самой себе. Вдруг в ее палату ввезли девушку, которая едва отошла от наркоза. За каталкой следом в палату влетела женщина-врач и закричала на пациентку.

– Ты что, вчера бухала? Курила? Я кому говорила, не есть, не пить ничего? А если бы я проткнула тебя?

Руки Марии похолодели. На лбу появился пот, а во рту привкус железа. Из слов врача Мария поняла, что на пациентку не подействовал наркоз, что во время операции девушка начала бить врача ногами в тот момент, пока внутри нее были медицинские инструменты. Марии стало плохо от всего этого кошмара, ей казалось, что не хватает воздуха. Но надо было взять себя в руки. Пришла её очередь. Зайдя в операционную, девушка почувствовала запах спирта, увидела на столе инструменты, а под операционным креслом – окровавленные бинты. От всего этого Мария снова почувствовала ком в горле и хотела было заплакать, но анестезиолог выразил недовольство.

– Так! Плакать прекратила! Иначе кошмары будут сниться!

– Да что может быть хуже этого кошмара, – сказал кто-то из присутствующих медсестёр.

– Жизнь это, бабоньки, очнитесь.

Марию ни о чём уже не спрашивали, никто не возмущался тем, что она такая молодая пришла одна, без мамы, казалось, миру было выгодно поскорее покончить со всем этим и вернуться в своё прежнее жизненное русло. В вену Марии ввели наркоз, и она, улетая в другую реальность, уснула.

После операции прошло всего несколько часов, и Мария смогла вернуться домой. Она чувствовала ужасную боль в животе, но с души словно камень свалился. Никаких душевных мук за убийство ещё не родившегося ребенка она не испытывала, зато испытала невероятный стресс, из-за которого, спустя несколько дней после операции, потеряла способность общаться. Кроме того, состояние памяти Марии ухудшилось, и врач рекомендовал некоторое время не посещать школу. Её отсутствие в школе мало, кто заметил, никто не интересовался её жизнью и не навестил её, пока она находилась дома.

Но всё же, посетители у неё были. В день зимних каникул приехал Николай. Он узнал о трагедии от старших родственников, которые знали покойного Александра, и вспомнил о Марии. А потом выяснил адрес у Иры, которая всё обо всех знала. Николаю надоело сидеть дома на каникулах, да и момент был подходящий – побыть рядом с девушкой в тяжелое для нее время. Мария стала приходить в себя, после каникул должна была возобновить учебу, поэтому весть о ее временной «молчаливой» депрессии прошла мимо молодого человека.

За окном стояло холодное зимнее утро, не предвещающее ничего нового, как вдруг в дверь позвонили. Мария находилась в квартире одна. Открыв дверь, она на минуту замерла от неожиданности. Это был Николай. Светлана после похорон своего мужа полностью ушла в работу, находилась на рынке по выходным до позднего вечера и не очень интересовалась делами дочери и сына. Дети были предоставлены сами себе и были одиноки. Радости Марии не было предела: она почувствовала себя нужной, ведь к ней приехал человек, по которому она очень скучала.

Девушка крепко сжала в объятиях своего любимого, который ответил на ласку взаимностью, вдыхая аромат волос Марии. Они любовались друг другом, и, казалось, забыли о том, что долго не общались, и что в семье девушки случилась трагедия: время словно остановилось.

– Ты голоден?

– О, да!

Они отправились на кухню, держа друг друга за руки. Молча улыбаясь, готовили свой первый романтический обед. Ничего вкуснее картофеля, который приготовил Николай, Мария не ела. Юноша же в свою очередь хвалил кулинарные навыки девушки:

– Я никогда не думал, что можно так быстро почистить картошку и нарезать салат!

Древесный аромат молодого мужчины, романтика обеда, нежность прикосновений наполнили квартиру. Хотелось плакать от счастья и осознания того, что рядом любимый человек. Мария рассказала Николаю, что случилось с отчимом. Казалось, рассказ затянулся в вечность, потому что Мария не могла решиться на откровение о случившемся с ней до смерти отчима. Девушка мучилась от того, что скрывает правду, что не может раскрыться до конца. Николай догадался, что Мария что-то недоговаривает, и стал выпытывать правду, в его взгляде появилась холодность и дерзость, впервые встреченные девушкой в глазах любимого. Мария, испугавшись, что что-то непоправимое может произойти, замерла на минуту, глядя в глаза Николаю.

– Я больше не девочка, Коля. Меня отчим изнасиловал.

В воздухе повисла тишина. Но уже через минуту обрадованный новостью Николай воскликнул:

– О! Так значит теперь тебе нечего бояться и ты мне дашь?

Мария не успела обдумать услышанное: в дверь позвонили. Светлана неожиданно вернулась с базара.

– Проклятое государство! Не дают спокойно заработать на хлеб! Лучше б преступников ловили, а не продавцов гоняли с их рабочих мест! – ворчала мать Марии, снимая обувь и входя в квартиру.

Почувствовав, что в квартире еще кто-то есть, мать приподняла бровь, глядя на дочь.

– У нас кто-то в гостях?

– Коля.

– Господи, еще Коли нам тут не хватало. Сегодня твоего брата не будет дома, так что твой Коля может съесть его ужин.

Светлана с недовольной ухмылкой, наполненной подозрением, поприветствовала гостя, встающего с удобно насиженного места на диване, и предложила чай.

Мать Марии очень любила свежезаваренный чай, аромат которого заполнял всю квартиру. В кухонных антресолях хранились многочисленные стеклянные банки, наполненные ромашкой, бергамотом, мятой, базиликом, сушеными ягодами и лимонными корками, липой, зеленым и черным, крупнолистовым и гранулированным чаем. Когда Светлана смешивала содержимое банок в зависимости от пожелания и настроения, то была похожа на колдунью из сказок: лицо становилось серьезным, мелкие морщины, едва заметно покрывающие нижние веки, углублялись, щеки краснели. Мария не знала, как объяснить эту страсть матери, но улавливала перемену настроения женщины, увлеченной приготовлением к чаепитию, явно в лучшую сторону: выпивая чашку за чашкой, мать становилась разговорчивее и добрее. Этот раз не был исключением. Перебив запах чужака в собственном доме ароматом свежезаваренного зеленого чая с бергамотом, мать позвала всех к столу и стала задавать Николаю многочисленные вопросы о его семье и планах на будущее. Потом она спросила, сколько Николай планирует у них пробыть и, узнав, что молодой человек уже собирается уходить, улыбнулась:

– Оставайся у нас, я позвоню твоей маме, положим тебя в зале на диване, а Мария ляжет со мной.

Вечер проходил удивительно быстро, мать Марии веселилась и не была похожа на прежнюю женщину, недовольную жизнью и задыхающуюся от злости. Она легко и свободно разговаривала с Николаем. Мария поймала себя на мысли, что ревнует и в какой-то степени даже завидует умению матери так легко поддерживать беседу. Щеки девушки пылали от страсти и желания заставить мать замолчать, и казалось, Светлана, заметив это, веселилась еще больше.

Было решено играть в монополию. Участники расселись по своим местам, разобрав фишки. Бросив кубик, определили, чей ход будет первым, начали игру. Мать Марии превратилась в ребенка, увлеченного игрой и не желающего проигрывать, чего бы это не стоило. Ее глаза горели, как у человека, ждущего исполнения заветного желания. Мария не помнила свою мать такой. Выиграть было сложно, потому что Светлана клянчила у Николая карточки с городами и фишки, даже те, что были ей не нужны, и за все выкупленные города получала все новые суммы арендной платы. На все уговоры Марии прекратить бессмысленную продажу, Николай смущенно улыбался, пожимал плечами и продолжал ход игры, вероятно, желая угодить взрослому человеку. От этого Светлана с каждым ходом становилась все капризнее, без устали отправляла дочь на кухню то за водой, то за печеньем, то за какой-то другой «совершенно необходимой» в самый ответственный момент вещью. Мария чувствовала себя ненужной, лишней, прислугой, – кем угодно, но не дочерью и не любимой девушкой.

Игра близилась к завершению, победительницей стала Светлана. Она обанкротила других игроков, с чувством собственной непревзойденности, сверкая глазами, наскоро организовала постель Николаю в зале и пожелала всем спокойной ночи, строго посмотрев на Марию, с которой им предстояло спать в одной кровати. Раздосадованная Мария была вне себя от того, что все время, предназначенное ей, было потрачено на развлечение матери. Пожелав Николаю спокойной ночи, девушка направилась в комнату матери и легла в постель. Укрывшись одеялом с головой, она, проливая свою обиду в подушку, сама не заметила, как уснула, и удивительный сон увел ее в свои сказочные просторы.

Ужасная жажда измучила Марию среди ночи. Она встала с постели, почувствовав тяжесть еще не проснувшегося тела, ночная рубашка была мокрой от пота. Волосы свисали неприглядными сосульками и ползли по плечам, словно змеи. Непонятное чувство страха и боязни чего-то необъяснимого разбудило девушку, и ком в горле сопроводил ее до кухни. Проходя мимо зала в кухню, она увидела, как две темные фигуры раскачиваются из стороны в сторону. Это были Светлана и Николай, впивающиеся в губы друг друга. Мария расслышала лишь шепот матери, который заставил обледенеть все ее тело. Ламинат под босыми ногами девушки хрустнул, заставил всех участников процесса замереть в тех позах, в которых они были. Через несколько секунд фигуры в темноте вдруг изменили свое положение. Мария, так и не добралась до кухни, метнулась в комнату, Николай хотел было двинуться следом за ней, но Светлана его остановила, направившись в свою спальню следом за дочерью.

Утро казалось долгим. Мария не хотела вставать с постели, стараясь притворяться, что спит. Послышались нервные шаги, затем голос Николая, легкий хохот, шорох и щелчок двери. Юноша покинул дом Марии, даже не попрощавшись с ней. Закрыв глаза от ужаса и боли, пытаясь заставить себя поверить в то, что все это – ужасный, кошмарный сон, девушка тихо ненавидела мир за своё существование в нём.

Мария нашла в себе силы встать с постели и направиться к матери, которая собиралась готовить завтрак и заваривать свой любимый чай. Лицо женщины имело привычное для Марии выражение, и строгие фразы матери о том, что перед завтраком желательно умыться, причесаться и переодеться, убили все намерения дочери серьезно поговорить. Мария привела себя в порядок, села за стол и хотела было что-то сказать, но Светлана её опередила:

– Какая же ты у меня страшненькая. Ничего женского в тебе нет: вся в своего отца и его мать… Глаза разного размера, веки тяжелые, волосы жиденькие… Лоска в тебе нет, неопрятная какая-то. Хоть в самое дорогое платье тебя наряди! С детства такая! Заплетешь тебе косичек, бантиками повяжешь, а ты распсихуешься: мешают тебе банты, срываешь всё с башки, ходишь, как обезьяна растрепанная.

Мария была в ярости: как может мать вот так легко разговаривать с ней о её детстве, бантах, вообще о чём угодно после случившегося, как ни в чём не бывало.

– Ты вообще понимаешь, что наделала, мама? – с красным от нервного возбуждения лицом начала кричать на мать Мария.

– О! Вот! Ещё и истеричка, как твоя тётка: та тоже всегда разборки устраивала со своей матерью. Только приедем, а она с детьми уж на пороге, домой собирается и орет на мать. Короче, отвали от меня!

– Как ты можешь? Он же в сыновья тебе годится, мама… Я любила его!

– Я специально с ним переспала, чтоб у него на тебя не чесалось! Потом опять в подоле принесешь? За аборт Коля платить будет? Учить меня надумала, неблагодарная сволочь! Всю жизнь ты мне испортила! – Светлана замахнулась на дочь, чтоб ударить её, но та перехватила её руку и больно сжала в ладони.

– Ты больше никогда не сделаешь этого.

Мария отбросила руку матери, как какой-то ненужный, вызывающий отвращение предмет, достала вещи и стала собираться на улицу.

– Куда намылилась? – рявкнула Светлана. – Сегодня уборка дома, тюль давно пора постирать… Впрочем, вали к черту, лишь бы не видеть тебя. Какая из тебя женщина? Лентяйка и идиотка, от тебя не только Коля убежит, у тебя вообще мужиков не будет.