Читать книгу Миллион долларов до конца света - Олег Айрашин - Страница 13

Америка, как известно, знаменита тремя «Д»: демократией, деловитостью и долларами. Главнейшая для нас «Д» – последняя. Суточные радуют, огорчает их ограниченность.

Но Таня тактикой командированных пока не овладела.

– Я думала, кофе пьют после завтрака.

– Танечка, из этого чудного агрегата мы выпьем: а) капучино; б) великолепный капучино; в) великолепный бесплатный капучино. А в забегаловке быстрого питания, куда мы направляемся, кофе не имеет права называться именем этого благородного напитка.

– Мы идём в настоящий американский «Мак Дональдс»? – спросил Мишаня.

– Круче, в настоящий «Рой Роджерс». Вперёд, только вперёд!

Я всё надеялся, что самолёт-игрушка – не совсем сон. А вдруг? Вот же старый осёл…

Вараксин, сославшись на головную боль, от коллективной прогулки отказался, поэтому инструктаж в закусочной пришлось проводить для троих сограждан.

– Значится, так, леди и джентльмен. Вилку за границей держат в левой руке…

– А огурец в правой, – подсказал Мишаня.

– Да поэлегантней, Майкл, поэлегантнее.

– Быстрое питание облегчает понимание. Палыч, ты попробуй, какая у них капуста, прямо тает во рту.

– Капуста, уважаемый Мишаня, тут рядом не лежала. Это кочанный салат. Вы кушайте, кушайте. Гарниры здесь бесплатные, и так называемый кофе можно пить от пуза. Повтор по-здешнему называется рефилл. Не торопитесь, у нас ещё целых две минуты. Как говорится, быстро ходи, медленно ешь – и перевалишь столетний рубеж. Всё, время.

Мы вышли на улицу.

– Итак, друзья, пригород Вашингтона Роквилл находится в получасе ходьбы от самой столицы. Американцы предпочитают жить в таких вот зелёных зонах.

– И я бы здесь пожила, – вздохнула Лена. – Воздух, как на курорте, а лужаек сколько…

М-да, подумалось, и никто ведь даже не догадывается. Через полста лет земля и жильё здесь будут стоить жалкие центы. Но хватит о мрачном. Вон, солнышко – знай себе светит, и кузнечики трезвонят безмятежно.

– На случай, если кто заплутает, чтоб вы знали. Вашингтон – логово американского империализма и цитадель мировой демократии. Располагается на восточном побережье Северной Америки. Пойдёте на север – упрётесь в Канаду, а на юге путь перекроет мексиканская граница.

– Палыч, хорош трепаться.

– Да я тревожусь за возможные потери. Хватит с нас Игоря Марковича, что вдруг не в шутку занемог. Есть подозрение, что он пивком здоровье поправляет.

– Зачем вы так? – отозвалась Лена. – Заболел человек. Вам-то хорошо, уже излечились.

– Вы правы. Итак, предлагаю план. Пока не жарко, шлёндаем по Роквилл-пайк, и все попутные шопы будут наши.

Дамы захлопали в ладошки.

– А в самой столице нас ждут Белый Дом и Капитолий.

– А я знаю, почему его так зовут! – сказал Мишаня. – Потому что стоит на капиталистическом холме.

– Так оно и есть, – добавила Лена. – Там собирается американский парламент, именуемый конгрессом,

– И если, – продолжил я, – этот самый конгресс сегодня не заседает, мы полюбуемся архитектурным шедевром изнутри. В отель возвращаемся на метро. Отъезд на конференцию в двенадцать тридцать. Идёт? Единогласно.

Мы вышли на свежий воздух.

– Предлагаю темп аллегро. По-итальянски означает весело, в смысле – быстро.

– Цигель-цигель.

– Мишаня у нас полиглот.

– Да не, я только один ростбиф съел. А вот пивка бы сейчас выпил.

– Потом-потом. Аллегро-цигель. Лена, что такое интересное вы обнаружили на газоне?

– А травка-то – будто наша.

– Так оно и есть, – согласился я. – В логове мирового империализма – русская трава Пырей, овсюг, полевица и такие родные одуванчики. Дурят нашего брата, ох, дурят.

– Уже опухли, – вздохнул подопечный.

– Бедный Мишаня, – посочувствовал я, с укором взглянув на бессердечную Татьяну.

– Да не, Палыч, я про одуванчики.

– А? И правда, опушились.

– Я только не пойму, – удивилась Таня, – почему они картошку не сажают? Ни одного огорода! Одна трава кругом, всё сорняками заросло.

– Тут дело политическое. Знаете, какого цвета американская земля? Кто угадает, получит доллар. Мишаня, стоп! Зачем ты Америку разбульдозил? Руки прочь, а не то – рашен, гоу хоум.

– Командир, земля красная. Гони бакс.

– Ты не угадал, а докопался. И вместо грина получаешь жилище индейца – фиг-вам.

– А всё-таки, насчёт картошки? – спросила Таня.

– А, да. На красной земле и клубни вырастают цвета советского флага. Поэтому ихний конгресс во время холодной войны картофель сажать запретил – во избежание пропаганды чуждых идей. Американцы – патриоты, и потому картошку с тех пор завозят из Канады. Смотрите, как много интересного вы почерпнули за какие-то полчаса. Итак, американская почва красная, а доллары зелёные. Красная земля, зелёные деньги – что ещё нужно для счастья? Кстати, о баксах, – я хлопнул ладонью по лбу, – где вы храните суточные? Прямо на себе? Неразумно.

– Почему, Палыч?

– Объясняю. Американские деньги обладают удивительной способностью быстро улетучиваться. Причём уловить точный момент исчезновения из кошелька владельцу не удаётся.

– Что-то похожее я читала.

– Может быть, Леночка. Важней другое.

– А что именно? – спросила Татьяна.

– Большая часть коренного населения Вашингтона – американцы африканского происхождения.

– Точно. Негритосов тут, как собак нерезаных.

– Мишаня, ты не поверишь – ни одного негра на всю страну. Одни афроамериканцы. А за «негритоса» тут можно и на нары загреметь. Так, это я о чём? А, да, кстати, о тюрьмах. В американской столице чрезвычайно высокая преступность. Поэтому деньги лучше держать в гостиничном сейфе.

– Неужели здесь так опасно? – Лена прижала сумочку к груди.

– Днём-то спокойно, Вашингтон – город чиновников. Но как стемнеет, бал правят чёрные. Ночью они в большинстве, а большинство всегда право. Это и называется демократия. Во, смотрите, индеец.

– Мульмуль дыня тык. Мульмульдык[11]? – Мишаня замахнулся на разговор с краснокожим.

– Зря старался, Мишаня. Не дошёл твой игривый вопрос до аборигена.

– Это как это?

– Он не индиец, а индеец.

– А не один хер?

– Индейцы здесь прежде обитали, до Колумба. А индийцы – азиаты, в Индии живут. Хотя и сюда перебраться не прочь. Всё, хватит дискуссий. Вон уже и магазины, похоже, супермаркет.

Таня вырвалась на оперативный простор: глаза горят, волосы дыбом, из ушей дым валит. Действует чётко, как Терминатор. Как определяет цель? Умница, идёт туда, где народа погуще. Но почему так часто озирается?

Ага, Танюша не в курсе, что алчущих покупателей тут не тормозят. Их пропускают, да ещё извиняются: «Икскьюз ми». Дескать, мы тут так, дурака валяем, а вам и правда надо. Проходите, милая, и простите, что помешали. Мы больше не будем.

А Лена? Тоже оглядывается, видать, робеет.

– Эх, пивка бы загасить, – сказал Мишаня. – Палыч, ты как?

– Подожди, здесь дорого, лучше по ходу в гастрономе возьмём. А тут мы шмотки посмотрим.

– Да у меня полный комплект.

– Счастливчик. Хотя, знаешь…

– Ты что, Палыч?

– Такая жарища, брат. Через час наша одёжка промокнет насквозь. Давай-ка мы по футболке купим? А мне бы и брючки полегче, как у тебя.

– Пошли.

– И для конференции что-нибудь…

– Поприличнее? – Мишаня одёрнул распашонку.

– Ну да. Тогда мы сойдём за академиков. Академикам больше наливают.

А вот и джинсы, фирма. И всего-то пятнадцать баксов пара. Кабины просторные, с зеркалами. Заглянули в первую – три нег… афроамериканца примеряются; сверкнули зубами и белками глаз. Вторая оказалась свободной.

Только зашли, через стеночку родная речь потекла.

– Васька, ну хули ты телишься?

– Да где ж она, сука?

– Так вот же, вот эта пиздюлина. Спарывай нахуй, столько торчим, блядь. Я вон уже переоделся.

– Наши, – шепнул Мишаня.

Я кивнул в ответ. Да уж, наши парни с широкой душой. И всегда готовые – за сто рублей удавить хоть кого, а за сто долларов – удавиться. Если расширение России на Запад продлится, американцам придётся эмигрировать в Канаду или Эквадор. Хотя о чём я? Прилетят дельтоны – и через пару поколений от васек духа не останется.

– Палыч, как на мне футболочка?

– Считай, Танюша уже твоя. А мои как брюки, не коротки?

– Годятся.

– Всё, пошли. Дамы поди без нас истомились.

А вот и нет, у женщин шопинг в разгаре. Лена ожила, к игрушкам присматривается. Ладно, тогда и мы ещё пошастаем. Вдруг да набредём на мой самолётик?

Мишаня шагал молча, иногда провожая взглядом молодых негритянок. Игрушку так и не встретили, зато вышли на сувениры.

– Палыч, смотри, карты.

– Генштаба?

– Ты чо, настоящие. А на обороте атлас Вашингтона, географический.

– Удобно, если кто заблудится. В джунглях капитализма.

– Во, глянь, кубики игральные, прозрачные. Правильно, а то у нас пацаны дробинку внутрь заплавляют.

– Для смещения центра тяжести?

– Ага. А тут не смухлюешь. Я штук десять возьму, на сувенирчики.

– А где наши? Мы теряем темп.

– Палыч, я отойду.

– Пять минут, не больше.

Вслед за Мишаней вернулись и женщины. Раскрасневшиеся, с покупками.

Подле кассы стоит коробка с прорезью в верхней части, сбоку фотография мальчишки лет около трёх.

– Тут и киндера можно купить?! По фотке? – изумился Мишаня.

– Это для пожертвований, на поиск пропавших ребятишек.

Мишаня бросил в щель какую-то мелочь. Я заглянул в свой кошелёк: монетки только российские; а в спину дышит Лена. Не ударить бы лицом в грязь – сую в шкатулку долларовую банкноту. Но Лена моего щедрого жеста даже не заметила. Во идиот, приехал в Штаты американских детишек разыскивать. Эх, блин, жалко баксика. Совсем, как огуречик, зелёненький он был.

– Господи, как удачно! Я тут игрушек накупила, – Лена светится улыбкой. – Вот мои-то удивятся, они ведь не знают пока, что я в Америке. Я и сама-то не верила…

Молодец, о семье не забывает. А я… Зелёненький, зелёненький, зелёненький он был.

– О, смотрите, вон там сквер. Посидим в тени? Под кущью сень, – предложил Мишаня.

– ?!

– Короче, ну, это, под кучей сена. В переносном смысле.

– А, – сказал я. – Понятно. Или под сенью струй. В смысле, сцена у фонтана. Опять же – иносказательно. И всё равно – в кущах.

Только присели, Мишаня выставил пиво, шесть бутылок. Вот куда он отлучался!

– Угощайтесь.

– Леночка, ты уловила? Нас угощают. Бывают же настоящие мужчины.

– Мишаня, ты что творишь?

– А? Палыч, ты чего?

– Тут же Америка, нас арестуют.

– Да за что?

– За это самое. У американцев вид пьющих людей попирает чувства непьющих. Жестокий мир развитого капитализма.

– Даже пиво?

– Конечно. Хотя бы и в своей машине – нельзя.

Мишаня оглянулся по сторонам.

– Так не видно же блюстителей.

– Зато полно граждан с мобильниками. Ладно, – решил я, – давайте поступим как. Вы упрячете бутылки в пакеты, будто это кока-кола. Соблюдём формальности.

– Послушай, командир. Ты чего это: «вы», да «вы»? А сам-то не хлебнёшь?

– Даже и не знаю. Вы пейте, а я буду вас крышевать. В смысле – прикрывать. Короче, постою на шухере. И потом, пиво – из горла? Не солидно.

– Так ведь в пакете, – возразила Таня.

– Ладно уж, выпью. Превозмогая отвращение.

– Во-во, превозмогай, Палыч.

Эх, хорошо. И не так жарко, после пивка-то.

– А вот интересно, – задумчиво сказала Таня, – водятся у нас не просто мужчины, а настоящие джентльмены? Это такие мэны, которые помогают леди нести сумку. Или пакет.

Мишаня выхватил у неё покупки.

– Спасибо, Мишаня, ты просто рыцарь. И должен заметить, что леди здесь не одна.

Мишаня завертел головой в поисках второй леди. Ага, дошло. Но от новой поклажи джентльмена скособочило. Надо выручать собрата.

– Включаюсь в борьбу за рыцарское звание. Дай-ка сюда, вот этот, Мишаня. Давай, давай, без проблем.

Ну вот и столица.

– С чего начнём?

– Я бы первым посетила Белый дом, – заявила Таня.

– А мне бы хотелось побывать в Капитолии, – предложила Лена. – Во-о-н, самый высокий в городе.

– Да ну его нафиг, – сказал Мишаня. – Начинать всегда лучше с пива. Короче, продолжим.

– Итак, мнения разделились. Командовать парадом буду я. Оккупировать Вашингтон предлагаю в ранее оглашённом порядке.

Однако Белый дом оказался для посетителей закрыт.

– Не горюйте, друзья. Подумаешь, дом белого цвета. Ну, большой, да. Но мы видали и покруче.

– Ага. Зато в Белом доме кабинетик интересный имеется, овальной формы, – рыцарь-джентльмен со значением посмотрел на Таню.

– Дранг нах Капитолий, – подытожил я.

На парапете устроился чернокожий с табличкой по правую руку.

– Друзья, угадайте, что написано у него на биллборде? Лена вне игры.

– Этот загорелый что-то продаёт? – сказал Мишаня.

– Мимо.

– Мне кажется, он борется за права афроамериканцев? – предположила Таня.

– Зачем? Уже побороли. Нет, это он денежку так просит. «Подайте бездомному и безработному». Типа сертификат, потому как по одёжке здешних бомжей не отличить от работящих и домовитых.

Заболтавшись, я потерял бдительность. Мой подопечный, поставив пакет на землю, выгреб из кармана мелочь и направился было к попрошайке.

– Мишаня, ты куда?

– Помочь надо бедолаге.

– Полный цурюк! У этого товарища пособие побольше твоей зарплаты. Плюс нехилая надбавка от таких вот лохов.

Неподалёку прямо на траве расположилась компания юнцов. Две гитары, флейта – и поют под незатейливую мелодию.

– Лена, просветите, о чём там они? – спросил я.

– Н-ну, в общем, о любви.

– Что-то не так, Лена?

Она улыбнулась:

– Никак не привыкну к американскому диалекту. Я бы им по троечке вкатила, за разговорный английский.

– А я знаю, кто это! – возопил Мишаня.

– Ясно, кто. Уверена, что это барды.

– Не, Танюха. Барды – когда мужики бородатые. А эти, ну, короче, слово такое импортное. Первая часть означает «человек», а вторая – «струна» или «струится». Короче, это… во, вспомнил! Менструэли!

Лена осторожно хихикнула. Таня оскорбительно расхохоталась. Мишаня обиженно поджал губы.

– Попутал ты, Мишаня, – сказал я. – Слово и правда импортное, да к тому же и сложное. Да, первая его половинка означает человека, но не простого, а государственного чиновника высокого ранга. Министра по-нашему. Министры ведь тоже люди. А последний слог означает вечную зелень, то бишь хвойный лес. Ель, значится. Получается, музыканты эти – министрели.

– Это как это? Почему зелёные?

– Не нравятся зелёные? Пусть будут голубые. Министр вошёл в лес и увидел голубые ели. Он подошёл ближе: голубые не только ели, а ещё и пили.

Подшефный заморгал рыжими ресницами.

– Мишаня, – сказал я, – у тебя талант вольного переводчика. Не забыл, как отель наш называется?

– На память не жалуюсь. Ну, короче. В начале смешное, типа «Три дебила», только наоборот. Три дебила – это три дурака. А если наоборот, то получается трое умных. Во, точно. Три – ум, точнее – Атриум. А в конце тоже смешное слово. Про секс, но приличное. Так, сейчас скажу. Секс по приличному называется «спать». А на чём спят? Йес! «Атриум-матрас».

– Мишаня, ты у нас гений сексуальной лингвистики. Но всё же советую иметь при себе ключ с бирочкой. «Дабл-трии хоутэл» и «Атриум-матрас» – немножко разные вещи.

– Зачем ключ? Теперь у нас карта есть, – он достал колоду. – Вот эти четыре лишние, разбирайте. На обороте как раз Вашингтон.

– Карта называется джокер, иногда совсем не лишняя. Но ты прав, теперь мы точно не заблудимся.

Дамы улыбались, поглядывая на Мишаню.

– Ну что, вперёд? Цигель-цигель, – воззвал я.

– Самое время для пива. Повторение – мать ученья.

– Сначала дело, потом удовольствие.

– Тогда ускоримся. Тань, чего плетёшься, как черепаха Тротила? – Мишаня, похоже, не забыл её язвительный смех.

– Мальчики, мы на пять минут отлучимся, – она стрельнула глазами в Мишину сторону.

– Танюха, не тормози. Памперсни! – сморозил он.

– Мишаня, не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны. Отлучиться – вон туда, девочки.

* * *

Самое время поговорить по душам, к тому же Мишаня сам и начал.

– Палыч, а ты бы хотел тут жить?

– Не-а, жара нестерпимая. Да и зачем? После ста грамм и в России неплохо. А после двухсот – просто замечательно.

– Ты чо? Скажешь, на Урале у нас лучше?

– Здесь ты прав. Урал – кузница державы, но нельзя всю жизнь прожить в кузнице. Я считаю, если уезжать – так в Аргентину. В столицу ихнюю, Ебунас-Райнис.

– Чо? Прямо так и называется?

– Дядя шутит. Между прочим, в Аргентине сейчас зима.

– Зима… – протянул Мишаня. – Зима!.. Крестьянин, торжествуя, идёт, держась за кончик… плуга.

– Что ли он снег пашет, колхозник твой?

– А хер его знает. Главный прикол, что за кончик держится. А мне нравится в этом, ну, логове демократии. Подумаешь, жарко, у нас в цехе погорячее будет. Я за смену ведро газировки выпиваю, в натуре.

– Слушай, у тебя загар такой странный. Лицо – как солнцем обожгло, а руки белые.

– Это на работе.

– Ты загораешь на работе?

– Облучаюсь, от расплавленной стали.

– Ну и работёнка же у тебя! В молодости и мне довелось попахать в металлургии, но чтобы ведро… А оно тебе надо, горбатиться так? Не мог чего получше найти?

– Так у меня ж верхнего образования нету. Где ещё я двадцать штук в месяц поимею? Нет, ну а чо? Хотя деньги не главное, но без них скучно.

– Только за эту двадцатку ты продаёшь… Ладно, не будем о грустном. Лучше скажи, как тебе наша команда?

– Палыч, – Мишаня оглянулся, – мы же договорились? Танюха – моя.

– Ты что, у меня разрешение спрашиваешь?

– Нахер оно мне, это я так.

– Лучше о деле думай. Мы должны быть как футбольная команда. Без единства результата не будет. А тогда, сам понимаешь…

– Ты скажи это сам знаешь кому. Западло ему прогуляться с простыми людьми. Головка у него бо-бо. Врёт, как сидоровый мерин.

– ?! А, в смысле, как сивая коза?

– Ну да. Слушай, Палыч, я тебе прямо скажу, безо всяких задних ног. Я на него работать не буду.

– Да кто тебя заставляет? И почему – на него-то? Цель у нас общая.

– Ты чо, за дурака меня держишь? Деньги-то у кого? Вот. Значит, он и главный. А я так не хочу.

– А сейчас ты что, на себя работаешь? Владелец вашего заводика…

– Да всё понятно, не продолжай. Только, Палыч, я не об этом.

– Ну?

– Он кинет нас, вот увидишь, обязательно кинет. Финансист ясный сокол, мать его. Все они жулики, с головы до мозговых костей.

* * *

Вот и Капитолийский холм. Да, это вам не Белый дом. Понятно, что наш Кремль круче, но зато в здании конгресса, в скульптурах и картинах – история Америки, вся, без купюр. Пусть нынче и не всё нравится – с глаз долой не прячут, надписи не соскабливают, статуи не сокрушают. Можно ли представить фреску внутри нашего Белого дома: «Генерал Руцкой раздаёт патроны оппозиции»?

Даже Мишаня притих. Теперь просто бродить по городу будет скучновато. Да и время поджимает.

– Пора возвращаться, труба зовёт. На метро, цигель-цигель!

– Пойдёмте, а то у меня уже ноги бантиком.

Мишаня, взглянув на фигуристые Танины ножки, вздохнул.

В холле тот же юный латинос виртуозно управляется с кофе-машиной: засыпает и заливает, щёлкает кнопками и рычажками. Облом, халявы не будет. Да, кофе он готовит отменный. Но в чём же секрет райского напитка?