Читать книгу Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта - Олег Князев - Страница 10

Взбодрившись, мы пошли дальше вверх по дороге в большой тени от мимолётного облака, появившегося, откуда-то, над Партенитом. Идти по тенёчку было легко и приятно, но дорога понемногу набирала уклон вверх и, по словам Олега, скоро мы дойдем до нужной нам точки начала нашего маршрута.

Я слегка отстал от него, и, проходя мимо какого-то сплошного забора из зелёных металлических листов, видневшегося среди кустов влево сбоку от дороги, задумавшись, не обратил внимание на него, и уже позже, Олег сказал мне, что там и располагалась часовня того самого Иоанна Готского.

Мой товарищ шёл, стараясь держаться обочины дороги, где стояли многочисленные здесь высокие кипарисы. Хотя мы и были пока в тени, но даже здесь было жарко – как никак обещанные +35С в тени делали своё дело.

Дорога шла понемногу вверх, и невольно я подумал о том, как же мы сможем подняться где-то отсюда на её крутой бок?

– Потом, поднимаясь в гору, поймешь разницу между этой лёгкой прогулкой и крутым подъемом вверх, – с видом завзятого экскурсионного проводника втолковывал мне Олег. – Когда идешь, всё время вверх, да ещё сбивается дыхание и пот ручьями струится по лицу и телу, вот тогда, взмокнув, ты поймешь, будет ли тебе прохладнее на Горе, чем сейчас здесь, у её подножия.

Для него я был, конечно же, залётным московским гостем без всякого опыта восхождения даже на такие относительно невысокие, по горным меркам, вершины, как Аю-Даг. А для меня это было возможностью, в том числе, проверить свою физическую выносливость и заодно, “мочалки”, как выразился Олег.

Идя по обочине дороги, я удивлялся про себя состоянию её условно-асфальтового покрытия. Эту давно не ремонтировавшуюся дорогу, наверное, редко использовали для проезда машин, да и прохожих здесь почти не было – помимо тех непонятных мужчин, навстречу нам попалось всего несколько человек, спускавшихся вниз, к санаторию.

Я думал, что мой товарищ уже закончил тему готов, и мы шли, молча, но в нём, видно, уже проснулся историк и он затем продолжил наш разговор на эту тему.

– Да, гунны здорово потрепали готов и их селения, пройдясь ураганом по крымской земле, но, ушли, канув в небытие со смертью Аттилы. Где они эти гунны и их потомки? – задал он риторический для меня вопрос. – Нет их, – произнёс он с каким-то удовлетворением в голосе. – От периода их владения Крымом не осталось никаких культурно-исторических следов, только могильники. А вот от предшественников готов, аланов, тоже, кстати, кочевников, как и гунны, остался хоть город в Крыму, и ты его знаешь! – он с хитрецой в глазах посмотрел на меня.

Я сделал удивленное лицо – Олег, конечно же, понимал, что думай – не думай, я так и не смогу сказать ему, что это за город, и он сам тут же ответил мне – Судак! Она же Сугдея. Портовое поселение, основанное ими в 212-м году нашей эры!

– Вот это древность! – воскликнул я удивленно.

Олег явно хотел меня впечатлить этим фактом, и это ему удалось. А я бы подумал, что этот город построили, скажем, те же готы, и Олег дальше пояснил, что, до готов во втором веке в Крым нагрянули с востока кочевники – аланы с их многочисленными табунами лошадей, кибитками и стадами скота. Они не знали земледелия, держа много скота и, были воинственными скотоводами, воюя и грабя мирное население, добывая себе пропитание в походах за счёт охоты в степи.

– Те же гунны, только помягче и посимпатичнее – индоарии, как ни как, – сказал Олег с таким уверенным видом, как будто он их видел сам лично. – Считали себя, кстати, благородными и не знали рабства в своей среде, живя простой жизнью в своих кибитках. Но, что интересно – в дальнейшем, через годы, они как-то мирно ассимилировались с местным населением, живя в предгорном и юго-западном Крыме и, похоже, забыли о своей кочевой жизни здесь, осев на постоянное жительство в городах на восточном побережье Крыма. Конечно же, – усмехнулся Олег, – аланская Сугдея была простецким рыбацким поселением по сравнению со сложным фортификационным сооружением, построенной генуэзцами на скале, у Судака спустя двенадцать веков! А у аланов там стояла небольшая сторожевая крепость, да и как условный маяк использовали они её. Как бы там ни было, он служил их основным портом на Крымском полуострове. И там стояли на берегу рыбацкие и прочие лодки. Местное население здесь промышляло рыбной ловлей, – пояснил он.

– Ну, да, – высказался я насчёт аланов и прочих этих завоевателей, – край-то благодатный для жизни – повторил я свою мысль. – Для всякого доброго дела здесь найдется применение.

– Только вот, получалось, что мирно жить здесь людям простым никак не удавалось. Олег, вздохнул, словно сочувствуя всем тем бесконечным жертвам безжалостных набегов кочевников всех мастей, и продолжил:

– Аланы, в общем, потом присмирели, смешавшись с населением приморских поселений и, кстати, по мнению историков, пещерный город Чуфут-Кале, тоже был построен аланами.

Я стал вспоминать всё, что мне было известно об этом пещерном городе, и подумал, что, в общем-то, ничего. Ну да не грузить же мне Олега вопросами при каждом новом факте, сообщаемым им!

– А затем, через тысячу лет, он был разграблен после захвата Крыма татарами в 1299-м году, – продолжил Олег. – Потом перестроен и со временем обновлён ими же. Чуфут-Кале был даже какое-то время их первой столицей, являясь главным торгово-ремесленным центром этого региона Крымского полуострова.

– Уму непостижимо, – подумал я, – разрушать, чтобы потом перестраивать и жить на костях прежних хозяев…

– И, кстати, – мой лектор опять вывел меня из моих раздумий, напрямую обращая своё восклицание ко мне, – аланы жили в Крыму и в татаро-монгольский период, но не как отдельный народ.

Олег сделал паузу.

– А вот готы после всех этих бедственных лихолетий, выдержав, никуда не делись, оставаясь, долгие века одним из главных этносов в Крыму.

– Обустроились, прижились и похозяйничали, – пошутил я невольно, смотря на мешки с песком и цементом с кучками сероватой щебёнки, насыпанных справа у шеренги кипарисов, где мы сейчас шли.

Припорошенные местами, вроде, как, серой пылью или пыльцой, осевшей на их тёмных боках, они стояли, словно обсыпанные снизу до середины, цементной пылью. Дальше вперёд у обочины дороги виднелись какие-то плотно-набитые мешки, бочки с краской, прутья железной арматуры и прочий строительный материал среди небольших куч жёлтого песка.

– А вот это – хорошо! – с удовлетворением в голосе произнёс Олег, смотря на всё это “богатство”. – Наконец-то начали ремонтные работы. Хотя и не готы, а их ассимилировавшиеся в веках, потомки, – серьёзно восприняв мою шутку, он продолжил дальше:

– Не было только нужного крепкого хозяина здесь.

Он, наверно, имел в виду этот санаторий. По его дальнейшим словам, здесь лет пятнадцать не велось никаких ремонтных или строительных работ.

Я с пониманием скользнул взглядом по всему этому выставленному на дорогу “добру” и посмотрел на Олега:

– И что же было дальше? – возвращая его к теме нашего разговора о судьбе готов в Крыму.

– Как я уже говорил, наступило время Византии, – охотно продолжил Олег, идя дальше, – готы опять воспрянули, обретя свою новую судьбу в рамках Византийской империи, как одного из главных этносов Крыма. Готский период владычества, а затем и мирного, с их стороны, проживания готских общин в Крыму был самым длительным по времени – где-то до 16 века. Они не только активно сотрудничали с новыми властями, но и стали военно-административной единицей в Византийском государстве при Юстиниане. И, кстати, много строили! – он посмотрел в сторону выставленных на обочине дороги ремонтно-строительных материалов.

– Потом, под управлением византийских инженеров, они создавали мощную оборонительную систему укреплений с несколькими опорными пунктами на побережье Таврики и, кстати, крепость Алустон. С которой, собственно, и началась затем история Алушты. Построили крепости для защиты Херсонеса на периферии их земель – на Мангупе и Эски-Кермене, и укрепляли их фортификационными сооружениями. А также построили с византийцами крепость Горзувиты на той стороне за Медведь— горой, и в Симболоне – в Балаклаве, где готы – феодалы были на службе у Византии, – пояснил Олег. – Ну а так, их б’ольшая часть жила компактно в области, под названием Дори.

– Непонятное название. Что оно обозначает? – поинтересовался я, вспомнив, что Олег уже упоминал ранее об этой “Дори”.

– Письменное сообщение о Крымской Готии и стране Дори, расположенной в юго-западной Таврике, населённой потомками готов, относится к годам правления византийского императора Юстиниана I, который присоединил Керченский полуостров к владениям Византийской империи. Ну, а, название “дори” происходит от праиндийского “дорант”, означает “пещерная страна”, или “страна, богатая пещерами”. Здесь же, в Юго-Западном Крыме, находится множество, как естественных, так и вырубленных в известняковых горах пещер, – напомнил мне Олег.

– Так, что, их готы делали?

– Нет, тавры, – запутал он меня и, увидев моё непонимание, сказал, улыбнувшись, что готы позаимствовали это каменное наследие у этого автохтонного, коренного народа, который жил в Тавриде за тысячу лет до появления готов в Крыму. И, логичнее было назвать Тавриду не греческим названием этого полуострова, а этим индоевропейским словом. Тем более, что историки так и не смогли узнать, как же тавры называли сами себя и свою страну.

Он потёр задумчиво щёку.

– Кстати, вторая гряда Крымских гор в древности назвалась греками “Тавром”, а жителей этой горной местности – таврами, то есть жителями горы Тавр – они же горцы были, по сути. Так что, греки их и назвали так по имени этой горной гряды в Крыму! Хотя, это лишь гипотеза.

– Значит, они были, всё-таки, “дорянами”? – предположил я.

– Ну, так недалеко и до дворян, – подхватил шутливо Олег моё название. А потом, уже серьезно, сказал, что “дорянами” или “дорийцами” именовали племена индоевропейцев, которые обрушились на Пелопонесский полуостров с севера в конце 12-го века до нашей эры, давно уже занятого к тому времени племенами ахейцев.

– Вот те дорийцы и стали затем вторым главным этносом на Пелопонесском полуострове, а потом, кстати, там появились ионийцы и прочие народности. И лишь после 9-го века завоеватели, укоренившись там, стали частью общего населения Греции, именуемого с тех пор “эллинами”.

– Так, может, – продолжил я свою версию, – тавры и были одним из дорийских племён?

– Почему бы и нет? – вроде, как, благосклонно поддержал Олег мою версию. И видя, что я всерьез воспринял его слова, сказал, что он пошутил. Дорийцы, по его словам, при всей их брутальности, роднившей их с таврами, были, всё же, на более высоком уровне своего развития. Хотя и не были носителями единой культуры, поскольку у них не было в те времена письменности. Да и ремесленное дело было у них невысоким. В этом они были сходны с таврами и, даже, как и тавры в те далёкие времена, носили звериные шкуры. Но самое поразительное здесь было то, что у них были стальные клинки!

Не обратив внимания на это восклицание Олега, я был несколько разочарован услышанным. У меня были другие понятия о дорийцах и их культуре. Я вспомнил знаменитый дорический ордер мраморных колонн Парфенона.

Олег, словно читая мои мысли, сказал, что культура и архитектура появится у варваров-дорийцев спустя столетия их жизни на Пелопонесском полуострове.

– А в конце 12-го века они были жестокими племенами – варварами и убийцами для ахейских греков – и, таковыми, впрочем, оставались долгое время – вспомни Спарту! Суровыми, безжалостными воинами с развитым военным искусством и технологиями выплавки бронзы, пользуясь железными и, даже, стальными клинками.

– Стальные клинки? – обратил, наконец, я внимание на этот факт. – В то время?! Никогда не слышал об этом…

– Да! Не удивляйся! Они ими пользовались, но вот изготовлять сами не могли. Возможно, им помогли приобрести это оружие малоазийские халибы. Здесь нет ясности в этом вопросе… Купили или, – недоговорил он, видя, моё недоверие и сказал, что про халибов и о железных мечах, в том числе о тех знаменитых киммерийских, и о тех временах, мы ещё поговорим попозже, и продолжил дальше.

– Дорийцы после захвата Греции, разрушая и уничтожая ахейскую цивилизацию, всё же впитали понемногу в себя оставшиеся крохи её культурного наследия. И понемногу цивилизовались, живя бок о бок с подчинённым им ахейским населением, введя лёгкую форму рабовладения.

Слушая его, я всё же думал о том, что между таврами и дорийцами могли быть ну хоть какие-нибудь родственные связи. Не знаю, почему я вдруг ухватился за эту в общем-то, беспочвенную идею. Наверно, хотел как-то показать “профессору”, что и у меня могут быть какие-нибудь свои “оригинальные” версии на этот счёт.

Продолжая рассказывать, Олег, вдруг вернувшись к моей фантазийной для него версии, сказал, что дорийцы, очевидно, были сродни таврам лишь в смысле их патриархального уклада общества с теократической монархией, и, что их основным занятием после их обустройства на захваченных землях Пелопоннеса являлось земледелие.

– Как и у тавров времён… Геродота, – сказал он с улыбкой, не оставив на моей скоропалительной теории их исторического родства камня на камне.

– Да и верования у них были разные. Так что, извини, Антон, никак не тянут они на родственников тавров. Или, вернее, тавры – на них. Но, что характерно – и те, и другие были светловолосыми, в отличие от ахейцев и, не удивляйся – дорийцы имели колесницы, украшенные свастическими орнаментами. Такими же, как и боевая колесница из индоевропейского городища Аркаим на юге Челябинской области. Слышал о таком? – неожиданно спросил меня Олег. Я просто кивнул, чтобы не сбивать его с темы.

Об Аркаиме, и о том, как это древнее поселение примерно 20-века до нашей эры случайно открылось археологами в 1987 году, я был наслышан. Как утверждают, там находится мощное место Силы, и я верил, что такие места действительно есть на нашей планете, и в России, в частности. Я много читал насчёт таких мест и хотел хотя бы раз побывать в таком месте древней Силы. Которая, наверно, есть и здесь на Медведь-горе, где стоит некий Трон Силы…

– На таких лёгких, деревянных колесницах, они, собственно, и двигались, переселившись с севера на Пелопоннес.

– Они же, вроде, были одним из “народов моря”? – блеснул я своими знаниями.

– Это спорное утверждение. Они были просто, что называется, в том тренде перемен переселения племён и народов, приведших к коллапсу Бронзовой цивилизации. “Народы моря” пошли дальше, на Хеттское царство, Египет и другие близлежащие царства. Сея смерть и разрушения. А дорийцы, уничтожая мир Микенской Греции, продвигаясь на юг по Пелопоннесу, осели затем на его большей части и даже на Крите и Родосе, и в южной части Малой Азии. Кстати, твои херсонесцы были выходцами из дорийской Гераклеи.

Этот сказанный, между делом, комментарий Олега, ещё раз показал мне, насколько свободно мой “лектор” разбирался во всей этой тематике древнего мира.

– Население ахейских городов и посёлков бежало на юг и дальше, на острова. Многие из островов в Эгейском море так и не были, кстати, захвачены дорийцами по той самой причине, что они не были мореплавателями. И не интересовались морем – главным средством передвижения у них были их лёгкие, походные, военные колесницы. Отвоевав себе, так сказать, место под солнцем, на материковой Греции, они ввергли затем ахейскую цивилизацию в те самые “тёмные” века. А Элладой эта земля стала называться уже по их окончанию где-то триста лет спустя.… И кстати, греки никогда не называли себя греками. Так их назвали римляне, когда греки стали римскими гражданами в 212-м году нашей эры после завоевания Эллады Римом. Себя они считали по – прежнему эллинами. Только эллинами, – повторил он. – Которые произошли от их праотца Эллина— мифологического персонажа, внука Прометея. Хотя, есть версия, что греками – “грайки” – на раннем варианте древнегреческого языка называлась иллирийская народность, мифологический прародитель которой носил имя Грек. Сын мифологической Пандоры.

– Да… – произнёс я задумчиво, – вот, оно, оказывается, как было, и подумал про себя – как здорово, что Олег освежает мои подзабытые знания по истории в такой непринуждённой, интересной манере подачи информации.

– Греки-эллины и тавры оказались на линии прямого соприкосновения, начиная с 6-го веке, здесь, в Крыму, на Херсонесе. Ну да об этом и подробнее, о таврах мы с тобой ещё поговорим, – проговорил Олег с довольным видом. – Тебя не напрягают мои отступления от основной темы? – спросил он вдруг меня, как бы на всякий случай.

Ему явно нравилась моя неискушённая реакция на все эти сведения. Иными словами, моё незнание пробудило в нём чуть ли не какой-то просветительный энтузиазм, и он был полон желания “подтянуть” меня по истории – я же был, по его словам, “сырой материал”. А я и сам, как-то незаметно, вошёл в роль студента, слушая с интересом его “лекцию”.

– Ладно, продолжим о готах, – вернулся он к основной теме. – Тавры исчезли, готы заняли потом их места обитания. Но ничто не вечно под Луной, – философски проговорил он, делая паузу, давая понять, что в судьбе готов опять начались драматические перемены. – В Крым в 7-м веке ворвались новые завоеватели, и звали их хазары. Они пришли из Прикаспийских степей и захватили в начале земли Северного Причерноморья. А за последующие десять лет с 670-го по 679-й год им удалось захватить почти весь Крым, кроме Херсонеса.

– Удивительно живучий, прямо героический город, – подумал я. – Сколько раз его осаждали враги, а херсонесцам удавалось отбиваться от них, и так – раз за разом. – Хазары были не такими жестокими, как гунны, – продолжал Олег, – и оставив жителям покоренных городов самоуправление, они обложили их данью и пошлинами, сделав своим административным центром управления Крымом бывшую аланскую Сугдею, то есть, Судак. В Крыму наступили трудные времена и, к тому же, в самой Византии было неспокойно из-за внутренних интриг верховной знати и заговоров. В итоге, Византия затем заключила договор с хазарским каганатом, и Крым был поделен между ними на две части. Степной Крым стал хазарским, а южный и юго-западный Крым с Херсонесом отошёл к Византии.

– Похоже, тема готов закончилась? – подумал я, но не стал перебивать Олега.

– Херсонес весь 7-й век переживал упадок, оказавшись невольно вовлечён в борьбу двух противоборствующих группировок верховной власти Константинополя.

– А что с готами? – не выдержав, спросил я.

– Они тоже испытывали проблемы из-за неопределённости с императорской властью Византийских кесарей, вследствие проблем из-за происков низложенного Юстиниана II-го “Безносого”.

– Безносого?! – воскликнул я и думал, что Олег мне сразу объяснит попутно и это странное имя, вернее, прозвище.

Мой “лектор” не стал мне ничего объяснять, сказав лишь, что эта тема с Юстинианом не уступает по динамике развития событий трагедиям Шекспира. – Наша же тема – история крымских готов в ходе тысячелетий! – напомнил он.

– Ну, точно – лектор! Уже и название для лекции определил, – я невольно улыбнулся. “Профессор” заметил это, но ничего не сказал и, невозмутимо, продолжил мой ликбез. – Готское население Крыма жило, по большей части, во внутреннем Крыме вокруг своей столицы Дорос. В середине 8-го века хазары решили расширить свои территории в Крыму и начали захватывать побережье южного берега Крыма, что вызвало возмущение и сопротивление у местного населения. И, в 787 году произошло народное восстание во главе с епископом Иоаном Готским, освободивших свою столицу Дорос от хазар. Но, затем, хазары прислали карательный отряд и подавили восстание. Я тебе об этом расскажу, поподробнее, попозже, – сказал мне Олег. – Завтра, когда пойдём по северной тропе на Гору. Хорошо? Увидишь развалины оборонительной стены…

Мне хотелось бы узнать, что же было дальше, но, понимая, что он и так говорит без остановки и ему нужен отдых, я, конечно же, согласился.

– Значит, мы с ним минимум, два раза поднимемся на Гору – это просто здорово! – отреагировал я мысленно на его слова, понимая, что у Олега есть своя, особая, тайная, цель во всём этом.

Мы остановились, и я достал из рюкзака пластиковую бутылку с водой. Олег усмехнулся, глядя на меня, сказав, чтобы я не пил много.

– Ты же, только что, пил, – напомнил он мне. – Там, на тропе Раевского, взмокнешь, затем, от пота, пока дойдём до Трона Силы. А взять воду уже негде – на Горе нет никаких источников воды. Впрочем, я знаю один. Но это в скальных расселинах – туда трудно подобраться, если не знаешь заброшенной столетия назад, нехоженой людьми, тропы, идущей туда.

Я сделал несколько глотков и убрав воду в рюкзак, ждал продолжения рассказа Олега об истории готов, продолжив наш поход, идя следом за ним.

Вокруг нас опять посветлело – солнце вышло из-за края облака, наполняя мир своим животворным светом и сочными красками летнего солнечного дня, и вместе с ним вернулся солнцепёк и жара.

Разговаривая, мы шли вперёд по неровной асфальтовой дороге, хотя в душе я понимал, что Олегу неудобно всё время говорить, как на лекции, идя вверх по дороге, под солнцем, в разгар жаркого дня. Мне стало так интересно его слушать, что я бы с удовольствием присел бы с ним опять на удобном для сидения камне где-нибудь в тенёчке, чтобы слушать моего такого удивительного собеседника.

– Прошли века, – Олег шёл, говоря, искоса поглядывая на меня, а я пристроился, идя сбоку от него, ловя каждое его слово. – Опять в Крым врывались падкие на чужое добро орды пришельцев из глубин Азии – хазар сменили печенеги, а затем половцы… – Ну, прямо ходячая энциклопедия, – подумал я про себя.

Жилистый и крепкий, Олег и впрямь, был и начитан, и эрудирован, и его речь была правильно построена. Кто же он больше – Гэндальф или Индиана?

– Ну а потом, начиная с 1223 года, стали делать свои набеги на восточный, степной Крым монголо-татарские завоеватели, где они практически полностью уничтожили половцев. Батый, как говорится, прошёлся по ним катком, – образно добавил Олег. – Эти новые пришельцы из далёких монгольских степей стали понемногу оседать в Крыму с 13-го века, и в 1242-м году они объявили Таврику новым улусом своей Золотой Орды, переименовав полуостров в Кы-рым (ров, крепость по-тюркски – сказал Олег) по названию своего нового административного центра Крымского Улуса Золотой Орды, выбранного Батыем для строительства своего дворца. Но, занятый военными походами, он так больше и не появился в Крыму, а с тех пор всеми делами на полуострове заведовал ханский наместник.

– И, кстати, – он опять поправил свои тёмные очки, постоянно сползавшие ему от пота на нос, – темник Мамай, один из череды таких наместников, был убит генуэзцами именно в этом самом Кы-рыме. У генуэзцев имелись там большие склады для товаров, поступавшие сюда караванами из Центральной Азии, и здесь же был знаменитый рынок Солхат, где продавались товары со всего света, а также невольники и, особенно, невольницы. Он расположен в 90 километрах от Симферополя в восточном Крыму и сейчас называется Старый Крым, – пояснил Олег.

– Слышал о таком городе, но не знал, где же он находится в Крыму. И уж, тем более, и понятия не имел о его таком историческом прошлом! – сделал я искреннее признание.

– Там был ханский двор до 1443 года, – кивнул понимающе Олег, – когда Хаджи-Девлет-Гирай, став первым ханом независимого от Золотой Орды Крымского Ханства в 1428 году, основал новую ханскую резиденцию – Бахчисарай, который потом стал новой столицей ханства при его сыне, Менгли Гирее. И, кстати, это он помог туркам, когда те напали на генуэзские владения в Крыму. Стал затем вассалом турецкой империи османов, подчинившись султану Мехмеду II Завоевателю.

– Вот не знал! – воскликнул я.

– Можешь не повторяться. Скажи лучше, знал, но забыл, – поправил меня великодушно Олег, поддерживая моё реноме в моих же собственных глазах. – В школе же это проходили. Правда, кратко и без подробностей. А вообще – то, история Крымского ханства с его сюжетами временных союзов непримиримых врагов, предательств, военных походов, набегов на Русь, злодейств и кровавых династических распрей будет покруче кровавых пьес Шекспира “Тит Андроник” или, более известного, “Макбет”. Рекомендую прочитать, как-нибудь на досуге отдельно, если будет время.

– Ну а затем, – вернулся он к предыдущему пассажу, – Кы-рым стал хиреть и превратился в маленький заштатный городишко. Да, но это всё было потом, – поправил он себя, – а пока что, в 1299-м году орды татарского хана Ногая обрушились на ещё не покоренный юго-западный Крым, разоряя земли и поселения феодоритов и херсонитов и, в итоге, захватили и разрушили Херсон.

– Херсон? – переспросил я.

– Да. Херсон. Он же Херсонес. Так именовали его византийцы, чьим форпостом стал этот город во времена династии Комниных. А у славян он был известен, как Корсунь, и был связан с Киевской Русью, которая в это время становится активной силой в Северном Причерноморье. Ты же помнишь, что венчание князя Владимира и византийской царевны Анны, сестры кесаря Василия II, состоялось именно в этом древнем городе?

Это был излишний вопрос. Скорее риторический, и я просто кивнул головой, размышляя о такой удивительной, долгой истории этого некогда процветающего экономического и культурного центра Таврики, и такого всем известного нам ныне памятника истории.

Услышав насчёт его захвата, я прямо-таки опечалился о судьбе горожан этого стойкого города, как будто услышал в пересказе Олега сводку последних событий дня с известием о падении Херсонеса. Невольно сравнив это с захватом Севастополя и его окраинного Херсонесского городища немцами семь столетий спустя.

Только эти, фашиствующие новые готы, в отличии от своих предков, пришедших в Крым на постоянное жительство почти семнадцать веков до этого, были на их фоне просто злодеями и извергами, сея смерть и разрушение на древней благодатной крымской земле.

Тема готов, начатая Олегом по моей просьбе, развивалась, обрастая деталями и подробностями с появлением в Крыму всё новых и новых пришлых народов и завоевателей в веках и в новых тысячелетиях.

– Покалеченный город всё-таки смог приподняться, но только для того, чтобы вновь и вновь подвергаться вражеским набегам, разрушению и грабежу. Как это сделал в 1363-м году Великий князь Литовский Ольгерд, будущий властитель Чернигова и Киева, который разбил войско Крымской и Перекопской орды близ устья Днепра, после чего устремился в погоню за бежавшим в Крым противником и опустошил, заодно, Херсонес. Где он, кстати, захватил, “спасая” от татар, ещё остававшиеся там ценные христианские греческие артефакты и древние, библиотечные списки и рукописи. И ведь, как потом вышло спустя годы, его талантливый племянник Витовт задумал завершить объединение русских земель под властью мощной на тот момент его Литвы, и изолировать Москву. А Золотую Орду сделать своим вассалом. Литва на тот момент, не удивляйся, – воскликнул Олег, – стала крупнейшим государством Европы! По сути, тогда между этими двумя крупными центрами и шла борьба за влияние на Руси.

– То есть, окончательно освободить Русь от татаро-монгольского господства и включить её в состав тогдашней Литвы? – переспросил я. – Отжать от Золотой Орды?

– Не освободить, а объединить в составе Великого Литовского Княжества со столицей в Вильно. А в Орде, и в Крыму и Причерноморье, поставить на ханство своего союзника – правителя Белой Орды Тохтамыша. Слышал о таком?

– Вроде бы, да! – подтвердил я, хотя, честно говоря, ничего не помнил об этом монгольском правителе. – Но ведь Русь или Московия, вроде как, уже скинула татарское иго к тому времени? – Хотел бы я, чтобы это было так. Но ты ошибаешься, – возразил мой знающий “лектор”.

Я удивлённо посмотрел на него, не понимая, в чём именно.

– Ты, как я вижу, и впрямь, многое подзабыл, – снисходительно возразил Олег. – Понятное дело! Историю надо помнить или, хотя бы периодически вспоминать исторические даты, и не только, красные, но, порой, и чёрные, чтобы избежать повторения ошибок наших предшественников. И чтить память предков, отдавая дань уважения героям прошлых битв за родную землю. Неважно, было это недавно или давно. Извини за морализацию – это я сказал, так, в общем.

Пожав плечами, полагая, что это он сказал, не имея в виду ничего личного, я по-прежнему недоумевал про себя, в чём же я был не прав.

– Как ты знаешь, – начал он издалека, – татаро-монгольское нашествие имело для Крыма, как и для Руси, кардинальное значение, изменив судьбы народов этих двух территорий, хотя и разделённых в те далёкие времена тысячами километров огромных степных и лесных пространств. В Таврике, после нашествия татаро-монгол, а, потом и её полного последующего завоевания, сложился совсем другой мир особого, Крымского анклава монгольских правителей – ханства, нёсшего на долгие столетия вперёд постоянную угрозу своему северному соседу.

И, сделав такое своеобразное отступление, продолжил:

– Про 1380-й год ты знаешь, а вот что было потом, я тебе скажу попозже. И о пожаре в Москве в 1382-м году, раз уж у нас идёт связанная с этим Тохтамышем, событийная линия. Я же пытаюсь быть последовательным, но порой приходится перескакивать по векам, делая отступления, – он вроде как извинялся передо мной, и это было совершенно напрасно.

О чём я и сказал ему, восхищаясь при этом про себя его знаниями и интеллектом – ведь этот исторический материал, которым он с лёгкостью управлял, направляя нашу беседу в нужном ему русле, извлекая из памяти и вставляя в соответствующем месте даты и описания исторических событий, требовал от него обширных знаний, которыми он “синоптически” делился со мной в интересном и содержательным для меня разговоре, с подачей материала в манере, лишённой какой-либо академической сухости. Все эти имена и сопутствующие сведения подразумевали от Олега не только отличное владение предметом повествования, цепкую память и эрудированность, но и умения свести воедино в крутом замесе его импровизированной лекции – рассказе весь этот набор требуемых “ингредиентов” и заготовок по данной теме, из которых он, как опытный повар на кухне, готовил цельное блюдо, привнося в него ауру своего личностного мировосприятия, формируя и наполняя его содержимое приправами из художественных образов исторических персонажей – горьких или сладких, мужественных или слабых духом, коварных злодеев или великодушных героев. И упомянутые им исторические личности и события, в которых они участвовали, текли через моё сознание в связанной канве канувших в Лету событий, вызывая в моей голове ответную реакцию, освежая мои подзабытые знания по истории, как вода – иссохшую глину.

– Но, главное, чтоб ты знал, – вторгся в поток моих рассуждений негромкий, спокойный голос Баженова, рассказавший затем в развитии темы истории Крыма о кровавых событиях, касавшихся времён Руси и Московии в призме последовавших затем дальнейших действий этого самого Тохтамыша после Куликовской битвы 1380 года, когда русские дружины под водительством Дмитрия Донского разбили этого “узурпатора”– теневого правителя золотой Орды Мамая.

– Это, – пояснил дальше Олег, – дало повод тогдашнему правителю Заяицкой, Белой Орды Тохтамышу поспешить объявить себя новым ханом. Начав войну с Мамаем, ему удалось устранить соперника и затем объединить под своей властью две части монгольской империи – Синюю и Белую.

– Почему “синяя”, – мелькнул у меня вопрос, но я не стал спрашивать Олега об этом, чтобы не отвыкать его – он бы пустился в объяснения и вытащил бы из недр своей удивительной памяти новые интересные факты и о Синей, и о Белой Орде, и связанных с ними событиях и увлёкся бы так, что мы, похоже, сегодня так и не дойдём до начала этой самой тропы Раевского.

Машинально, я начал вспоминать, что мне рассказывали Мишка с Владой об этой тропе вчера, отвлекшись от Олеговой “лекции”.

– А вот, потом, – продолжалась тема о Тохтамыше, – спустя всего два года, уже в ранге золотоордынского Хана, он совершил военный поход на Москву, взбешенный неподчинением его власти, выказанным московским князем Дмитрием Донским, который не стал просить у нового хана ярлык на великое княжение, и вновь подчинил татарам Северо-Восточную Русь! А затем захватил в 1388 году Хорезм, выступив против своего бывшего покровителя легендарного среднеазиатского полководца эмира Тамерлана, который в своё время оказал помощь молодому Тохтамышу и был его верным союзником, и даже помог ему до этого стать правителем Синей Орды.

– Да, гнилой типок, – проговорил я вслух, вернувшись в тему.

– Хитрый и вероломный, – кивнул головой Олег, – он переоценил свои силы, оказавшись плохим стратегом, и сделал тем самым большую ошибку. Ты же слышал про того самого, хромого Тимура, повелителя всей Малой Азии, опустошившего земли от Дели до Грузии, стиравших с лица земли города и насыпавших курганы из голов побежденных врагов? Мы, кстати, на Медведь-горе потом увидим его слабое подобие – я округлил глаза— что такое он тут говорит?! – Не из голов, – улыбнулся понимающе мой товарищ, – а из камней. Так вот. Именно ему – непобедимому Тамерлану! – удалось разгромить в 1402-м году в битве при Анкаре османского султана Баязида I-го и посадить затем в железную походную клетку этого самого страшного врага тогдашней Византии! И как потом оказалось, неизбежное падение Византии отсрочилось, таким образом, на 50 лет до мая 1453 года…

Слушая и мысленно погрузившись в то далёкое средневековье, хронологию которого Олег так хорошо знал, я шёл, не торопясь рядом с ним, не обращая внимания на летний зной. Но, всё-таки, порой мне хотелось ускорить наш шаг и поторопить моего неторопливого спутника, который шёл не спеша, увлечённый своим рассказом или, вернее, его желанием “закачать” в меня достаточно первичной информации, подготавливая меня к встрече с Горой.

Редкие залётные тучки, появлявшиеся изредка на синем небе, проплывали стороной, не заслоняя солнце, и, если бы не тень от деревьев с левой стороны от нас, нам было бы ещё жарче. Дорога понемногу шла вверх, обходя сбоку огромный зелёный склон Горы, откуда спускались вниз, к санаторию, лесные заросли, стоявшие плотной стеной разросшихся высоких кустов и зелёной растительности.

Они начинались прямо за высоким решетчатым забором в десяти метрах слева от нас, повторявшего изгибы дороги, скрываясь впереди за очередным поворотом, где меня ждала та самая тропа Раевского, о которой я уже был наслышан. Где-то впереди нас, справа от дороги, стали слышны звуки каких-то ремонтных работ и, почти тут же, раздался злобный собачий лай.

– И, кстати, где же, всё-таки, та собака, с которой Олег хаживал на Гору? Кто же её забрал?

– неожиданно подумал я.

Отвлёкшись от рассказа Олега, я взглянул затем мои “Сandino” – больше получаса, как мы ушли с пляжа, а на Гору пока так ещё и не начали восхождения, хотя вот она, рядом!

– Что же находится там, наверху, на её лесных склонах, и как оно всё там выглядит? – мне так хотелось побыстрее увидеть воочию все те ландшафтные картины, которые я видел на фотографиях в гостиной у Олега!

– Так вот, – продолжил невозмутимо Олег, “не замечая” моего плохо скрытого нетерпения. – Пользуясь смутой в Орде и тем, что в 1395 году Тохтамыш потерял власть в результате второго похода Тимура на Орду, Витовт решил помочь ему вернуть власть и сделать его правителем ослабевшей Золотой Орды. Для этого, ему нужно было вначале разобраться с ногайской Синей Ордой и союзными ей крымскими татарами, и в 1398 году он направился с войском в Крым, захватив Кафу (теперешняя Феодосия, как я знал). А затем в августе 1399 года принял бой на реке Ворскле с войском ногайского темника Едигея, теневого правителя нового хана Золотой Орды Темир-Кутлуя. Но литовский князь жестоко просчитался в силе своего противника и потерпел сокрушительное поражение, несмотря на использование появившейся в то время в Европе артиллерии, арбалетов и огнестрельного оружия. Татарам удалось успешно применить свою излюбленную тактику имитации отступления, и союзники Витовта попались на эту хитрую татарскую уловку.

В итоге, в том сражении погиб весь тогдашний цвет европейского, польского, западнорусского и литовского рыцарства, включая Тевтонских рыцарей и их воинов, тогдашних союзников литовского князя.

– Неужели они не знали об этом коварном татарском манёвре? Они же, таким образом, расправились и с нашими князьями ещё в битве на Калке, – искренне недоумевал я, почему-то жалея этих давних рыцарей.

– Не беря пленников, татары изрубили сотни и тысячи беспомощных тяжеловооруженных рыцарей, упавших с коней, подстреленных татарскими стрелами! А также, свыше пятидесяти славянских князей с их дружинами. Но сам Витовт, хотя и раненный, при этом уцелел, как и хитрый Тохтамыш, первым сбежавший со своим отрядом с поля боя.

В голосе Олега чувствовалось возмущение и вроде, как, негодование к этому бесчестному властолюбцу.

– И вот ведь как получается – оставшись в живых, Витовт годы спустя в союзе с Польшей и татарским войском сына того самого Тохтамыша разгромил Тевтонский рыцарский орден в знаменитой Грюнвальдской битве в 1410 году! – воскликнул он, словно удивляясь, говоря мне о влиянии Судьбы, которая благоволив своим некоторым избранным счастливцам, благополучно вела их в хитром переплетении её зигзагов и поворотов, сохраняя им жизнь для чего-то важного, о чём они могли понять, лишь прожив до почтенной старости свою, в целом, благополучную жизнь, как этот самый везунчик— князь.

– И, кстати, Полтавская битва 1709-го года произошла на том же самом поле, где когда-то была разбита армия великого князя литовского Витовта! Ну, да это уже другая история, – вроде, как, подытожил он.

Эта, и прочие истории, которые Олег попутно вплетал в нить своего разговора, начавшегося, в общем, вследствие проявленного мной интереса к теме Аненербе, а потом истории Крыма и готов, в частности, уже выходили за узкие рамки его “лекционной” повестки, хотя он и старался придерживаться обозначенной им ранее темы. Мне всё было ‘ново и интересно. Я покачал головой, удивляясь рассказанной Олегом неизвестной для меня бурной, беспокойной истории жизни этого удачливого и смелого честолюбца и теми, такими насыщенными кровавыми событиями, временами, и тому, что татары, воюя друг с другом за ханский престол, тем самым невольно спасли молодое Московское княжество от покорения мощной на тот момент Литвой.

Признаюсь – я даже никогда не слышал об этом самом Темир-Кутлуе, и спросил о нём у Олега. Оказалось, что этот Темир “ханствовал” всего четыре года, был ранен в этой битве и вскоре умер от ран, и междоусобица в Золотой Орде возобновилась с новой силой.

– В те времена, когда все воевали со всеми, а союзнические договоры перезаключались по нескольку раз в год, строгое следование принципам и установленным правилам вообще не было свойственно сильным мира того, – философски изрёк Олег, поворачиваясь ко мне, и вдруг спросил:

– Ну, ты как? Не устал ещё меня слушать?

И довольный, видя моё внимание и интерес к его рассказу, сделал своеобразное заключение, что без знания родословных правящих династий в мельтешении неожиданных поворотов исторических событий в виде войн, вражеских набегов, наследных ссор между братьями, заговоров, перемирий, клятвенных обещаний и союзов, а затем опять вероломных нарушений, предательств и убийств, нельзя понять большинство феодальных войн и междоусобиц того времени в период смут в Орде, в Литве и в Москве, да и в Западной Европе или Англии с их Алой и Красной розой.

– Кстати, много ли ты знаешь о, скажем, причинах условной гражданской войны на Руси времён Василия Темного?

Его неожиданный вопрос меня слегка озадачил, показывая мне степень моего незнания истории своей страны. Я и раньше периодически вздыхал, понимая, что Олег меня просто временами подавлял своей эрудированностью в вопросах истории, а сейчас я сравнивал себя условно, с дилетантом, случайно оказавшегося в компании с маститым историком. Знать на память все эти даты, годы, имена и события, извлекая их в нужной последовательности и в нужный момент – это было просто круто! Я опять восхитился его знаниями, но, помимо этого, Олег ещё обладал и даром подачи материала, захватив опять всецело моё внимание и будя моё воображение. Рассказываемые им события проходили безмолвной чередой перед моими глазами, наполняясь какими-то визуализированными ассоциациями из сцен сражений и судеб героев фильмов на историческую тему со схожими сюжетами, невольно вспоминаемые сейчас мною.

Таким образом, история всех этих канувших в калейдоскопе событий далёкого Прошлого князей, царей, ханов, полководцев, битв и сражений, связанных с бесконечными войнами и набегами враждебных соседей или неверных союзников на тогдашнюю Русь, Московию и Крым, который, оказался, вовлечен в той или иной мере во все эти события, затрагивая и судьбы живших в то время здесь народов и общностей, была безмерно интересна для меня. Хотя мне и хотелось побыстрее подняться на Гору, я уже понимал, что в лице Олега мне поистине выпал редкий шанс узнать столько много интересного, не ища такой информации в интернете или в книжных материалах.

Забытые мной исторические сведения и факты, воскрешаемые Олегом в моей памяти, словно будили в расширившемся восприятии моего сознания невольные ассоциации и слушая его, я уже по-другому смотрел и думал об этом солнечном, тихом, мирном городке – южнобережном природном бриллианте, укрывшегося в этой предгорной тихой котловине в обрамлении зелени в тени миллионолетней Горы, храня внутри себя ушедшее Прошлое, проявленное в моём сознании в отблесках пламени давних пожаров, криках людей и неосязаемом гуле давно прошедших сражений, которые словно оживали сейчас перед моим внутренним взором под действием голоса Олега.

Неожиданно я понял, что этот неслышимый ранее гул в моём сознании стал ощущаться уже наяву в ушах и я, вроде, как услышал какой-то слабый звук, шедший откуда-то извне, сверху.

Явственно слыша низкое, почти неслышное гудение, я отвлёкся, смотря по сторонам, и увидел высоко в бездонной синеве неба крохотную серую точку почти неразличимого отсюда самолета.

– Это военный. “Миг” или “Сушка”– здесь же под Качей военный аэродром, – пояснил Олег и улыбнулся: – Наша авиация на страже российских рубежей!

– А вот в те жестокие времена… – проговорил я с сожалением, и невольно замолчал, представляя себе, как же трудно было жить мирному населению тогда там – на Руси, да и здесь, на этом полуострове и, в Партенте – хотя и в таком внешне красивом и радующим взор природном окружении.

Олег, не замечая моего молчаливого настроения, продолжал дальше свой исторический обзор по краткой истории Крыма, давая мне, между тем, уникальную возможность обновить мои познания в истории, и, при всём моём нетерпении в ожидании, когда же мы перейдём на ту сторону, за забором, я был в душе благодарен Олегу за его, пусть и затянувшуюся, Лекцию.

– Итак, в 1399-м году Херсонес, поддержавший Тохтамыша, был окончательно разрушен монгольским воинами темника Едигея в ходе внутренней смуты между Синей и Белой Ордой, в тогдашнем противостоянии военачальников-темников, эмиров и их ставленников – чингизидов – с прямыми потомками Темучина. И на месте когда-то процветавшего города остались лишь руины в грудах каменных развалин, лежавшие за полуразрушенной оборонительной стеной. Ну, а местная, крымская татарская знать опять перешла под правление ногайцев.

– Ничего не знаю о такой истории Крыма и обо всех этих драматических событиях здесь! – подумал я обо всём услышанном сейчас от Олега. – А ведь прошлое этого полуострова – это отдельная тема в истории средневековой Европы, неразрывно связанной, так или иначе, с событиями давно минувших дней, имевших когда-то такое огромное значение для судеб сотен тысяч людей в Европе и на Руси.

– В таком печальном, разорённом виде Херсонес, – продолжал дальше “лектор”, – уже под другим названием, он существовал, всё же, и дальше, давая прибежище уцелевшему местному населению. Оборотистые генуэзцы обустроили свою факторию на его уцелевшей от пожаров и разрушений сохранившейся части. Однако в изменившихся обстоятельствах торговля уже не шла, продавать и покупать было некому. Товарообмен захирел и прекратился, и бизнес у генуэзцев, что называется, прогорел. Они закрыли факторию, и херсонесское городище затем окончательно обезлюдело. Со временем, это место превратилось в подобие каменоломни из обработанных камней, которые в течение последующих столетий использовались новыми хозяевами Крыма для своих строительных нужд.

– Так, говоришь, генуэзцы? – неожиданно заинтересовался я, вспоминая, невольно, мою поездку по Италии и знакомство с этим солнечным, южным городом-портом. – Это те генуэзцы, которые, как ты сказал, мочканули Мамая в Кы-рыме?

– Ну, не те самые, – сыронизировал Олег. – Но, в общем, из тех же выходцев из Генуи. Генуэзцы же боролись с венецианцами за право вести торговлю в Таврике и, в итоге, вытеснили их, взяв затем всю внешнюю торговлю Таврики в свои руки. Торговали и строили, обустраиваясь на долгие времена на всём Крымском побережье. Строили на века, как ту знаменитую фортеттсу в Сугдее! И уж, наверное, дорогу получше бы сделали, чем эта! – воскликнул Олег, обходя очередную рытвину на этой давно не ремонтированной асфальтовой дороге.

По словам Олега, её, вроде как, собирались латать, и все эти кучки щебня и какие-то мешки с песком или что-там-было на её обочине у кипарисов предназначалось для ремонта дороги и возможно, обустройству обочин.

– Уже второй год, как эти рытвины образовались после сильнейшего ливня, размывшего местами старый асфальт, – посетовал он. – Ну да это ерунда. Вот когда мы с тобой на тропу Раевского выйдем там, за забором, – он махнул куда-то вперёд слева от нас, – вот там твоим кроссовкам придётся туго, – он скептический посмотрел на мои новёхонькие “Mizuno”.

– Нам осталось идти до тропы ещё минут восемь. Ты же не торопишься? – в его голосе прозвучало условное предложение не торопиться и, хотя мне не терпелось как раз побыстрее попасть туда, в зелёную чащу за забором, я не стал торопить его. Ведь Олег же сам прекрасно знал, сколько у нас есть времени и на его “лекцию”, и на наше восхождение.

– Не переживай! Успеем подняться – всё равно за один день только общее впечатление получишь. По – хорошему, туда надо идти на пару дней с ночёвкой. Можешь такое увидеть, что… – он не договорил. – Так что, завтра, по-любому, пойдём на гору с утра. Успеешь всё посмотреть своими глазами, о чём я тебе сегодня расскажу. Там же были древние укрепления – я тебе потом их покажу. Ну и прочее, – помимо приглашения к путешествию, в его голосе звучала недосказанность, сулившая мне что-то особенное, помимо новых впечатлений и знакомства с заповедными уголками Горы.

Невольно, я вспомнил о разговоре с ним в гостиной, и как всё рассказанное им поразило меня своей загадочностью…

– Он что – то явно ожидает от нашего похода на Гору. Ладно, наберёмся терпения. Сегодня или завтра – что же там будет наверху? – мелькнула у меня мысль.

В зарослях высоких кустов за решетчатым зелёным забором с колючей проволокой поверх него послышалось какое-то карканье. Олег остановился, оглядываясь в сторону леса.

Невольно я обратил внимание на то, что каждый раз, когда где-нибудь рядом с нами слышались пусть и неприятные, но такие обыденные для меня звуки невидимого присутствия этих осторожных и хитрых птиц, мой партенитский товарищ как-то обострённо реагировал на их “звуковое” присутствие. Ну, летают себе и каркают. Хотя так специфически-противно. И что с того? Может, там, где-нибудь рядом мусорный контейнер… А у Олега, похоже, какая-то фобия на них. Возможно, из-за недоброй славы, как у существ потустороннего мира, и карканье вороны не сулит ничего доброго человеку?

Я как-то не заморачивался такими приметами и суевериями об этих умных, догадливых и нагловатых птицах.

– Укрепления? Чьи? – спросил я, повернувшись к нему.

– Можно сказать, что, готские, – помедлив, обернулся он ко мне. – Увидишь потом сам. А вот касательно генуэзцев, – продолжил он, подходя ко мне, – они появились в Таврике вначале просто, как торговцы, почти одновременно с татарами, в середине 13-го века.

Говоря это своим обычным, спокойным голосом, что-то в его поведение подсказывало мне, что он не просто так повернулся на карканье той вороны.

– Может, – в шутку подумал я, – он понимает их язык?

– А до этого, с 1206 года, – мы уже шли бок обок с ним рядом, – там уже были венецианцы, которых поддерживали крестоносцы, захватившие до этого Константинополь, и располагались они со своими факториями и складами в тогдашней Сугдее. В 1266-м году генуэзские купцы обосновались в древней Феодосии, выкупив местные земли у татар, и развернули там потом кипучую деятельность, перестроив и превратив ее к 1350 году в новый, хорошо укрепленный город, с цитаделями-башнями, под названием Кафа, – продолжал Олег свой рассказ.

– Начиная с середины четырнадцатого века они уже действовали нагло и беззастенчиво на южнобережье Крыма, захватив в 1357-м году феодорийскую крепость Чембало, пользуясь разногласиями в Золотой Орде. Италийцы были в союзнических отношениях с татарами еще с 1266 года, когда племянник Менгу-Тимура, золотоордынского хана, разрешил им обустройство морской фактории в Кафе. Ну, а Тохтамыш, убрав в Кафе руками генуэзцев Мамая, бежавшего с Куликовского поля сюда, в Крым, узаконил затем захваченные генуэзцами все бывшие земли феодорийских готов на побережье Крыма от Чембало до Кафы, то есть, от Балаклавы до Феодосии и Керченского пролива! После того известного тебе поражения Мамая на Куликовском поле в 1380-м году, его князья и мурзы перешли на сторону хана Тохтамыша, и тот объединил под своей властью всю территорию Золотой Орды. А уже потом совершил тот самый опустошительный поход в августе 1382-го на Москву и захватил её с помощью подлого обмана – ведь там уже стояли каменные стены! – пообещав жителям города не трогать их, позволив им откупиться данью. Устроив там затем просто резню, убивая даже младенцев. И поджёг её. Московского князя Дмитрия Донского, кстати, в городе в тот момент не было – он покинул её, чтобы собрать войска, и москвичи были вынуждены самостоятельно обороняться от ордынцев.

– Опять этот Тохтамыш! – воскликнул я.

– Ну да. Я же тебе ранее сказал, что ещё расскажу о нём. Уж слишком много зла принесла Руси эта одиозная фигура, связанная и с историей Крыма, и Руси, – взглянул Олег на меня. – А дальше он занялся грабежом и разорением центральных областей тогдашних русских княжеств.

– Постой, – перебил я Олега, – так этот Тохтамыш, что, спалил Москву? – дошло до меня, наконец. – А Едигей – Херсонес?

– Именно, – кивнул он головой. – Я думал, что ты знаешь об этом. Не просто спалил, а изничтожил все строения деревянные, включая дубовые палаты. Хотя белокаменный Кремль, построенный Дмитрием Донским в 1368 году после очередного пожара в Москве, устоял. Но, при этом, там сгорели все древние рукописи, исторические записи и летописные свитки, собранные в кремлёвском хранилище.

– Вот жалость-то, какая! – во мне невольно заговорил библиофил.

– Да, жалко. Ещё как! – кивнул головой Олег. – Тем более, что вся эта ценнейшая для нас “книжная рухлядь” была словно нарочно собрана для этого в одном месте. Вот тебе и обратная сторона библиофильства. Как можно узнать о том, что было раньше, если вот такие пожары и уничтожали сразу целые библиотеки первоисточников из тысяч, бережно собранных в одном месте, бесценных для нас свидетельств исторических сведений о подлинном прошлом? – проговорил он, словно раздумывая вслух.

И продолжил опять об этом поганце:

– Разграбил в Кремле и вывез церковную золотую утварь и всё, что его лихоимцы нашли ценного в боярских и посадских домах, изрубив при этом десятки тысяч мирных жителей. Таким образом, Тохтамыш и показал московитам, кто хозяин на Руси. Они, верно, как и ты, думали, что после Куликовской битвы стали независимыми от татар и можно не платить им дань. Но вот пришёл новый хан, и всё пошло опять по кругу.

Его голос прозвучал, чуть ли не как реквием по тому времени и тем загубленным жизням. Стало как-то безрадостно-грустно.

Олег, между тем, вкратце прошёлся по этой страничке этих давних событий, тесно переплетенных с историей Крыма. По его словам, этот поход татар и их союзников на Москву опять восстановил вассальную зависимость Северо-Восточной Руси от Орды еще на 100 лет!!! Это нашествие оказалось чрезвычайно разорительным для древней Руси и стало своеобразным повторением нашествия Батыя на Русь за 130 лет до этого.

– Вот тебе и победа на Куликовском поле! – мне было жалко и горожан, и город, как до этого Херсонес, разорённый Едигеем.

Соперничавшие друг с другом, они были одинаково оба ненавистны мне.

Но это, оказывается, было ещё не всё. Олег ещё добавил соли на рану, сказав, что в правление уже Василия I, золотордынцы опять совершили поход на Москву в 1408-м году. На этот раз поход организовал уже сам Едигей, фактический правитель Золотой Орды. Хотя ему и не удалось взять штурмом каменную московскую крепость ходе трехнедельной осады, он опустошил и сжёг все её окрестности, соседние города и деревни. И увёл в полон на продажу купцам в крымской Кафе десятки тысяч русичей— физически крепких мужчин, женщин и девушек.

– Вот гад! – не выдержал я.

– Да все они были одни мирром мазаны, – снисходительно сказал Олег, – если так можно выразиться по отношению к этим иноверцам. Но, нужно сказать, что Едигей, хотя и талантливый монгольский военачальник, был лишь властным, теневым правителем, а вот Тохтамыш имел все права быть ханом, являясь потомком Чингизхана по линии старшего сына основателя династии чингизидов. Ну, а так, они стоили друг друга, воюя между собой долгие годы. Зимой 1406 года близ нынешней Тюмени состоялось шестнадцатое, и последнее, сражение между Едигеем и Тохтамышем, и Эдигей покончил, наконец, с этим неуловимым Джо, – сказал Олег с удовлетворением в голосе. – Однако, это оказалось лишь началом борьбы Едигея с сыновьями Тохтамыша, желавшими стать великими ханами Золотой Орды.

Да… Олег умел поддерживать и даже наращивать некую интригу в своём повествовании, держа меня в постоянном, притягательном, интересе к рассказываемой им информации.

– Между делом, он ещё взял и Киев в 1416-м году. Ну, а конец Едигею пришёл в 1419-м году, когда его убил один из сыновей Тохтамыша. Так что, круг замкнулся. И как оказалось впоследствии, Едигей был последним объединителем классической Золотой Орды под своей властью. Кстати, князья Юсуповы – ты же слышал о таких? Так вот – они были прямыми потомками этого самого Едигея по мужской линии! Ну, а так, эти и многие другие известные в прошлом представители родовитой русской знати, уходили генеалогическими корнями к своим прародителям, в чьих жилах текла монгольская кровь. Те же, скажем, Годуновы, Голицыны, Ермоловы, Суворовы, Шереметевы и прочие. Да и тот же, например, Тургенев или, скажем, Карамзин, который был из рода татарина Кара-Мурзы.

– Ну, что сказать, – хотел, было, высказать что-то умное я на этот счёт, и замолчал.

Эти краткие сведения ещё раз показали, насколько Олег много знал об этом периоде в истории, в котором так тесно переплелись ветви монгольских и русских знатных родов и косвенно, история древней Руси, имевшей в течение трёх сотен лет чуть ли не общую историю с этими завоевателями из далёких монгольских степей, пока, наконец, на Руси не настали новые времена, и я надеялся, что услышу от Олега и дальше продолжение этой и прочих историй.

– Интересно, – подумал я, останавливаясь, чтобы поправить развязавшийся шнурок на левом кроссовке, а как в нынешней Монголии описываются все эти события, походы и завоевания их предков? Что они пишут об этом в своих учебниках по истории, считая Чингиз-хана выдающейся личностью и полководцем мирового масштаба, которым гордятся нынешние монголы, чьё “великое” Прошлое, закончилось с окончанием эпохи монгольских завоеваний. Ну да ладно. Давно это всё это было. И многого не знаю – я же не историк. Не говоря уже о том, что я вообще почти ничего не знал об истории Крыма до его последующего присоединения к России Екатериной Великой.

– Что уж там говорить – триста лет “соседствовали” с ними, – cказал он невесело, остановившись вслед за мной. – А ты знаешь, сколько раз крымцы и ногайцы нападали на Русь после обособления крымского ханства от Золотой Орды?

Не услышав от меня ответа – а, что я мог сказать ему? – он проговорил, что только с 1534-го по 1584-й год они нападали на Русь 28 раз, а в ответ Русь лишь дважды за это время ходила на бой с ними в Крым.

– Да ну? – только и смог выговорить я, безмерно удивляясь, не зная ничего об этом.

– Слабым было тогда российское государство…, – протянул задумчиво Олег. – А число русских, украинцев и поляков, угнанных крымскими татарами в рабство с середины 15-го по конец 17-го века, оценивается в чуть меньше 2 миллионов человек, – продолжил он мрачную статистику.

Представив себе всю эту огромную собирательно-безликую людскую массу мужчин и женщин – матерей, мужей, детей, сестёр и братьев – взятых в иноземный полон и оторванных от родных, разорённых татарами, очагов и затем навсегда разлученных друг с другом, проданных в рабство туркам, египтянам и арабам и развезённых затем по разным городам и весям, где все они стали невольниками, обреченных на рабскую жизнь и горькие стенания, храня в памяти образы своих безвинно убиенных родных и близких, вспоминая до конца своих дней страшные картины татарского набега, я внутренне содрогнулся.

– А сколько людей погибло при крымскотатарских нападениях? Знаешь ли ты о походе крымского хана Девлет Герея на Москву в 1571-м году c его 150-тысячным войском!? Это было уже во времена правления Ивана Грозного.

Он махнул рукой, понимая, что здесь и говорить нечего – всё это было мне совершенно не известно.

– Да они только пленных одних привели тогда на невольничьи рынки в Кафе 60 тысяч россиян!

– Офигеть! – только и выдавил я из себя.

Олег замолчал, думая о чём-то своём. Всё также медленно, не торопясь, мы пошли дальше. Я начал в чём-то лучше понимать душевное состояние моего товарища – разговоры на такую тему требуют особого осмысления и, желательно, в тишине, без суеты и поспешания. И уж никак не торопясь по дороге в лес.

Что касается тишины – здесь всё способствовало такой беседе. Вокруг было тихо – никаких людей; никаких отвлекающих разговоров и шума вокруг нас; никаких машин и шумного автотранспорта и, даже, никого из строителей, хотя периодически откуда неподалёку, справа от нас, впереди стали доноситься приглушенные голоса рабочих и звуки – стуки каких-то ремонтных работ.