Читать книгу Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта - Олег Князев - Страница 8

В тот раз Олег пошёл на Гору, как всегда, один – желающих побродить по горе в ненастную погоду, конечно же не было. Да ещё в таком неуютном для глаз, голом, осеннем лесу, с увядающим, в предзимнем состоянии, растительным покровом – не самое приятное зрелище на Горе в это время года.

Он поднялся на Гору по северному маршруту и вышел на её вершину около 12 часов дня. Два дня подряд до этого над Партенитом и Горой беспрерывно моросил дождь – она была затянута низкой облачностью, окутавшей её верхушку густым туманом, спускавшимся местами, чуть ли не до её середины.

– Это, кстати, весьма обычно для Медведь-горы – пояснил Олег. – Поздней дождливой осенью – низкая облачность, смешанная с туманом и мелким дождем, и дело здесь в том, что на неё ложится, собственно, не туман, а дождевая облачность, и такая промозглая, дождливая непогода обычно держится день-два.

По его словам, феномен опускания тумана на гору характерен для Медведь-горы в любое время года, и подобное явление случается здесь, нередко, и летом, утром рано, и ближе к полудню, когда туман может рассеяться, но после 18 часов он может появиться, как ниоткуда, опять – и стоит часто неподвижно или, редко, кружась вокруг неё плотной облачной завесой.

Как-то раз Олег наблюдал за странным поведением такого тумана из Краснокаменки, большого села, расположенного в 5 километрах, прямо над Медведь-горой, на предгорной возвышенности немного ниже уровня Горы.

Так, вот, этот туман, а вернее, белое облако, окутало вершину и среднюю часть Горы, и вращалось плотной облачной массой по часовой стрелке, не теряя формы и не уходя от неё, в течении трёх часов, а потом стала распадаться на клочья, редеть, истончаться и ушла, исчезая, лёгким белесым облачком в сторону Партенита. Было такое впечатление, что кто-то невидимый крутил это облако, как волчок, по кругу вокруг Горы. А затем, поступательная энергия вращения облака прекратилась и…

В этом месте Олег неожиданно прервал свой рассказ и спросил меня, слышал ли я что-нибудь о теории торсионных полей?

Я знал об этой теории вихревых полей лишь в самом общем смысле, и он пообещал, что как-нибудь расскажет мне о них поподробней.

– Облачно— туманный покров затем быстро рассеялся, как будто исчезла та сила, удерживавшая туман в виде плотного облачного колодца с вращающимися стенками вокруг горы, – закончил он прерванную фразу, и сделал затем ещё одно отступление от своего основного рассказа, сказав, что он несколько раз после этого специально ходил на Гору, когда там появлялся туман, или когда вершина была окутана, как белым облаком, шапкой плотной облачности, чтобы понять суть этого непонятного для него явления.

Знакомый спелеолог объяснил ему как-то, что это связано с особенностью одиночно— стоящих гор, когда – например, с запада или с севера к морю движется холодная воздушная масса и она встречается над Медведь— горой с тёплым воздухом, идущим с юга, со стороны моря. При этом возникает возмущение воздушных масс с нестабильном, в этом месте, атмосферном давлении. В результате, над ней образуются кучевые облака, которые стелются по ее вершине, спадая вниз молочным туманом. Но, по словам Олега, это объяснение не подходит для этого странного феномена, увиденного им со стороны Краснокаменки – посёлка в предгорьях напротив Медведь-горы. Ничего подобного тому эффектному, быстро вращающемуся по гигантскому кругу вокруг Горы облачно-белому “колодцу”, он больше с тех пор так и не видел. Но вот некоторые из его знакомых и коллег наблюдали как-то подобное явление над горой. Таким образом, это был явно не уникальный, одиночный случай, а явление, которое требовало своего объяснения, и Олег неоднократно поднимался на гору именно в туман с целью увидеть там Нечто.

И неожиданно добавил, что пару раз ему повезло увидеть на Горе некие загадочные объекты, выныривающие из туманной облачности и пропадающие тут же из виду.

– И, – он весьма удивил меня дальше, – такие внезапные туманы над ней и, особенно вихревое кручение облачности вокруг Горы, связано, несомненно, с появлением НЛО… Поняв для себя, что это именно так, он тем более не оставлял своих попыток разобраться с этой поистине “туманной” темой.

После этого затянувшегося, но весьма информативного отступления, он, собственно, и начал свой рассказ.

Вот и в тот поздний ноябрьский день (у Олега был выходной), ещё с утра вершина Горы была скрыта в плотном тумане, спускавшегося сверху горы до её середины. Увидев это из окна своей квартиры, он быстро, по-походному, оделся и поспешил наверх. На улице было пасмурно, легкая серая облачность, отсутствие ветра и +1 °C. Не задерживаясь, он дошёл до проходной санатория и направился дальше до выхода с него на другой стороне, выйдя затем по дороге к шлагбауму у начала лесной тропы на северную часть Горы. И вышел, наконец, к началу скально-земляной тропы, которая вела вдоль заросшего растительностью крутого бока Горы.

Спустя минут двадцать после начала восхождения наверх, он поднялся до нижней кромки тумана, которая спустилась к тому времени ниже середины крутых боков Горы. К его разочарованию, туман просто стоял здесь, колыхаясь, словно держась незримой границы, не стекая вниз. Никакого ожидаемого им вращения по часовой стрелке в виде облачного колодца над Горой. Олег оказался в белом, холодно – промозглом облаке, стекавшего волнами тумана вниз, к условной границе, с уже не видимыми отсюда, горными окрестностями. Ощущение, по его словам, было, как с видом из иллюминатора в самолёте, когда тот входит в сплошную облачность.

Войдя в эту бело-молочную “облачность”, он сразу почувствовал запах, вернее, вкус этого воздуха – неуловимо кисловато-бодрящий и пронизывающе-зябкий, вместе с тем. В общем, сложная гамма вкусовых ощущений – какой на вкус туман? Видимость снизилась до десятка метров, Он поднимался дальше по тропе, уже не видя ни Партенита, ни каменные россыпи вблизи тропы, ни деревья, видя лишь каменисто – земляную тропу, на которой по-прежнему отлично ориентировался, зная эту местность, как свои пять пальцев. Он шёл осторожно, чтобы не поскользнуться на местами весьма скользких, голых, “сырых” камнях.

Вскоре видимость ухудшилась ещё больше, и тропинка виднелась всего на пять-шесть метров вперед. Другой бы на его месте, прекратил восхождение в таких неприемлемых условиях, но, за годы своих исследований Аю-Дага, Олег наизусть знал тропу, по которой он столько раз поднимался, да и спускался вниз с Горы. Так что, он уверенно шёл вперёд, хотя уже и медленно, в полной тишине – ни звука птиц, ни шороха листьев или треска и звука падения веток. Никаких посторонних звуков извне. Чем выше он поднимался, тем холоднее ему становилось в сгущавшемся тумане в какой-то непонятной ватной тишине, и он похвалил себя за предусмотрительно надетый тёплый дождевик. У него, между тем, словно заложило уши – он не слышал никаких внешних звуков, кроме осыпающихся под его шагами в зимних кроссовках, мелких камней.

Естественно, никого, кроме него, здесь не было – желающих сломать ноги в таком плотном молочном тумане не нашлось, да и сам Олег понимал, что ему нужно быть крайне осторожным, чтобы не упасть.

Выйдя наверх по знакомой, столько раз хоженой им, тропе, он с удовлетворением увидел, что туман здесь поредел, и видимость улучшилась до десятка метров вокруг него. Как оказалось, туман здесь был не столь сплошным, как ниже по склону, где он стекал навстречу ему, как некий облачный кисель. Сделав небольшую передышку, постояв и прислушиваясь, убедился в том, что здесь, наверху, он был один. И прошёл затем, вправо, идя потихоньку до “пионерской поляны”– места сбора артековских отрядов для проведения праздников с началом или окончанием пионерской смены. В ноябре из Артека сюда никого не водят, чтобы не рисковать жизнями детей. Ну, а летом, эти отряды шастают на Гору каждую неделю.

Так вот, Олег медленно шёл в туманном лесу минут десять, когда вдруг почувствовал – у него возникло стойкое ощущение – что в тумане впереди есть кто-то или что-то. У него появилось чувство тревоги и беспричинного беспокойства. Он остановился, пытаясь разобраться в возникших у него странных ощущений – благоразумие подсказывало ему, что нужно идти назад. Олег же, рассудив, что раз уж он поднялся на Гору, то нужно идти дальше, продолжил идти вперёд, хотя и понимал бесполезность своих хождений по Горе в такой непроглядный туман. Он надеялся теперь, что туман не задержится долго на Горе и, после полудня, возможно, исчезнет, если облачность над Партенитом рассеется к тому времени. Приняв решение, он продолжил своё продвижение в окружающем его тумане.

Вскоре, присутствие чего-то непонятного, а потом и страшноватого для него в непрозрачной, словно молочной, среде впереди него, стало угнетать его. Не понимая причины его нарастающей тревожности, он опять остановился, пытаясь понять, что происходит.

Чувство растущей опасности охватило его. Он не мог объяснить даже сам себе, что же, конкретно, беспокоит его.

В общем, ему расхотелось дальше идти вперёд, и он решил повернуть назад. Но, повернувшись, он тут же понял, что не может идти назад – туман сзади него стоял просто сплошной, молочной средой. Ещё более плотной, чем впереди! Этот странный туман, сгустившийся до чуть ли не осязаемой плотности, изрядно удивил вначале, а потом и начал страшить. Он стал воспринимать эту молочно-белую, недвижимую среду, как что-то враждебное и, даже, опасное для себя и предпочёл, в итоге, опять пойти дальше вперёд по тропе. Тем более, что, впереди туман был не такой плотный и в его разреженной среде тропа виднелась достаточно хорошо на четыре-пять метров вперёд.

Присутствие чего-то непонятно – невидимого, хотя и пока что не враждебного лично к нему, стало угнетающе действовать ему на нервы. Он пытался, тем не менее, рассудочно объяснить самому себе, что это всё лишь игра его воображения, осторожно идя в сторону “пионерской” поляны-прогалины.

Вокруг него стол редкий лес из огромных деревьев – скалистых дубов и грабов, огромной толщины, почти лишённых листвы, в окружении хаоса из завалов древесных остатков в виде корявых пней и упавшим сверху больших высохших ветвей и сучьев, образовавших местами причудливые, страшновато-выглядевшие, композиции – готовый натурный фон для съемки фильмов-сказок о заколдованном лесе.

Так они – по его словам – выглядят даже днём, при солнечном свете, когда лучи солнца с трудом пробиваются сюда сквозь густой шатер лесной кроны.

Деревья в этом лесу на вершине Горы растут в естественной среде без всякого контроля или вмешательства человека, и доживают до естественного возраста в 300–400 лет. Сгнивая затем на корню, они падают на другие деревья, образуя живописные древесно-растительные завалы. А в серую, облачную погоду в таком диковатом лесу находиться даже днём как-то неуютно. Здесь не слышно пения птиц, стука дятла о дерево, шороха бегающих ящериц, не говоря уже о мелких зверьках, вроде куниц, которые здесь водятся или же, из крупных, кабанов, периодически забредающих в поисках их любимых “спело-сытых” желудей на вершину Горы. И здесь постоянно присутствует постоянное ощущение какой-то давящей неподвижности и затхлости, разлитой во всём окружающем пространстве.

Можно представить ощущения Олега, когда он попал в такой “заколдованный” лес в таком густом тумане. Деревья выходили на тропу из клочьев тумана, как старые идолища-великаны, угрюмо застывшие в молчаливой согбенной позе. Или же напоминали каких-то непонятного образа, раскоряченных страшилищ – всё зависит от того, с какой стороны виднелось, появляясь из молочной серости, то или иное дерево. Лес просматривается здесь днём на расстояние метров в 30 – я потом и сам побывал здесь с Олегом – и, местами, похож на собрание огромных деревянных идолов, шедших на древнее каменное капище для некоего ритуала…

А в тот день, в сплошном тумане, перед ним тут и там возникали, словно ожившие из ночных кошмаров, фантастические подобия страшных существ, как из фильма “Вий”, окружавшие его причудливыми, устрашающими образами со всех сторон.

Неприятные ассоциативные мысли, и невольные образные сравнения наполнили его растущим страхом, а мрачноватые, жутковатые образы просто уже пугали его, такого обычно хладнокровного и позитивно-настроенного исследователя Горы.

Слушая его, смотря изредка на цветные фотографии природных ландшафтов и ту огромную карту Медведь-горы, сделанную им лично, я стал больше понимать внутренний мир Олега – он же любит Гору и ходит сюда для общения с природой, наблюдения Природы в её естественном, нетронуто-девственном, состоянии. И рад каждой новой встрече с Горой, как в первый раз, когда он пришел сюда, полный восторга от новых ощущений, лет десять назад (как он мне сказал). С тех пор он “заболел” Горой и начал воспринимать её чуть ли ни как какое-то огромное одуховлетворённое начало.

Я бы сказал, что здесь он выступает, мне кажется, в качестве неоязычника. Так недалеко и до возобновления практики поклонения мифическим дубам-колдунам и языческим древним Богам языческой Руси. Ну, да это мои наблюдения и comments, которые попутно возникали у меня в голове в ходе его рассказа.

И вот сложилась такая пренеприятнейшая и нелепая ситуация для него, когда он боится идти, не зная почему.

В напряженной тишине, с натянутыми до пределов нервами в некоем тревожном ощущении неведомой опасности, ему показалось, что он что-то услышал. Какой-то отдалённый звук, похожий на частые, дробные, глухие удары. Но не снаружи, а где-то внутри его обострившегося до предела, слуха. Вокруг него стояла всё та же давящая ватная тишина. Причём, затем, характер звука как-то изменился, как только он стал вслушиваться в тишину окружающей его молочной серости, походя теперь больше на еле слышный звон в ушах. И он никак не мог понять, слышит ли он это звук на самом деле, или же это игра воображения в его обострившемся восприятии в этом непонятном тумане.

Постояв несколько минут, прислушиваясь и пытаясь разобраться в своём непонятном внутреннем напряжении, он так и не услышал никаких звуков в недвижимом, словно застывшем, тумане, и присел затем на замшелый камень— в двухстах метрах в стороне от того места, где он находился сейчас, проходила крепостная стена, разрушенная хазарами при штурме Медведь горы в 8-м веке. И тут он услышал с той стороны леса, закрытом и невидимом от него туманом, какие-то звуки, как будто кто-то разбирает или складывает камни. В полной тишине, эти звуки, хотя и приглушенные, были отчетливо слышны.

Олег вскочил с камня, вслушиваясь напряжённо в давящую тишину, нарушаемую этими “перестуками”. Так продолжалось несколько минут, и затем они прекратились.

Он много раз был на этих бывших крепостных стенах – они лежали немой, рассыпанной грудой камней, весом, примерно, от 15 до 20 килограммов, каждый. И этих камней там были десятки тысяч! За многие столетия, прошедшие с тех пор, они слежались, вросли в землю и, в ходе времени они слились вместе друг с другом в подобие каменной россыпи, скреплённой густым, зеленым мхом, укутавшим их толстым, мягким, мшистым одеялом. Сдвинуть их с места не так легко, да и зачем?

И вдруг эти звуки опять повторились, и это не было галлюцинацией. Он явно слышал их – они шли именно со стороны древних развалин “хазарской” стены. Причём они стали громче!

Звуки были вполне материальными – значит, там был кто-то из работавших на раскопках людей. Олег, надо сказать, храбрец, тихо, не шурша листьями и не задевая веток, пошёл по тропе назад(!) в сторону доносящихся звуков. Возможно, там работали археологи. Эта мысль его успокаивала, и он спокойно, без страха, медленно пошёл к месту их “работы”. Но, по мере приближения к источнику стука, звук переставляемых камней каким-то образом сместился в другую сторону, а пройти туда Олег не мог – свернуть с тропы и идти сквозь кустарник по лесу в густом тумане было просто невозможно и смертельно-опасно. Поэтому, он не стал сходить с тропы, и стоял, вслушиваясь в напряжённой тишине, до звона в ушах. Звуки, между тем, прекратились, а потом вдруг переместились опять в ту сторону, откуда они доносились в первый раз, когда он услышал их. Он стал размышлять над тем, что же это было, и в его сознание стал понемногу опять входить липкий страх. Он понял, что людей там не было…

Туман, между тем, опять стал, словно уплотняться и густеть, сгущаясь вокруг Олега молочной недвижимой субстанцией, и тревожное состояние Олега усилилось. Было понятно, что эти странные звуки производились не людьми, а…, и тут Олег испугался. Если это были не люди, тогда кто?!

Ему стало страшно.

Видимость на тропе уменьшилась до трёх—четырёх метров. При этом, воздух стал зябко-сырым и выхолаживающем-холодным – Олега стала бить мелкая дрожь, хотя он и был одет соответственно по погоде. Он понял, что ему надо быстрее спускаться вниз, мимо “пионерской” поляны, почтового дуба и дальше, обходя огромные каменные глыбы на тропе. Ну, а дальше тропа уходила влево к полянам (их там всего три).

В общем, он пошёл по отлично знакомой ему тропе вниз, стараясь побыстрее уйти из этого странного места. Видимость здесь стала лучше и к его облегчению, странная молочная “плотность” отстала от него позади.

Однако, он просто знал теперь точно, каким-то неведомым чувством, что сзади его скрывалось что-то Непонятное. Нечеловеческое…Оно не было пока враждебным лично к нему – в стылом, недвижимом воздухе было разлито ощущение незримой, неведомой опасности. Здесь и днём-то никогда не слышно пения птиц, а уж сейчас, в таком, словно ватном, тумане, стояла абсолютная тишина. Ему показалось, что он опять слышит какой-то странный, еле слышный, быстро-частотный, звон, похожий, оп его словам, на звук работы катера или моторки поблизости в воде, когда он нырял под воду за рапанами.

Неожиданно, ему показалось, что оттуда, за ним кто-то идёт следом вниз, скрываясь в этой молочно-беловатой субстанции. Олег остановился в страшном волнении, оглядываясь назад и прислушиваясь, дрожа от необъяснимого холода, а затем и иррационального страха, охватившего его душу. Его дыхание сбилось в охватившей его невыносимой тревоге.

Он попытался внутренне успокоиться. Объяснить сам себе, что это лишь игра его испуганного воображения и здесь нет никого кроме него. Стал медленно, глубоко дышать, пытаясь выкинуть из себя этот липкий страх. Всматриваясь в молочную, плотную, “белую тьму” (как он охарактеризовал её позже) позади его, он замер в напряженном ожидании, что сейчас из тумана выйдет Нечто зловещее, потустороннее… Сжимая до боли в ладонях узловатую палку, подобранную им на тропе, он слышал в ушах частые удары своего сердца, бившегося в адреналиновом исступлении в грудной клетке. Оно словно рвалось наружу, стремясь выскочить из его груди в нараставшем в нём жутком ощущении, что в этой медленно колышущейся и плывущей молочной плотности скрывалось что-то жутко-страшное для него. За ним наблюдало Нечто, как он теперь понял, Нечеловеческое, и эта Жуть понемногу приближается к нему, парализуя его волю и сознание. Промедление грозило смертью и, лишь неимоверным усилием воли он старался не поддаться панике, понимая, что бежать в таком тумане смертельно-опасно.

Не знаю, каким образом это ему удавалось делать – да я бы, как заяц, сиганул бы с тропы прочь и бежал бы, не думая, в паническом ужасе, куда глаза глядят. И, ведь, тогда, покалечился бы точно… Или разбился насмерть. Или повредился бы рассудком от страха.

Олег, это, наверно, сам всё понимал и держался, что было мочи. Удивительно! Такое мужество…

Рассудком он понимал, что это всё наведённые страхи, что в тумане никого нет, и это просто игра его воображения, но, тем не менее, никак не мог выкинуть эту мысль из головы. Ему было страшно, и он ничего не мог с этим поделать. Он попробовал идти дальше и понял, что он боится идти – незримое Нечто, скрывавшееся в тумане, пугало его теперь одновременно со всех сторон. Он подумал, что это мог быть Леший – у него было несколько раз подобных непонятных cслучаев в лесу, но тогда он не был один. А сейчас, стоя в одиночестве, охваченный страшной, пугающей тревогой, он не мог заставить себя идти дальше, оборачиваясь вокруг себя, не зная, с какой стороны из этой бело-молочной субстанции, в которую превратился сгустившийся туман, выйдет пугающее Нечто.

С бьющимся от прилива крови жилками на висках, вздувшихся и пульсировавших в такт гулким, физически-ощущаемых им, дроби ударов его сердца, он стоял, охваченный тисками страха. В жутком напряжении всех его душевных сил, всё ещё пытаясь контролировать себя и не поддаться слепому, животному страху, он озирался по сторонам, страшась и всматриваясь в недвижимый туман вокруг него, и вдруг физически ощутил присутствие совсем рядом с ним в “молочной тьме”, чего-то сверхъестественного, страшного, леденящего душу и разум. Как он коротко выразился— Необъяснимо-Зловещее-Нечто. Потустороннее… У него буквально зашевелились волосы на голове в страшном нервном напряжении, которое охватило его, чувствуя, что сердце уже не бьётся, буквально уйдя от страха в пятки, и ноги не держат его в страшном оцепенении, овладевшего всем его естеством.

Не будучи трусливым и не боясь в одиночку ходить на Гору даже вечером, он оказался не готовым к встрече в реальной жизни с чем-то подобным сюжету из фильма ужасов.

Как он сказал мне – столкнувшись неожиданно с чем-то неведомо-опасным, сродни сверхъестественному, охватывающего животным страхом обезумевшего сознания человека, лишая его способности или возможности противостоять незримой тёмной силе, нужно бежать без оглядки, спасаясь, не рассуждая и не пытаясь понять рассудком, что тебя гнало прочь в безумном страхе. Понимание случившегося придёт уже после, когда, оказавшись далеко в безопасном месте, на смену безоглядному ужасу придёт осознание и оценка произошедшего.

Но он-то сам, на его счастье, так и не побежал тогда. Просто ноги отказали в тот момент от дикого страха.

У него, по его признанию, подкосились ноги и, как оказалось, это было хорошо, потому что, если бы он ринулся бежать куда-нибудь в непроницаемом для взора страшном молочном тумане, он бы наверняка погиб.

Понимая, что сейчас он может потерять рассудок, он сидел на тропинке, сжавшись в душе, как воздушный шарик, из которого вышел воздух, стараясь чуть ли не вжаться и спрятаться в землю, ощущая внутри себя страшную пустоту. Как если бы он куда-то падал в лифте. Казалось, что это сама душа, съежившаяся внутри него в тисках овладевшего им нечеловеческого ужаса, стремилась освободиться, выскочить и оставить его тело. Закрыв от ужаса глаза, обхватив голову руками, до боли сжимая её, он вдруг почувствовал, что его ставшие словно чужими, волосы стоят дыбом у него на голове.

Не зная, что произойдёт с ним дальше, он так и сидел, замерев, то ли в каком-то страшном сне, то ли в параллельной реальности, не чувствуя своего тела, словно его душа и впрямь покинула тело, как куклу, из которой вынули батарейку. Скорее всего, он затем всё-таки терял сознание в какой-то момент. Он не чувствовал каких-либо прикосновений к себе, но знал, что Нечто нечеловеческое и ужасное, было совсем рядом с ним. Изучая или просто смотря на него.

У него просто отключилось в тот момент его “Я”, и он ничего не помнит и не знает, что же было с ним в те долгие минуты его обездвиживания и полной утраты контроля над своим сознанием. А потом он понял, что Оно исчезло, оставляя его беспомощного и окоченевшего в страшном холоде, лежать на земляной тропе.

К нему опять вернулось сознание и, вместе с ним, человеческие чувства. Он понял, что ему нужно действовать, если он хочет остаться жив. Удивительно, но страх стал понемногу оставлять его в ясном понимании той задачи, на которую мобилизовался его организм в спасении своего, ставшего таким слабым, хозяина. Что-то в его сознании шептало ему, что надо бежать.

Краткое отступление –

Описывая тогдашнее жуткое состояние Олега, я пытался сохранить основные детали его панического ужаса и, что он чувствовал, особенно в этот, как оказалось, кульминационный момент страшного испытания, которому его подвергла какая-то потусторонняя сущность. А я понял сам, лишь уже позднее, что это была в полном смысле нечеловеческая Сущность. Инопланетная. Слушая тогда Олега, я и не осознавал степени всего внутреннего, ментального ужаса, который выдержал Олег, его душа и сердце. Через Что ему пришлось пройти в этом нечеловеческом испытании, смысл которого открылся мне позже.

Он вновь чувствовал, как сердце гулко стучало в груди, отдаваясь стуком в висках, и он сжал свои виски до боли в черепе. Его стала бить крупная дрожь – всё его тело сотрясалось в ознобе, как осиновый лист на ветру, и почти тут же его бросило в холодный пот, цепенея от неизвестного ужаса, который всё ещё скрывался в тумане, оставив, на какое-то время его здесь. Словно наблюдая за ним и его дальнейшей реакцией. Он должен был чуть ли не выдержать какой-то экзамен. От кого и для чего – он не знал, осознавая лишь, что ему дан шанс спастись. Собрав свою волю в кулак, пытаясь противодействовать и не поддаваться неизъяснимому страху, в дрожании от которого его кожа была покрыта гусиными мурашками, он встал на ноги.

– Мне нечего бояться, – повторял как заклинание он, трясясь всем телом и стуча зубами в страшном волнении. – Я ллллю-бббб-лю эттт-у Гггг-ору, и Пппп-ри-ррр-ода ддд-оббб-ра ккк-о ммм-не.

Ему нужно было что-то делать, выдернуть из себя жало необъяснимого страха. Освободиться от него, как от ужаса, приходящего во сне, когда спящий мычит и бьется в судорожных попытках выйти из ужасного сна, стараясь в неимоверных усилиях проснуться. Но ничего не помогало и тогда, словно в безумии, он страшно закричал, как дикий зверь, загнанный в ловушку, выгоняя из себя страх наружу, прочь, в этот туман.

Его дикий, нечеловечески-жуткий крик разнёсся, затухая в сырости туманной полутьмы по всему лесу и, если бы кто-нибудь из людей, случайно оказался бы на Горе в этот момент, инфаркт от этого звериного выкрика им был бы обеспечен. Но удивительное дело, он и впрямь как будто выплеснул все свои страхи прочь – ему явно стало как-то спокойнее и ужас, душивший его сознание плотной невидимой силой, отступил. Он почувствовал, что он весь мокрый от липкого пота, и ему стало опять зябко, хотя он был одет в непромокаемую, осеннюю куртку.

Олег встал и пошёл дальше по тропе вниз. Туман, осязаемо плотный на вершине горы, здесь понемногу поредел, открывая видимое пространство на десяток метров вокруг него. Он шёл, убыстряясь, не думая о том, что здесь можно поскользнуться, упасть, переломать руки-ноги. А затем просто побежал по тропе, не раздумывая, что может упасть в любой момент и покалечиться – он, казалось, нёсся, став невесомым на крыльях страха, если так можно выразиться. Его организм словно задействовал какие-то неизвестные, скрытые в человеке способности, которые вдруг активировались в такой экстраординарной ситуации. Он бы, наверное, мог сейчас влёгкую побить любой Олимпийский рекорд или поднять неподъемное бревно в овладевшем им психофизическом состоянии.

Чётко осознавая происходящее вокруг себя в неимоверно обострившейся реакции и многократно усилившихся в адреналиновом стрессе возможностей его опорно-двигательной системы, он нёсся по тропе вниз, к поляне, зная наперед все препятствия на этой тропе. К его огромному облегчению, минут через 15 необыкновенного бега, он выскочил на неё. То, что это была она, он понял по отсутствию деревьев вокруг него. Олег постоял, переводя дух, по-прежнему находясь в страшном напряжении, оглядываясь назад. Туман, словно догоняя его, опять начал сгущаться вокруг него, и видимость здесь упала опять до нескольких метров. Но, по его ощущениям, это был уже обычный, обыкновенный туман без той жутко-холодящей, обволакивающе-сырой, молочной плотности. – И на том спасибо, – подумал он. – Ведь туман мог сгуститься ещё больше, и что же он потом тогда бы делал?

Он, было, возобновил своё движение вперёд, немного потеряв ориентацию на местности, почувствовав затем, как-то сразу и вдруг, что он отдал в этом страшном беге все свои силы. Оказавшись здесь в относительной безопасности, он вдруг понял, что обессилел и выдохся до крайности. Стоя, не имея сил сделать теперь и шага, почти не видя вокруг себя в колышущем тумане, он знал, что находится на первой, малой, поляне из трёх, имеющихся на “холке” Медведь-горы. Энергия, двигавшая его вперёд в этом невероятном, адреналиновом кроссе, закончилась подобно заводу в механической игрушке. Ноги стали, как ватные, и он стоял, шатаясь, хватая холодный воздух открытым, словно в немом крике, ртом. Не имея сил стоять, он рухнул на холодную землю, всё ещё потный и разгоряченный от страшного бега, и, приподнявшись на локте, полулежал на ней, пока не почувствовал стылость ноябрьской почвы, слегка прихваченной местами, изморозью.

Надо было идти, и он встал, пошатываясь, и тут же понял, что идти в тумане, без ориентиров вокруг, будет очень трудно, хотя он и знал по памяти, куда вела тропка, исчезающая и появляющаяся, временами, на пересеченной местности перед ним.

Поплутав в тумане, он вскоре нашёл продолжение тропы среди кустов, выйдя к большой каменной куче – маленькой горки, образованной из больших и малых камней, собранных и водруженных туристами и прочими “гостями” Горы для своих, эзотерических, наверное, целей. И пошёл медленно вниз, по извилистой тропинке среди угадывавшихся впереди и с боков, в густом тумане, лесных зарослей, стараясь не поскользнутся и не упасть.

Вскоре он вышел на поляну, где когда-то, по мнению археологов, в прошлом стояло культовое сооружение времён Византии. И, мысль об этом храме или что здесь было когда-то, церковно-культовое, помогла ему вспомнить о Боге— он стал молиться. Ему полегчало – страх немного отступил, и дальше Олег шёл вниз, повторяя про себя слова молитвы, которой научила его мать. Вскоре туман, который становился то гуще, то редел в лёгком движении воздуха, стелясь и словно стекая с вышележащей части горы, опять сгустился, и Олег не заметил очередную корягу, приникшей змеёй к тропе (а сколько раз до этого он счастливо избежал в тот день падений!), и упал. Падая, он старался сохранить равновесие и покатился вниз с тропы, в сторону.

Встав и потирая ушибленное левое колено, прихрамывая, Олег пошёл назад, как он думал, к тропе – идти стало тяжелей. И тут оказалось, что он сбился с пути и не знает, куда, собственно, идти. Туман окружал его со всех сторон колышущейся мутно-сероватой “непроницаемостью”, в которой он ничего не видел вокруг. Он пошёл вправо, а потом налево, стараясь найти эту нить Ариадны— пропавшую тропу.

– Она же где-то совсем рядом, – шептал он вслух, подбадривая себя.

В поисках тропы, он окончательно сбился с пути, блуждая в светлой полумгле. Его выручило то, что, зная хорошо рельеф местности справа и влево от того места, где он примерно оказался – влево была более пологая сторона Горы, спускавшаяся боковыми склонами, к Партениту. А если вправо, то он вышел бы, в итоге, к обрывам, со стороны моря, и ему бы пришлось бы потом поворачивать и возвращаться назад…

Так прошло минут двадцать его блужданий на этой поляне – в плотном тумане местность выглядела абсолютно незнакомой и чужой. Ему не удавалось сориентироваться, где лево, а где право, да и к тому же, он просто не мог передвигаться без опасения наткнуться на какой-нибудь куст и выколоть глаза или пораниться или зацепиться за торчавшие из земли корневища или камни. И, лишь когда, вдруг, возник и тут же исчез просвет в тумане, позволивший ему увидеть знакомые кусочки местности, он определил, где была левая сторона поляны. Он направился потихоньку в ту сторону. Выйдя к первым деревьям, он решил не идти в сторону основной тропы, рассчитывая, что он сможет спуститься вниз здесь и выйти к тропе ниже. Вскоре он понял, что сделал ошибку— заросший лесом и кустарником склон горы оказался здесь круче, чем он думал и, с его ушибленным коленом, ему было бы легче, всё же, спускаться не здесь, а по основной тропе, которую он не стал искать из-за ухудшавшейся видимости.

Спускаясь, вернее, ковыляя и прыгая, на здоровой, правой ноге, как хромая утка – левая болела, и идти вниз даже в нормальной ситуации, при хорошей видимости и здоровых ногах, было бы всё равно трудно. И дело было не в тумане, а в том, что склон бока горы здесь шел с наклоном, местами, до 50 градусов, и ему приходилось передвигаться, держась за деревья и ловить ветки ближайших к нему кустов. Он сел на четвереньки, спускаясь и продираясь сквозь частый кустарник, в котором росло много шиповника и высоких колючих растений. Спускаясь мимо кустов невысокого шиповника, его шипастые колючки цеплялись за одежду и впивались в кожу, застревая в ней крайне болезненными крючками.

Тем временем, туман стал понемногу рассеиваться во всё той же полной тишине. Олег понял, что вскоре он выйдет за пределы облачности, окутывавшей верхнюю часть горы. И тут, перебираясь от дерева к дереву, держась за шершавые влажные или просто мокрые стволы деревьев, он заметил на клоне горы метров в 15 от себя какие-то огромные камни, каким-то чудом удерживающиеся здесь, на этом склоне, где он спускался, хватаясь за всё, что попадало под руку. В Олеге проснулся исследователь-ходок, каким он, собственно, и был. Что-то в этих камнях, сгрудившихся, как-то неестественно, в странную композицию, напоминающую дольмен, вызвало у Олега естественное для него желание добраться до этих огромных глыб и посмотреть на них вблизи.

Держась за деревья, он перешёл от дерева к дереву перпендикулярно склону и вскоре оказался у входа в … пещеру! И, как он понял, рукотворную… На огромном камне-основании, шириной около пяти метров, стояли с обеих сторон огромные камни в несколько тонн весом, перекрытых сверху огромной глыбой. Судя по форме этих стен и “крыши”, они оказались здесь явно не случайно— по своей естественной форме они наиболее подходили для использования в качестве строительного материала для этого сооружения типа искусственной пещеры. За время спуска Олега по крутому склону горы, ему в этом районе нигде не попадались в поле зрения, хоть и с ограниченной видимостью, какие-либо огромные камни или скальные глыбы. Эта рукотворная пещера выглядела чужеродным сооружением на этом покатом склоне.

Представить себе, что эти глыбы сложились каким-то чудесным образом в это подобие пещерного сооружения было невозможно, так как любой большой валун, катящийся сверху, не смог бы здесь нигде зацепиться, или так удачно остановиться, чтобы на каменной плоскости основания огромного камня, естественным образом встали по бокам два огромных камня. А сверху бы их перекрыл ещё один, так нужно скатившийся камень подходящей формы для перекрытия в качестве “крыши”. И интересно, что рядом, метров в пятнадцати от этой пещеры, Олег увидел ещё одно, такое же по форме, каменное сооружение ещё больших размеров! Оно было видно неполностью, частично скрываясь в тумане.

Карабкаясь боком, Олег дошёл к огромным камням, как он понял, дольмена, и увидел, что перед пещерой стояло нечто вроде каменного портика, сложенного явно людьми, из камней весом где-то по 10–15 кг.

Этот портик-привратье был округлой формы, высотой около полутора метров и диаметром около метра. И в его центре стола небольшая пирамида, сложенная из плоских камней снизу доверху, высотой около метра. За этой пирамидкой стояла каменная стена, сложенная явно человеческими руками из камней такого же веса и размера, высотой в два метра. Олег обогнул пирамидку и шагнул к высокой стене, чтобы попробовать взобраться на неё и посмотреть, что там располагалось на верхней платформе-основании пещеры. Он подтянулся на руках, и ему удалось увидеть большую пещеру, с противоположной стеной на расстоянии 5 метров от него. В пещере был полумрак, скрывавший детали ее внутреннего помещения, но там, у противоположной стены, виднелось что-то чёрное – очевидно, проём в стене, ведший оттуда куда-то вглубь склона.

Олег не стал забираться вверх на пол пещеры и исследовать её дальше, так как ни морально, ни физически не был готов идти внутрь пещеры и исследовать загадочный проём в стене. Он не чувствовал в себе сил для дальнейшего нахождения здесь. Спрыгнув на землю у пирамидки, охая от боли в ноге, он осмотрел её— что-то подсказывало ему, что ему не следовало задерживаться здесь больше, чем он уже был здесь. В воздухе между тем стал ощущаться ранее едва осязаемый запах тлена и чего-то ещё, неприятного для дыхания. Ему стало крайне неуютно здесь, и он шагнул на выход из этой крошечной каменной площадки.

Выйдя наружу, он вспомнил про свой сотовый, достал и сделал несколько снимков, а потом сфоткал и ту, первую пещеру неподалёку. И, в этот самый момент он вдруг услышал рядом с собой или ему показалось, что кто-то позвал его по имени. Это был низкий мужской голос, но какой-то неживой или, вернее, не совсем похожий на человеческий. Он тут же обернулся и почувствовал, что Нечто или Некто входит в его разум тёмной, страшной, неведомой силой и зовёт неосязаемо в его сознании, словно на бессознательном уровне, вернуться к входу в первую пещеру.

Что интересно, Олегу при этом не было страшно – этот голос, как он почему-то понял, и был голосом того самого Хозяина Горы, которого он с тех пор и стал сам искать. Но это было потом – а в тот раз Олег перекрестился (словно вспомнил, что нужно было так сделать), и неведомая Сила отпустила его, оставив его сознание. Он опять почувствовал свои прежние страхи, но уже в меньшей степени – просто инстинкт самосохранения говорил ему – уходи поскорее отсюда! Он не стал испытывать дальше судьбу и, ступая боком, пошёл понемногу вниз, держась за стволы ближайших деревьев и ловя ветки кустов, стараясь не упасть и не поскользнуться на сколькой лесной подстилке. Спустившись метров на 20 вниз, он повернулся назад, стараясь запомнить это место, но всё пространство сзади уже заволокло туманом. И Олег понял, что ему нужно спешить – однако туман опускался вниз быстрее, чем это удавалось ему. Туман опять настиг его, окунув в сплошное молочное облако. Стало зябко и сыро – но страха он уже не испытывал – для него самым главным сейчас было спустится к высоткам Партенита, попасть в широкий промежуток на склоне горы, где он бы мог более-менее сносно спуститься между огромными обрывами справа и каменными осыпями, слева. Олег прекрасно знал рельеф склона с этой, восточной, стороны Горы, но никогда раньше не спускался здесь вниз, так как в здравом уме никто на это не решится. В этой части горы её склоны заросли сплошными зарослями низкорослых кустов и колючего кустарника. Олегу пришлось по-прежнему спускаться, буквально продираясь сквозь труднопроходимые заросли густых кустов высотой около двух метров. И всё это делать наугад в зоне ограниченной видимости! Прошло уже около получаса такого изматывающего спуска, как Олег вдруг почувствовал боль в сердце.

Он прошёл ещё несколько метров вниз и понял, что не может спускаться дальше из-за нарастающей колющей боли в груди. Это было тем пугающе-неожиданным, потому что у него никогда раньше не болело сердце, и эта боль была просто непонятной для него. Сев на землю, он прижал руки к грудной клетке, пытаясь хоть как-то унять боль, но она не отпускала его, коля его сердца приступами острой, давящей боли. Он сидел на холодной земле в гуще колючего кустарника, впившегося ему в ноги, ловя воздух широко открытым ртом, не двигаясь, так как он даже не мог пошевелиться, чтобы поменять положение тела.

Понимая, что он оказался в угрожающей ситуации, Олег не знал, что ему делать— валидола у него не было, так же, как и каких-либо других медикаментов. От боли он даже не мог вытащить сотовый, чтобы позвонить друзьям с просьбой о помощи. Попробовав встать, колющая боль в сердце стала ещё сильнее и тогда, он лёг грудью на склон земли, пытаясь унять боль, сбросить её в землю. Он не двигался минут пять, боясь пошевелиться и, потом, он почувствовал, что боль немного отступила. Он приподнялся, опираясь на руки и колено – это ему удалось – и, затем понемногу встал на ноги. Чувствуя ноющую боль в сердце, он, избегая резких движений, стал спускаться вниз на коленках, на корточках, боясь встать в полный рост и опять испытать резкий приступ стенокардии (как это потом объяснил ему кардиолог). Ему было очень трудно продираться на корточках, закрывая лицо руками, через кустарник, но иного выхода не было.

Вскоре он спустился или выполз? на маленькую полянку, свободную от кустарника, всю изрытую следами кабанов, что-то рыскавших здесь. И увидел на ней высокое дерево без листьев, а внизу, под ним, много красновато-оранжевых ягод. Вначале он подумал, что это был кизил, но взяв в руки, понял, что это спелые плоды боярышника. Олег знал, что эти плоды очень полезны для сердечной мышцы и стал запихивать их пригоршнями, прямо с земли, и разжевывая, глотать. Странное дело, но ему стало лучше и, причем настолько, что через десять минут его благостного отдыха на этой полянке, он смог встать и потихоньку начать спускаться дальше вниз!

Самое интересное в этой чудесной и столь своевременной находке целительных ягод на склоне в этом месте, что ранее Олег никогда не встречал деревьев боярышника на Горе. Позже, Олег говорил, что сама Гора пришла ему на помощь, приведя его извилистым спуском к этому дереву…

Ну, а дальше он понемногу к вечеру спустился вниз прямо к огромным гималайским кедрам, росших уже почти на территории санатория, и спокойно пришёл домой.

Через неделю, Олег сходил к кардиологу, чтобы проверить состояние сердечной мышцы – по результатам кардио-исследования, с сердцем у него всё было в порядке….

Вот такая необычная история.

Я сидел, весь во внимании, слушая с огромным интересом его рассказ, и когда он закончил говорить, сказал:

– Так, значит, о существовании этих пещер никто не знает?

– Нет, – Олег покачал головой – cкорее всего, никто. И это удивительно. Я же сейчас работаю в Гурзуфском историко-краеведческом архиве – я перерыл все документы, рукописи, заметки путешественников, докладные записки Крымскому генерал-губернатору, оригиналы хозяйственных счетов имения Раевских в Крыму и т. д., и т. д. Просмотрел и старые документы, и новые— абсолютно никакой информации на эту тему. Но ведь Аю-Даг был обитаемым в 8-9м веках – там проживало в каменных примитивных жилищах, использовавшихся ещё со времён тавров, где-то 300 и больше семей. Имелись оборонительные стены и, естественно, могильники. А потом, немногочисленное, в средневековье, вплоть до завоевания Крыма турками – там была монастырская иепархия, храм 12 апостолов, византийская базилика, жили монахи, и была резиденция Иоана Готского.

– Слышал о таком? – спросил он меня тоном, подразумевающего бесполезность какого-либо моего ответа. Я просто промолчал, пожав плечами.

– Это отдельная тема, как-нибудь расскажу, – продолжил Олег, – ну, и ремесленники разные, типа горшечников, скорняков, рыбаков, скотоводов, и даже виноделов! Днём они работали на полях вокруг Горы, рыбачили, выращивали фруктовые деревья и виноград, а на ночь возвращались к себе домой, на Гору. Торговали и вели натуральный обмен с жителями феодального княжества Дори (я удивленно поднял брови – что это?? – но Олег не стал заморачиваться и тратить время на тему, уводящую его от рассказа об истории Аю-Дага, сказав, что это под Бахчисараем) – готами, а также с греками, с потомками тавро-скифов, и русичами с Тмутараканью! И прочими этническими сообществами, меняя рыбу на соль, муку и т. д. И там имеются остатки 3-х оборонительных стен на северной стороне Горы, – он сделал пауз, давая мне время обдумать всё, что он вывалил на меня, как куль на голову, всю эту информацию. – Да ты просто кладезь сведений, – сказал я Олегу, смотря на него, как младший на старшего, – а Михаил Викторович мне ничего такого и в помине не говорил о Медведь-горе.

– Естественно, – ответил Олег, – для этого нужно книги по этой тематике читать. А где их взять? Или в интернете порыться. Но там много фальшивок и просто информации от несведущих блогеров, – развёл он руками и помолчал, смотря на меня изучающим взглядом. – Я вижу, эта тема Прошлого Медведь-горы тебя заинтересовала. Так что, когда будет уместно, если хочешь, я тебя просвещу и насчёт её истории – кто там жил и когда, ну и всякое такое разное, если будет возможность. Когда мы пойдём на Гору. Что тебя там вдруг заинтересует.

Его неожиданное предложение было очень своевременно и интересно для меня – по складу ума, я был где-то посередине между гуманитарием и технарём и, работая в банке экономистом, уже давно не испытывал какого-либо романтического влечения к познанию тайн Природы, туристическим походам, открытию для себя чего-то нового в моей благоустроенной, комфортно-спокойной жизни. Оказавшись здесь, в Партените, в такой неожиданной для меня обстановке, я почувствовал в себе какой-то смутное желание каких-то приключений, новизны ощущений, стремления узнать что-то новое для себя, да и просто испытать себя и проверить свою “физику” в пешем походе на Гору.

Мне по-прежнему хотелось пойти на Гору, но уже без того, прямо какого-то неудержимого стремления, похожего на чуть ли не физическое притяжение к ней, испытанного мной полчаса назад, когда для меня решался вопрос, остаться ли мне здесь, с Олегом, или поехать с Мишкой и Владой в Ялту. Оставшись здесь, я словно выполнил для себя какое-то задание или внутреннюю задачу, приняв нужное решение. Правильно ли я сделал для себя – это уже другой вопрос. Ну а пока, слушая такие захватывающие повествования Олега о его приключениях на Горе, я всё-таки не воспринимал всерьез ту часть, касающуюся “Хозяина”, полагая, что ему могло просто что-то показаться подобное. Да и обошлась, в общем, вся эта жуткая история для него вполне благополучно…

– Он же не полез внутрь пещеры! – размышлял я дальше. – И с сердцем у него в дальнейшем всё оказалось нормальным. Да и, вообще, у страха глаза велики. Может, и тот голос ему причудился от нервного срыва, испытанного им в тумане. Или, просто послышалось, как тот чарующий голос, услышанный мной в полусонном состоянии. Правда, я был тогда не в “адеквате”, но запомнил сказанное. А Олегу же тот голос ничего конкретно не сказал. Просто звал туда. Да ещё ощущал какую-то незримую силу, тянувшую его к пещере. Но ведь не затащила. Попугала и оставила, а, может, всё это ему просто причудилось. У страха глаза велики, – философски заключил я, но, мысли о том ужасе, скрывавшемся, оп словам Олега, в том молочном тумане, ещё долго не оставляли меня. Объяснить его панический испуг игрой воображения у меня не получалось. Но в душе я всегда считал себя материалистом и не допускал существования всяких там Сверхъестественных сил. Во всяком случае, предпочитал не думать над этой темой всерьёз.

Олег выжидающе смотрел на меня, а я всё думал по-прежнему о его злоключениях в тумане на Горе.

– А те фотки, что ты сделал там у пещеры? Покажи! – вспомнил я слова Олега, что он сфоткал на сотовом несколько снимков.

К моему огромному сожалению, оказалось, что они вышли почти все испорченными, словно засвеченные, хотя это же цифровые снимки.

Как мне сказал Олег, пробуя улучшить их, прогнав через редактор фотографий в своём сотовом, и нажав затем на “сохранить”, там вдруг появился непонятно, как, красный предупредительный символ и, вместо того, чтобы сохраниться, они, исчезли вместе с оригинальными снимками!

– Осталось всего пара снимков, но без той странной пирамидки, – проговорил с сожалением он.

– Удивительно! – поразился я этому сообщению. – Бывает же такое!

Услышанное сейчас, при свете дня, в его рассказе о Тумане, походило больше на одну из тех мальчишеских страшилок, которые мы рассказывали девчонкам на ночь, сидя у костра на земле, когда я ездил в шестом-седьмом классе летом к моей бабульке в настоящую, со старыми деревянными избами, деревню под Воронежем. Я там подружился с моими сверстниками, с которыми весело проводил время. И с девочками – с ними было, порой, весьма смешно, особенно, когда мальчишки напускали страхов на девочек страшными историями в ночи у озера, а те, замирая от ужаса, слушали завораживающе-жуткие страшилки об оборотнях, ведьмах и нечистой силе, а потом визжали от страха, когда пацаны пугали их неожиданно громким голосом. Девчонки, хоть и понимали, что всё это по – на – рошку, но, боялись отойти от костра, озираясь вокруг в сгущавшейся тьме, уже забывая о том, что мальчишки всё это рассказывают для их забавы.

Иными словами, все мы переживали страх понарошку, чтобы, условно говоря, не бояться его. Но, конечно, потом они боялись идти одни домой, и мне часто удавалось провожать до калитки самую красивую девочку в этой нашей “дворовой” в компашке. И всем нам хотелось почувствовать выброс из себя щекочущего нервы и мозг порции страха (сейчас-то я знаю, что это адреналин), сменявшегося после кульминационного момента в очередной рассказанной страшилке облегчением и визгом и полудетской возни с девчонками в темноте. Деревенские девчонки были для меня, кстати, моими первыми университетами любви…

– Ну, а потом, уже на первом курсе института…, – я остановил поток своих уже почти не контролируемых сопутствующих воспоминаний.

Интересно, что при всей жути, рассказанной мне Баженовым о том Нечто в тумане и о голосе из пещеры, я воспринимал всё это, как своеобразное краткое описание сюжета какого-нибудь мистического боевика с этим партенитцем в главной роли и его антагонистом – условным “Хозяином” горы, чей расплывчатей образ в моём сознании сливался, почему-то, с образом Джона Крамера из фильма “Пила”. Поэтому, услышанные откровения Олега не только не пугали, но и обещали дальнейшее интересное развитие этого такого необычного сюжета. То есть, я был сейчас в роли условного слушателя, который был не прочь, в “живую” увидеть место съемок всей этой необычности, там, на Горе. Я чувствовал себя вот в таком же приподнятом ожидании “адренолиновых” приключений с возможностью прикоснуться к какой-то тайне, к чему-то таинственному и необычному на Горе, и уж, конечно, это ни шло ни в какое сравнение с моими школьными страшилками-посиделками в ночи с “деревенскими”.

Предложение Олега сходить туда, на Гору, с ним, было не только круто для меня, но и щекотало нервы ожиданием похода к тому загадочному “Знаку”, а теперь, может быть, и к пещерам, и возможностью всё увидеть своими глазами. Честно говоря, за такой уникальный “квест” любители острых впечатлений ещё бы и денег приплатили бы Олегу, если бы он вдруг, решил сделать из такого похода маленькое коммерческое туристическое “предприятие”. Такой увлекательный поход, естественно, и рядом не стоял по остроте и свежести впечатлений с “тупым” времяпровождением на пляже или дружескими вечеринками с Мишкой в барах и ресторанах Ялты, пусть, даже, хоть и с Владой…

В моём сознании вдруг всплыл образ моей симпатяшки-попутчицы – я по-прежнему хотел найти её и надеялся, что за время столь нужного пребывания в Партените, мне повезёт встретить Веронику где-нибудь здесь. Да и с Олегом успею сходить на Гору, и быть может, в те пещеры. И послушаю интересные сведения об Аю-Даге и, если он разговорится, сопутствующую информацию по истории этих мест – он же столько знает! Так что, всё пока складывалось для меня, как нельзя лучше.

Мой новый товарищ смотрел на меня в ожидании ответа и я, выдавая своё приподнятое настроение широкой улыбкой, конечно же, согласился. Олег, словно удостоверившись в том, что я готов остаться в Партените и составить ему компанию, кивнул довольно головой и продолжил дальше.

– Так вот, говоря о теме прошлого Медведь-горы, – он сделал паузу, собираясь с мыслями. – Люди окончательно ушли оттуда в 16-м веке. Тропы заросли кустарником и деревьями, и даже в людской молве не осталось никаких упоминаний о тех пещерах. Гора обезлюдила, к счастью для неё.

Говоря это, он встал и, подойдя к окну, откинул штору в сторону, смотря на дымчато-синий сейчас край Горы, и о чём-то задумался, глядя на неё. Невольно, я тоже взглянул на её огромный бок, высившийся в полутора километрах от нас, за деревьями и домами.

– Где же там люди размещались, живя столетиями на её вершине? – размышлял я, подойдя к нему, пытаясь понять, как там можно было жить наверху, и спускаться и подниматься туда-сюда каждый божий день.

Баженов, молча, взглянул на меня и опять уставился в окно, смотря вдаль на Гору – она словно притягивала его магнитом своей огромной массы, приковывая к себе и не отпуская его глаз от её манящей, в лёгкой дымке сейчас, вершины.

Неожиданно я подумал, что его тяга к Медведь-горе была сродни лунатизму, где в роли притягательной небесной владычицы ночи выступала эта Гора.

Пауза затянулась. Мне показалось, что его заботила какая-то невысказанная мысль. – Почему? – удивился я, прервав, наконец, его раздумья, ожидая, что он пояснит мне не досказанную им мысль.

Он вздрогнул, выходя из своих раздумий, и будто вспомнив, о чём мы говорили только, что, продолжил:

– Потому что водные источники на Горе закрылись после землетрясения. Там и так трудно было жить на Горе – считай, как в крепости жили осаждённой. А сколько им нужно было дров для готовки еды, отопления в холодное время!

Это не был ответ на мой конкретный вопрос, и я опять повторил:

– Почему, “к счастью” для горы?

Видя, что я на самом деле интересуюсь этой темой, он словно отбросив в сторону беспокоившие его раздумья (вдруг он по-прежнему думал про себя о Владе и её столь неожиданном отъезде из-за Мишки), дружелюбно ответил, что сейчас я всё пойму сам.

– Не торопись. Я же даю развёрнутый ответ (в нём, вроде, заговорил сейчас преподаватель. Он же историк, – мелькнула у меня мысль). – Тавров жило в древности на Горе немного. И в основном, это был, так сказать, персонал – охрана и обслуга их святилища Девы. Как оседлое население, они могли проживать лишь на её северной стороне. А южная была закрыта для праздного “посещения”. Там же у них стоял Храм Девы! Я потом расскажу тебе об этом кое-что. Их примитивно— обустроенных жилых каменных построек на Горе, конечно же, не хватило бы для её “массового” заселения. Ну, а там, где они жили в обычных местах, жильё строилось из камней и веток, обмазанных глиной. В плетнёвых мазанках, или полуземлянках. И везде им требовалось дерево для дров. Зимой попробуй, там, наверху, пожить на продуваемой ветрами вершине! – патетически воскликнул Олег.

– Как на лекции говорит, – мелькнуло у меня сравнение.

– А ведь нужно и жильё обогревать, и пищу готовить, и для строительных нужд рубить деревья. Даже здесь— на этой святой для них горы! Из года в год. Из десятилетий в столетия! – сделал он паузу.

– И ты думаешь, они дрова из долины наверх таскали? – он, вроде, как, спросил меня, и пока я собирался с ответом, продолжил дальше:

– Да если бы они её заселяли так, как, тысячелетия спустя, в 5 м— 7-м веках нашей эры, это сделали другие поселенцы, то ещё в таврские времена весь лес на Горе изничтожился бы также, как, скажем, на Мангупе (а где это? – поднял я брови в немом вопросе, но Олег не стал отвлекаться на объяснения, продолжая свой монолог). – Или, как на Керченском полуострове, когда Митридат вырубил все окрестные леса для строительства своего флота в ходе десятилетий его трёх войн с Римом! Я уже не говорю о лесных пожарах… Так что с экологией в те времена было не всё хорошо… Рубили, где вздумается и сколько надо!

Я слушал внимательно Олега – похоже, понемногу, он стал вводить меня в тему исторического прошлого Горы. Он же, словно выговариваясь, продолжил свою мысль, словно обращаясь к невидимой аудитории, где был единственный слушатель в моём лице. – И скорее всего, так оно и было за те долгие столетия обитаемой истории Медведь-горы. Лес изничтожался там, вероятно, десятки раз, и вырастал, хотя и мельчая, заново. Хорошо, что её экология смогла восстановиться там, пусть и в неполной мере, – закончил он свою “развёрнутую” мысль. – Теперь ты понял, почему “к счастью” для этой горы люди ушли оттуда? – посмотрел он меня внимательно, словно, чтобы убедиться в том, что мне теперь всё стало ясно.

– И всё же удивительно, – продолжил он дальше, – что те пещеры, кто-бы их не сделал, остаются неизвестными до сих пор, хоть и находятся вдали от основных троп на горе. Нет о них никаких упоминаний ни в далёком прошлом, ни в более близкие к нам времена. А ведь они могут, возможно, иметь какое-то отношение к культу Девы… Однако, повторяю, о них нигде нет никаких записей – ни единого упоминания! – проговорил он, задумчиво смотря в опять в сторону Горы. – И даже за прошедшие 200 лет современной российской истории Аю-Дага их никто не открыл заново!

Он, было, опять задумался о чём-то своём, глядя в окно, но я кашлянул для вида, выводя его из очередных глубоких раздумий – он оторвал свой взгляд от этой роскошной природной картины в его окне, и помедлив, сказал:

– Я, правда, ещё не смотрел в записях надворных советников местных татарских мурз – там, возможно, может встретиться хоть какая-нибудь информация на эту тему. Но я не знаю татарского языка, хотя мне и помогает Гюльнара…, ну, да ты её не знаешь, – остановился он, словно сказав лишнее, и замолчал, опять повернувшись к окну, глядя куда-то вдаль.

Я стоял, молча, смотря то на него, то на дымчатый силуэт огромной Горы за стеклом окна гостиной, удивляясь тому, насколько Олег, действительно, одержим этой темой, и как много он знает о проблематике данного вопроса.

– Вот такие дела, – сказал он, отходя от окна и садясь на диван, потирая виски, словно вспоминая что-то. – И вот что ещё, – продолжил он свои пояснения, подзывая меня жестом присоединиться к нему, – это тем более удивительно, что я, осмотрев ту пирамидку на входе, просто кожей чувствовал, что там кто-то регулярно бывает.

– Почему? – эта тема, связанная с пещерами, была уже для меня такой же жгуче-интересной, как и тот “Знак”.

– Потому что там, на камнях не было никакого мха и, даже, намёков на то, что его кто-то убирает там. Его просто нет там! – ответил Олег.

– И что с того? – недоуменно спросил я.

– Там было полно мшистых камней вокруг на склоне, а внутри, на открытой площадке – ни одного! – объяснил он. – А место-то абсолютно заброшенное и дорожек – тропинок там нет. Спускаться туда – уже труд сам по себе. Так что, кто-то туда приходит регулярно, иначе бы всё было бы во мху там… И в листьях, – он снова задумчиво посмотрел в окно на Гору как будто стараясь разглядеть там эти пещеры на её массивных огромных боках.

– А ты, там, что, был опять? – поинтересовался я.

– Почему ты так решил?

– Ты говоришь так, как будто был там совсем недавно.

Олега почему-то нахмурился, услышав моё предположение. Я почувствовал какую-то перемену в его настроении. Но тема была для меня очень любопытна, и я спросил как можно более дружелюбно, поинтересовавшись как-бы между делом:

– Послушай, Алик, – так ты к тем пещерам так и не ходил больше?

Мой вопрос был ожидаем, и Олег, понимая мой интерес к этой теме, очевидно, раздумывал, что мне сказать. По его виду я понял, что он мне ещё не всё рассказал о тех пещерах и не хотел говорить по какой-то причине. Но я не сводил с его глаз. Наконец, решив что-то про себя, он сказал, что пробовал сходить туда, и не раз.

– Спускался по косогору. Но не мог найти их там, – развёл он руками.

– Почему? – удивился я.

– Их там больше не было…

– Как же так? Ты помнил дорогу, знал, где ты спустился и, – я не договорил.

Олег, упреждая мои вопросы, покачал головой, показывая всем своим видом бесполезность моих дальнейших расспросов.

– Сам не понимал, куда они исчезли. Их не было, пока…, Его словно что-то мучило, и было неприятным для воспоминания.

– Пока, – начал он медленно, словно делая признание, – в прошлую среду, спускаясь с горы в очередной раз, решил опять пройтись там, в том районе склона горы, где мне довелось наткнуться на те пещеры.

– Так это тогда же, когда ты увидел тот знак на скале? – вспомнил я вдруг.

Олег не ответил. По его лицу было видно, что с ним тогда произошло что-то, о чём он так и хотел пока говорить. И всё же, вся эта недосказанность с его стороны как-то грузила его сознание, и, очевидно, сильно заботила, и ему нужно было высказаться. Поделиться со мной мучавшей его тайной.

– Понимаешь, в тот раз… – уже начав говорить, он опять замолчал. Я ждал продолжения, сверля его глазами, но Олег сказал, что мы поговорим об этом потом. У него, очевидно, пропало настроение разговаривать на эту тему.

– Удивительно, – подумал я, – как ему удавалось держать себя в руках всё то время, пока мои ялтинцы были у него в гостях. Он ведь ничем не выдал своей неприятности или проблемы – а ведь там с ним что-то произошло….

– Так, что, с пещерами? – не унимался я.

– Я увидел их опять, – нехотя выдавил он из себя. – Там, вроде, было даже, как прибрано. Нигде ни листочка на площадке. А потом, – он не договорил и помрачнел. Ему не хотелось дальше продолжать эту тему.

Во всей этой его недоговоренности скрывалась какая-то тайна, и меня тем более стало мучить желание порасспросить его о том, что же он видел в этот раз или кого он там встретил. И тот голос – “Хозяина” или кто там был – слышал ли он в этот раз нечто подобное? Я хотел, всё-таки, спросить его об этом, но, по его лицу понял, что лучше этого не делать.

– Не сейчас, – Олег вдруг сам ответил на мой невысказанный вопрос. – Я тебе и так сказал лишнее.

По тому, с какой интонацией он произнёс эти слова, мне показалось, что для него было бы лучше, чтобы он их не видел в этот раз. Что же там произошло?

Вспомнив слова Олега о том жутком голосе, который звал его в пещеру, я поёжился.

– Надо быть смелым человеком, чтобы опять попробовать сунуться туда, пусть и днём. Как он не побоялся спуститься к тем пещерам? Один, зная, что или Кого он там может встретить! Хотя, почему один? – тут же поправил я себя, вспомнив про его собаку. – Он же, вроде, с ней всегда ходил на Гору. И, кстати, где же она? – я чуть было не озвучил этот вопрос, но вовремя остановился.

Избегая моих дальнейших расспросов, видя, что мне не терпится ещё о чём-то спросить его, Баженов подошёл к журнальному столику с остатками нашего “фуршета” и стал собирать посуду, остановив меня жестом хозяина – мол, сам управлюсь, и пошёл затем на кухню. Он там нарочно громко гремел вилками, тарелками, словно создавая видимость работы. Но я не отставал от него – меня просто распирало от любопытства.

– Олег! – позвал я его.

– Что там? – услышал я его голос из кухни.

– А твоя собака где?

Мой вопрос завис в тишине – Олег ничего не ответил, гремя посудой в раковине, и я прошёл к нему на кухню. Он мыл посуду, не оборачиваясь на звук моих шагов.

– Собака, – начал я.

– Ты о чём?

– У тебя же, вроде, была собака.

– Была, – сказал он, отворачиваясь от меня.

Очевидно, я сам не зная задел что-то очень личное в его душе. Не обращая на меня внимания, он достал из кухонного шкафчика коробку с листовым чаем в пакетиках и залил их кипятком в фарфоровом чайничке для заварки. Выждав момент, когда он взглянул на меня, я продолжил мои вопросы.

– И где она?

Он помолчал, ничего не отвечая мне и, понимая, что я жду ответа, наконец, ответил негромко:

– Её забрали.

В его голосе звучало что-то такое невысказанное, очень личное и связанное с чем-то таким душевно— ранимым для Олега, что я, почему-то, сказал ему:

– Извини, что спросил.

Этот разговор о собаке был таким тягостным для него, что я уже пожалел о том, что спросил о ней.

Что-то там непонятное с ней – украли или кто её забрал, куда? Может, ветеринарная служба или живодёры какие-нибудь. Поэтому, он такой смурной стал, когда я спросил насчёт его четвероного друга. Он же с ним по Горе ходил постоянно, как Влада сказала тогда…

Домыв посуду, Олег предложил попить чай, и налил мне и себе в кружки кипяток с заваркой, а затем, отвлекая меня от ненужных ему мыслей – он, же понимал, о чём я сейчас думаю— спросил меня о моём московском “житие”. Не думаю, что я представлял для него какой-то интерес, но мы же, вроде, становились, как новыми товарищами. Он разговаривал со мной о Москве, обо мне, кем работаю и прочее с деланным интересом и, закончили наше “чаевничество”, поговорив о последних новостях в мире. Но это было всё второстепенным для меня, как, впрочем, и для него. Мысль о пропавшей собаке– её забрали? – по-прежнему занимала меня.

– Кто же её забрал, что Олег не смог помешать? И, где? Может, на Горе? И, если это так, то кто же посмел это сделать в присутствии Олега? Он же, видимо, знает, кто это сделал! И, когда. Скорее всего, совсем недавно…

Мои дальнейшие мысли были прерваны хозяином квартиры – он встал и, убрав за собой со стола, сказал, что пора собираться. Для человека, у которого на душе был явный груз какой-то невысказанной боли и недоговорённости о мучившей его проблеме, связанной его тайной или каким-то секретами, о которых он не мог мне рассказать, его голос звучал почти естественно-дружелюбным и по-деловому собранным.

– Когда мы побываем с тобой на руинах византийской базилики, – продолжил он, выходя со мной в гостиную— построенной в 7-м веке на месте бывшего античного, а до него, таврского капища, ты увидишь, что камни вокруг этого места покрыты мхами. И её каменное основание было раньше скрыто под мхом. А сейчас там – новодел.

Я смотрел на него, не понимая, для чего он всё это рассказывает мне? Мы же собирались пойти с ним на Гору не для осмотра руин базилики, а в поисках разгадки ответа на тайну “Знака” и, если получится, узнать от Олега на месте побольше информации о Медведь-горе, о той хазарской стене, где кто-то в том жутком тумане переставлял камни, почувствовать ауру этого загадочного, древнего места и, если получится, разговорить его о тех пещерах, о неведомом “Хозяине”, и что Олег там видел в прошлый раз. У него, наверняка, есть столько много чего, о чём он мог бы поведать мне, поднявшись на Гору со мной.

Не выказывая ему моего не интереса к этой теме мхов на развалинах, я продолжал слушать его с деланным вниманием.

– Восстановленная по кусочкам часть стены, и мха там нет, – увлечённо продолжал говорить Олег. – Пока. Но, как только люди перестанут заботиться об этом месте, стены покроются мхом. Изначально же, мох на камнях древней части её остатков был там долгие годы Это уже потом, когда в годы после перестройки 80-х годов и, главным образом, в 2000-е, народ потянулся к вере, к старым святыням и энтузиасты стали приводить эту постройку в порядок, и убрали старый мох с камней.

Олег поднял с пола свою большую схематическую карту с пола, разворачивая и кладя её на диван.

– Это вот здесь, – ткнул он пальцем на её фронтальную проекцию, продолжая говорить.

– Многие отдыхающие из санатория, да и просто любители природы, приходят по дороге Раевского туда, наверх, специально, чтобы и помолиться, и внести свою скромную лепту в восстановление этих древних стен. Конечно, это всё символически и о восстановлении храма в первоначальном виде и речи нет. Просто людям хочется прикоснуться к древним святыням и как-то очистить душу. Там очень благостно – не все же ходят именно в церковь, чтобы быть ближе к Богу…, – он опять замолчал, думая о своем.

– Так, что, ты уверен, что туда кто-то ходит? – я отвлёк его от раздумий, вернув к нашему разговору, поняв, что он рассказал мне об этом всём попутно, имея в виду, конечно же, тот факт, что и на площадке перед той пещерой было кем-то прибрано. И не было мха на стенах! И даже нигде ни листочка внутри у пирамидки, – вспомнил я его слова.

– В храм? – переспросил Олег.

– Нет, в пещеры!

– Я знаю, – произнёс он с такой уверенностью, что я хотел тут же спросить его, откуда он это знает. Но он, торопясь, чтобы я не задал ему очередных неудобных для него вопросов, сказал, что он хотел подключить моего ялтинского друга к этой теме.

– Ну, да ты видел, как его всё это ошарашило – он же сухой юрист, не романтик, – Олег усмехнулся невесело.

– Да уж, какая там романтика, – почему-то серьезно ответил я, думая о его пропавшей собаке.

Может, он её и потерял в своих поисках этой пещеры? Без собаки-то туда теперь не сунешься… Вот и понадобилась теперь вместо четвероногого друга временная замена в лице Михаила Викторовича. С кем-то же надо ему исследовать те пещеры вдвоём и, заодно, тот “Знак”. А тут и я, как раз, вовремя подвернулся.

– Так что, Антон, готовься, если тебя интересует эта тема, я постараюсь тебе всё здесь показать.

– Это ты насчёт пещеры? – хотел я спросить его полушутя, но передумал. – Больно тёмная, всё-таки, эта тема с пещерами. Всей правды пока он мне не говорит. Скрывает что-то. Будем на Горе, потом и спрошу его…

Олег скрутил в рулон карту, зафиксировав её резинкой, и сел на диван.

– Да, совсем забыл! – вскинулся он. – У меня на балконе лежит геологический справочник. Прочти его. Там тема о лакколитах, чтобы ты понял, куда мы идём и что из себя представляет Гора, как геологическое образование.

– Уже ознакомился, – улыбнулся я и, видя, что Олег разговорился, задал ему столь интересующий меня сейчас вопрос, который давно был у меня на языке:

– А что там насчет “Хозяина”? – осторожно спросил я, зайдя, с другой стороны, к теме о пещерах. – Тот голос, – начал я, не договаривая, ожидая, что Олег поговорит со мной отдельно и об этом, и расскажет столь интригующую для меня информацию. Однако, мой увлеченный разговором товарищ, словно не слыша моего вопроса, опять встал и прошёлся по комнате, посмотрел в окно на массив горы над Партенитом и сев на диван, неожиданно спросил меня о моих планах на отдых, помимо похода на Медведь-гору.

Проявив настойчивость, я повторил свой вопрос, сказав “с подтекстом”, что мои дальнейшие планы здесь (в Партените) будут зависеть от степени его доверия мне.

Олег пристально взглянул на меня и нехотя ответил, что ещё пока не время об этом говорить.

– Наберись терпения, – сказал он вдруг серьёзно, глядя мне в глаза пристальным взглядом, – ты всё узнаешь, но не сразу, а когда нужно будет.

Я замолчал, не понимая, почему он избегает этой темы. Он же сам ещё час назад начал этот разговор, а теперь вдруг закрыл, так неожиданно, столь интересный для меня вопрос. – Ты, кстати, сколько дней будешь в Ялте? – поинтересовался он.

– Три полных недели. У меня уже и обратный билет есть.

– Отлично, – воскликнул Олег.

Мне показалось, его лицо как-то опять посветлело.

– Да у тебя вагон времени, чтобы сходить и на Гору, и покупаться там, на диких пляжах! А какие места я там тебе покажу! И Партенит осмотреть сможешь. Пройдёмся и по парку санатория “Крым”, и в “Парк Парадиз” сходим.

Он прямо засветился неожиданным энтузиазмом.

– Я пока в отпуске уже неделю, – пояснил он. – Так что, у нас с тобой всё благополучно совпало! И вспомнив о том, что я, собственно, приехал на отдых в Ялту и хотел бы наверняка отдохнуть и там, и посмотреть также другие достопримечательности, сказал успокаивающе:

– В Ялте своей ещё успеешь отдохнуть. Хотя там такая сутолока, особенно на набережной. А про автобусы я и вспоминать не хочу – он посмотрел выжидающе на меня, ожидая моей реакции на его идею провести здесь больше времени, чем я, собственно, рассчитывал или планировал.

Это неожиданное предложение подразумевало, что я могу остаться здесь, в Партените, минимум на неделю, хотя я ранее рассчитывал пробыть здесь всего несколько дней.

– Ну, а там видно будет, – решил я про себя. Ялта, и в правду, может подождать, и образ Вероники наполнил моё сознание—обязательно найду её, – пообещал я сам себе. Олег, видя, что я согласился остаться здесь и дальше, продолжил с энтузиазмом. – А потом, две недели тебе вполне хватит на знакомство с остальными южнобережными достопримечательностями.

Я кивнул, соглашаясь с ним.

– Вот и отлично! – повторил Олег. – А сейчас, – он посмотрел на часы, – у нас начало двенадцатого. Если сейчас пойдём сразу на гору с выходом к большой поляне, и дальше, к Трону Силы, – он не договорил, достав с книжной полки большой снимок с его же схематической карты, и показал мне на крохотное серое пятно.

– Это вот здесь, – ткнул он пальцем на край горного склона с западной стороны южной части горы. И продолжил дальше: – Вернёмся назад, если всё нормально, к 16 часам. Наверх, на её макушку, мы сегодня не пойдём. Наши планы, как ты понимаешь сам, изменились…

Он улыбнулся извиняющееся.

– Ну а если пойдём выше, то нам, в любом случае, надо спускаться с неё к выходу у ворот не позже семи вечера. К этому времени лес стоит уже в глухой тени, всё становится безликим и приглушенно-сумрачным – можно не заметить камень или корень дерева на тропе и здоороово упасть, – он улыбнулся. – У нас с тобой есть, по крайней мере, два дня, и там видно будет дальше, что и как, – в его голосе прозвучала какая-то недоговорённость. Но я не стал уточнять у него, что же он имел в виду.

– А Трон Силы? – поинтересовался я.

– На Трон Силы нужно идти, когда там светло. В солнечную погоду и синим небом. Получишь незабываемые впечатления от окрестных головокружительных видов!

Он говорил уже чуть ли ни с видом экскурсовода, приглашающего на эксклюзивную прогулку “для своих” жаждущих острых впечатлений туристов.

– Можно будет спуститься затем к каменному хаосу из сотен многотонных глыб. Там, внизу, каменный язык метров семьдесят в длину, – продолжал Олег, говоря, что ему довелось несколько раз спуститься в самый низ к обрыву, где дальше стоят отвесные откосы, метров 100 высотой. – Так вот, в этом каменном хаосе я тоже кое-что нашёл, – он сделал многозначительную паузу.

Меня, конечно, заинтересовали его слова, и я посмотрел на него, ожидая, что он мне сейчас расскажет об очередной тайне Горы. Но этот знаток её нехоженых мест не стал дальше распространяться на эту тему, ответив на мой немой вопрос короткой фразой:

– Потом расскажу.

Да… Он определенно был ходячей энциклопедией об этой Горе.

– А пока, – продолжил он, – если не возражаешь, мы для начала выйдем хотя бы из дома на Божий свет. Естественно, я был доволен, что мы, наконец, после всех этих разговоров, пойдём к Горе. – Ты плавки взял? – cпросил меня неожиданно Олег.

– А что? – не понял я, в мыслях уже находившийся чуть ли не на Горе.

– Так здесь же хорошие пляжи, – весело ответил Олег. – А какие там барышни одинокие ходят! – он шутливо закатил глаза вверх. – Закачаешься!

Он уже был в хорошем расположении духа и по его поведению я видел, что ему нравится общение со мной. Что бы он там с ним не случилось в этот раз в той пещере, он умело скрывал свои чувства после той минутной слабости или что это было, когда он вспоминал про свою собаку. Во всяком случае, у нас с ним стали складываться хорошие, товарищеские отношения. Хозяин квартиры был в меру разговорчив и дружелюбен. Я хотел, было, ему рассказать о Веронике, но решил, что слишком рано. Успею, когда будет уместно, и улыбнувшись, шутливо ответил:

– А вот с этого и надо было начинать, – и мы непринужденно рассмеялись.

Я порылся в своем рюкзаке, ища плавки, и оказалось, что, по моей невнимательности, они остались в моей комнате у Мишки в Ялте на стуле у кровати. Увидев моё некоторое замешательство, Олег сказал:

– Если забыл, – понял мой новый товарищ, – то сейчас зайдём и купим их в ларьке с курортными товарами. В любом случае, они тебе будут нужны здесь, – он мотнул головой в сторону моря, – или там, – и он показал в направлении Горы, имея в виду Ялту, лежавшую в той стороне, за этой каменной громадой.

Он пошёл к себе в спальню переодеться, а я, подойдя к стене, близко рассматривал на стене реалистичнейшую картину Горы.

– Там крест стоит, видишь? – Олег подошёл ко мне и показал на край высокого мыса.

– Деревянный, 3х метровый крест. Я помогал мужикам нести его и устанавливать там года три назад. Заменили прежний. А ниже – он показал на карте, – слева от этого мыса располагается Бухта Контрабандистов.

– Что, настоящих? – недоверчиво спросил я.

– Да, были такие здесь такие в конце 19 века, – и он начал было рассказывать об истории происхождения такого странного названия, а потом, махнув рукой, сказал:

– Антон, да там столько интересных мест, и столько историй можно рассказать, что мы с тобой дома до вечера просидим здесь, в квартире! Давай, пошли! Потом сходим и туда! – и он направился к двери на кухню.

– Пойду, соберу по-быстрому еду в дорогу. Воду и прочее, – проговорил он уже из кухни, открывая холодильник, что-то доставая из него. Мой чёрный рюкзак был тут же, в прихожке, дожидаясь меня на старом стуле.

– Хорошо, что Мишка позаботился обо мне, положив ещё в Ялте хлеб, консервы и воду мне в рюкзак! – подумал я с благодарностью о моём ялтинце, бегло исследовав его содержимое, и присел на корточки, одевая свои новые белые кроссовки.

– А по дороге я тебе буду рассказывать и показывать, что, и как. Ну, чтобы ты поднялся на гору, уже хотя бы что-нибудь, зная о ней. Ты готов?

– Всегда готов! – охотно откликнулся я из коридора, надевая кроссовки.

Олег вышел ко мне в прихожку, что-то ища в настенном шкафчике, и вытащил затем рюкзак защитной, маскировочной расцветки. Проходя мимо меня, он задержал свой взгляд на моих кроссовках.

– Да, кстати, какая у тебя обувь?

Я с гордостью показал ему мои новые, белые, фирменные кроссовки “Mizuno”, купленные накануне поездки, в которых и приехал в Крым из Москвы. Олег скептически усмехнулся, сказав, что практика покажет, насколько они хороши.

Быстро собравшись и положив припасённые им продукты и воду в рюкзак, он надел затем обычные, китайские, “кондовые”, серо-коричневые кеды. И тут уж я скептически улыбнулся, глядя на его видавшие виды “Red Wall”. А Олегова жёлтая футболка, кстати, выглядела как-то вызывающе ярко, и я бы сказал, не скромно. Не люблю привлекать к себе внимание яркой одеждой…