Читать книгу Мы люди… Разлом - Олег Моисеенко - Страница 24

На третий день пути потные и уставшие лошади, с трудом тащившие покрытые плотной седой пылью экипажи с людьми, въехали в местечко Тересполь, расположенное в стороне от Бреста. Палящее солнце уже повернуло на послеполуденную сторону, впереди вдоль дороги по песку двигалось большое стадо коров, высоко поднимая облако пыли, которое закрывало окружающие предметы, все это вызывало жуткую тоску и безнадежность. Вацлав сидел в первом экипаже рядом с возницей, в голове у него стоял шум, мешавший о чем-либо думать и что-либо предпринимать. Вдруг подул ветерок, появилось ощущение прохлады, и в этот момент раздался громкий мужской крик:

– Не останавливаться, не останавливаться, быстрее, быстрее! Там у военных привал, их будут кормить.

Этот крик вывел Вацлава из оцепенения, он увидел, как беженцы, которых они обгоняли, толкая друг друга, ринулись вперед за этим мужчиной. Поднялся крик и плач, перерастающий в сплошной вой. Так они и двигались в потоке: с одной стороны шли военные, а с другой с воем неслась толпа беженцев, сквозь который Вацлав услышал надрывный плач сына. Он хлопнул возницу по плечу и истерично прокричал:

– Давай сворачивай, куда ты? Сворачивай влево, к военным!

И тут же раздались возмущенные голоса:

– Ты что, ошалел, куда прешь на людей?!

Под оскорбительную ругань и проклятья конные военные расступились, и два экипажа свернули на узкую проселочную дорогу к экипажу, где находилась Регина с ребенком. К ним подъехал военный с саблей.

– Под суд пойдете за такое самоуправство! Вы же людей погубите… – и осекся, встретив полный отчаяния взгляд измученной женщины с ребенком на руках.

– Простите, мадам, они чертовски устали. Правда, скоро будет привал.

От этих слов Регина очнулась, как от сладкого утреннего сна.

– Помогите нам, нам нужно где-то остановиться, накормить ребенка. Езжайте за мной, – Регина махнула рукой в сторону первого экипажа, – там мой муж.

Военный пришпорил коня и, поравнявшись с экипажем, поехал рядом. Вскоре они оказались на окраине местечка, где повсюду находились люди, их было много. Ближе к лесу стояли санитарные повозки, там горели костры, из больших чугунных котлов доносился запах мяса. Верховой военный отъехал от экипажа. Через какое-то время Вацлав забеспокоился и уже хотел предпринять какие-то действия, как вернулся их спаситель. Его было не узнать, перед ними предстал другой человек: с открытым лицом, на котором уже не было седой дорожной пыли, и улыбающимися глазами.

– Ждите меня здесь, я скоро вернусь, только никуда не уезжайте, – и он снова ускакал.

Вацлав подошел к жене и был поражен ее внешним видом, ему показалось, что с ребенком сидит старуха, он даже непроизвольно отшатнулся.

– Он что, оставил нас? – с тревогой спросила она.

Вацлав откашлялся и принялся стряхивать с себя пыль.

– Он сказал, что скоро вернется и просил ожидать его здесь, – не глядя на жену, ответил Вацлав. Не успел он привести себя в порядок, как подскакал верховой.

– Я получил приказание от ротмистра препроводить вас к месту ночлега, здесь недалеко, езжайте за мной, – он подождал, пока Вацлав усядется в экипаж, и, пустив лошадь шагом, поехал впереди.

Экипажи въехали в заросший сад и остановились. Навстречу им шел тот самый военный, которого сопровождающий назвал ротмистром. Он остановился возле экипажа Регины.

– Сельский ксендз любезно разрешил вам здесь остановиться. Тут будет для вас безопасно, кое-какие продукты я оставил у него, так что располагайтесь, а у меня служба. К ужину меня не ждите, если смогу, завтра заеду, чтобы пожелать вам счастливой дороги. Честь имею, ротмистр Пилип Иванович Кольцов.

Регина заулыбалась и стала благодарить его. Она находилась на пределе своих сил, и от слов, напомнивших ей о прошлой жизни, не сдержалась и расплакалась. Кольцов поклонился и вскочил в седло.

К экипажам подошел высокий, чуть полноватый, уставший ксендз. Он на польском языке пригласил уважаемых гостей в свой дом. Ксендз помог измученной Регине сойти на землю, пообещав ей, что поручит затопить баню, чтобы уважаемая пани смогла помыться.

Приземистый дом скрывался в кустах жасмина и сирени, неподалеку, широко раскинув ветви, краснела рябина, чувствовалась прохлада. На крыльце стоял мужчина в одежде священнослужителя и тоже в сапогах, ксендз сказал ему насчет умывальни для приезжих, и тот заспешил по тропинке, которая уходила в глубь сада.

– Входите и устраивайтесь, как вам будет удобно, мой дом открыт для всех. Дочь моя, вы устали и найдете в этом доме успокоение, и оградит вас Дева Мария от дум темных, – говорил ксендз, помогая Регине подняться по ступенькам крыльца.

Регина встрепенулась и заявила, что в таком виде грешно входить в дом, нужно стряхнуть с себя дорожную пыль и умыться. Она сошла с крыльца, и они с няней стали приводить себя в порядок. Женщины оживились, на их лицах появились улыбки. Повеселел и Вацлав, державший на руках сына. С таким настроением они вошли в просторную комнату. Регина сразу стала готовить постель для себя и Романа, которого на другой кровати раздевала няня. Малыш проснулся и захныкал.

Вацлав и ксендз вышли во двор, августовский вечер уже вступал в свои права, было тихо и не верилось, что всего несколько часов назад творился кошмар, не поддающийся описанию. И только пыльная одежда и усталость говорили Вацлаву, что такое было и может повториться. Неожиданно для самого себя он спросил:

– А вы, святой отец, не уходите с армией?

– Дитя мое, разве можно уйти от своего дома, божьего дома? Я поляк, а как может куда-то уйти Польша? Она была и будет, здесь моя паства, кто-то уйдет, а многие останутся, и я буду нести им слово Божие.

– Сюда могут войти германские войска, – перебил его Вацлав.

– Я не приемлю немцев, это не их земля, а наша, и я останусь на ней, и буду просить пресвятую Деву Марию о возрождении великой Польши.

Их разговор прервал причетник, сказав, что вода нагрета, и пани могут идти мыться.

Регина с неудовольствием подумала об умывальне, не представляя, что это такое, она устала, ей хотелось привычной еды. Как вдруг ксендз принял серьезный вид и начал нараспев читать молитву, ему подпевал причетник. Слова молитвы заставили присутствующих на миг забыть обо всем. В какой-то момент у Регины закружилась голова и ей почудилось, будто она приподнимается над полом домика. Ксендз завершил молитву так же неожиданно, как и начал. Причетник поклонился и сказал Регине с няней следовать за ним. Вацлав остался с Романом, который, разметавшись на постели, крепко спал.

На входе в умывальню, похожую на маленькую баню, Регину и няню встретил терпкий запах чабреца и мелиссы, также улавливался тонкий аромат от висевших связанных пучком веток эвкалипта. Это бодрило и поднимало настроение. Регина мылась в большой деревянной бадье, наполненной темной, настоянной на травах, водой. Она ощутила, как ее тело наполняется приятной легкостью. Няня Ядвига лила теплую воду ей на плечи и спину, но было ощущение прикосновения не струй воды, а легкого ласкающего ветерка, который обволакивал тело до пальчиков ног. Регина взяла большой деревянный черпак и стала лить воду сама, подставляя все части тела. Никогда в жизни она не ощущала такого блаженства от воды, ее охватила радость, хотелось сделать что-то запоминающееся, хорошее и доброе, и она стала поливать Ядвигу. Та мылась, фыркая и разбрызгивая вокруг себя воду, от этого становилось еще радостнее. Регина вдруг вспомнила, что когда она была совсем маленькой и стучала ножками по воде, то вокруг разлетались брызги.

– Все, пани, хватит. Я замечательно вымылась, – сказала Ядвига.

Выйдя из умывальни, Регина почувствовала себя другой, она не понимала, что с ней случилось, молитва ксендза и вода изменили ее. У крыльца их поджидал ксендз, он приподнял руки вверх, произнес: «Святая Дева Мария, очисти сих дев от всякой скверны» и пригласил их в дом. В комнате был накрыт стол, ксендз произнес краткую молитву и предложил откушать чем Бог послал. Ели молча, затем причетник убрал грязную посуду и предложил чай.

– Януш готовит настоящий чай, от которого никак нельзя отказаться, – сказал ксендз.

Вацлав мылся после ужина, вода сняла усталость и придала сил, мир приобрел другие очертания. Распахнув дверь умывальни, он остановился. Солнце уже зашло, и было даже прохладно, в саду пофыркивали лошади. Темнота уверенно захватывала деревья, садовую дорожку, приоткрывала на небе звезды. Все было тихим и мирным. Неужели такое возможно, подумал Вацлав. Казалось, прошедший день закатился вместе с солнцем и уплыл далеко-далеко, а завтрашний день будет бодрящим, зовущим действовать и жить бесконечно долго и непременно счастливо. К умывальне подходили возницы, неожиданно Вацлав подумал, а им каково, где их семьи, куда они поедут дальше, но ответов на эти вопросы у него не было Ксендз и причетник ушли служить мессу в костел. Вацлав еще немного постоял во дворе, вдыхая запахи августовской ночи, и пошел спать.

Рано утром на красивой рыжей лошади прискакал возбужденный ротмистр. Вацлав в это время умывался во дворе холодной водой, ему помогал Януш. Вацлав радостно помахал гостю мокрой рукой, а ксендз пригласил его в дом на завтрак.

– А где ваши дамы? – поинтересовался ротмистр, передавая причетнику увесистую торбу с продуктами. – Паненки сейчас будут, – ответил ксендз, с беспокойством поглядывая на ротмистра и пропуская его вперед.

В комнате уже были Регина с Романом и няней, они радостно поздоровались с вошедшими. Причетник стал накрывать на стол. Первым заговорил ротмистр:

– Как ни прискорбно, опять отступаем, вернее сказать, бежим. Стало ясно, что скоро оставим Брест. Скорее всего, поступит приказ взорвать крепость, а зачем, скажите, тогда ее строили, вложили огромные деньжищи? Как это, по-вашему, называется? Да сейчас только и слышно о предательстве. Немец наступает и с юга, и с севера, и никак его не остановить, дисциплина падает. Где обещанные боеприпасы, пулеметы, где они?!

Воцарилось молчание. Роман с испугом поглядывал на чужого дядю и уже собирался заплакать. Обстановку разрядил ксендз, он пригласил всех за стол, пожелал приятного аппетита и прочитал короткую молитву. Первые минуты завтрака прошли в молчании.

– Пан офицер, неужели все так плохо? – спросил ксендз, когда Януш стал подавать чай.

– Дела для нашей армии не просто плохие, они скверные. Вам нужно поскорее уезжать отсюда, через день-другой здесь будут толпы беженцев и отступающая армия.

Ротмистр встал из-за стола и обратился к Вацлаву:

– А вы куда путь держите?

Вацлав назвал место расположения своего поместья.

– Не знаю, что вам сказать и где вам найти пристанище. Фронт может докатиться и до тех мест, только назад дороги нет, при отступлении взрывают мосты, всё увозят и угоняют. Такое чувство, что русская армия туда уже никогда не вернется, – грустно закончил ротмистр.

– Кто придумал эту войну, тот преступник, страдают невинные люди. Мне некуда уходить, это моя земля, и я остаюсь здесь. Будем служить мессы по убиенным, так, Януш? – сказал ксендз.

– Именно так, пан ксендз, будем служить в костеле мессы, – подтвердил причетник, отхлебывая чай.

Ротмистр подошел к Регине и поцеловал ей руку.

– Мне жаль, пани, что так произошло и мы не можем защитить вас и детей и оставляем в безысходности. Такого Бог рыцарям не прощает, это аукнется офицерам русской армии… Ну да не будем о грустном, у вас сын, растите его, чтобы он стал достойным вашим защитником и защитником Отечества. Храни вас всех Бог, – с этими словами он отошел и вдруг обернулся. Маленький Роман на руках Ядвиги улыбался и тянул к нему ручки. Кольцов заулыбался и подошел ближе. Роман пытался дотянуться пальчиками до кокарды на фуражке и вдруг, картавя, произнес: «Другой папа». Его рука соскользнула, и пальчики схватили ротмистра за нос. Малыш залился смехом. Все это вышло так по-детски мило и непринужденно, что взрослые вдруг заговорили разом, перебивая друг друга. Ротмистр снял фуражку и надел ее мальчику на голову, тот слегка растерялся, потрогал околыш и неожиданно протянул ручки вперед, как бы прося этого незнакомого дядю взять его на руки. Кольцов приподнял мальчика на руках, а потом прижал к себе.

– Вот он, новый защитник нашего Отечества! Военным будет, это опасная и трудная, но нужная профессия. Так что расти на радость маме и папе! – Кольцов передал мальчика няне, сняв с его белокурой головки фуражку. Улыбка сошла с лица ротмистра, и он стремительно вышел из комнаты. За ним последовали ксендз и Вацлав.

– Я буду молиться и просить матерь боску Святую Деву Марию хранить вас, пан офицер, от всякого лиха, – и ксендз стал читать про себя молитву.

Ротмистр подал Вацлаву руку с напутствием не задерживаться здесь, а скорее уезжать.