Читать книгу Евстафий, сын того самого Никифора - Олег Николаевич Кокин - Страница 4

Не таким унылым и беспросветным представлял себе свое будущее Евстафий. Правда, тетушка Лиана предупреждала об этом и заставляла штудировать исторические очерки и описания этих мест с их населением до самой корочки, вплоть до заучивания наизусть должностей, научных, и военных званий составителей данных отчетов. Всегда говорила ему не склоняться перед трудностями, гордиться собой и готовиться стать во взрослой жизни военным человеком, служить своему отечеству храбро и беззаветно. На несмелые возражения Стафа, что там он не видел в армии, она разъясняла ему, что во все времена военные люди, особенно одаренные мужчины, бывали всесторонне развиты и озабочены не только своим продвижением по службе. Они заботились о подчиненных, старались с высоты своего положения облегчить жизнь простых солдат и населения на подконтрольной территории. А для исполнения этих благородных замыслов, самому необходимо выучиться военному делу прилежным образом и заручившись рекомендациями старших товарищей, начальников и верных друзей строить блестящую карьеру к вершинам власти. Самые реалистические и легко усвояемые знания Стафу запомнились в рисунках и карандашных набросках художника Штернберга В. И., выполненные в пору его нахождения в военном отряде губернатора Оренбургской губернии графа Перовского В. А. Но он-то, стоя на заснеженной дороге, только теперь понял, что перенесся по запротоколированному в другой реальности желанию чудика-Дива в тот же момент, как тетушка Лиана полностью превратилась в нормальную цветущую молодую женщину восточной внешности. До этого она успела многое рассказать Стафу. Особенно про свое перевоплощение в чудовище из-за чудачества влюбленного в нее коллеги-археолога, которому, кровь из носа, захотелось удивить ее исполнением древнего пророчества по вызову дива, не так, Дива. И он удивил ее, когда после прочтения старинного текста с глиняной таблички на руинах древнего города Сузы и последующим ее разбиванием, на этом месте возник двурогий великан в человеческом образе. Див вопросил парня, зачем тот оторвал его от достойнейших занятий по ловле оленей в своем мире, и призвал на эту грешную Землю. Пока коллега Лианы думал, что ответить, див наступил на него ногой и раздавил как червяка. Лиане Див сказал, что парень был не прав, вызывая его просто так, для того, чтобы потешить свое самолюбие и восхитить возлюбленную, поэтому поплатился своей жизнью. А так, как Лиана тоже косвенно причастна к его вызову, то быть ей чудовищем в богатом дворце, на необитаемом острове, до того времени, когда она в умах людей разных времен найдет себе маленького ребенка и воспитает его до семнадцати лет. Жить она будет в своем времени в столице России, дабы не смущать правоверных своим видом. На обустройство разрешил взять любых богатств из дворца, что она сможет унести в лапах. По мере взросления ребенка, она будет превращаться обратно в человека, а по достижению им семнадцатилетия, она полностью обретет свой первоначальный вид. Повзрослевшего ребенка он отправит в его время на земли киргизов, где Дива почитают за божество. А там на все будет воля Дива и воля человека и, возможно, там он встретит своих родителей. Еще она рассказала, как помогли ей данные Дивом некоторые эмпатические способности и магические умения в поисках человека, который согласится на ее условия. И вот, после семнадцатой попытки ей попался энергичный мужчина зимой на Урале. Что он исполнил ее просьбу, и отдал ребенка своей дочери ей. Рассказала, кто такие его родители, деды и прадеды. Где они проживали в то время. И попросила у него прощение за долгую разлуку с родной семьей. Стаф ее простил и с позднего вечера семнадцатого января почти до полуночи пел различные песни под гитару, сидя у кровати красивейшей тетушки, у которой ноги все еще были в бинтах. Потом, по какому-то наитию, надев синтепоновую черную куртку и кроссовки, он вышел на балкон подышать свежим морозным воздухом перед сном. А когда он захотел зайти в комнату, то очутился на зимней дороге в бескрайней белой степи. Ветра не было. Небольшой морозец начал пощипывать уши и нос. На небе драгоценными камешками сверкали звездочки вселенной и созвездий галактик. Полная луна освещала мертвенным белым светом поблескивающий снег вокруг и две полутемные полоски углублений на дороге, оставленные полозьями волокуши. Ни деревьев, ни кустиков, ни рядом с дорогой, ни вдалеке Стаф не наблюдал. Натянув на самые уши черную шерстяную шапочку, извлеченную из кармана куртки, и тяжело вздохнув, он, неторопливо растирая ладонями лицо, кончики ушей и соблюдая правильное дыхание, направился легким бегом по следам волокуши в приглянувшемся направлении. Через некоторое время с бега перешел на быструю ходьбу. Пробежка разогнала кровь по жилам, и Стаф начал мыслить более позитивно. Мало ли, как он одет и как выглядит, главное он на своей земле и в своем времени. А если любопытные люди начнут расспрашивать, кто он и откуда, то найдется, что сказать. А вот хотя бы так, что он отстал от своего торгового каравана, который вел немец-купец с Гамбурга, да, заблудился в степи. Размышления на очень посвежевшую от холода голову пришлось прервать, потому что впереди зачернелось что-то массивное. Стаф вновь побежал трусцой, постепенно приближаясь к окутанному темнотой строению с плоской крышей. Следы волокуши вели прямо к нему. По мере приближения к месту обитания людей, он стал отчетливо видеть над крышей строения, вылетающие вместе с дымом, быстро затухающие красные искорки. Неспешно приблизился к зимовке аборигенов. На удачу потрогал православный серебряный крестик на шее, который ему в детстве вручила тетушка Лиана и попросила всегда носить его на груди. Постучался в толстую жердину около закрытой двери. После продолжительного постукивания и выкриков на французском языке, чтобы открывали двери замерзшему путнику, в приоткрытой щели дверного проема раздался сиплый со сна голос, вопрошавший на киргизском языке, кого тут дивы носят. Преодолевая несильное сопротивление, и коротко ругаясь по-французски, Стаф протиснулся внутрь помещения в образовавшийся проход между жердиной и дверью и был немедленно остановлен. Тот же сиплый голос произнес интернациональное слово:

– Stop.

Дверь за Стафом закрылась, как будто, сама собой. Клацнул железный засов. Цепкие крючковатые пальцы аборигена, ухватившись за полу куртки, повлекли Стафа за собой вглубь помещения. По-киргизски было сказано:

– Здесь ложись, утром чаю попьешь и расскажешь кто ты.

А красноречивый жест другой рукой, едва видимый в отблесках тлеющих углей очага, и подергивание куртки вниз, убедили путника в том, что ему предлагают спать до утра на этом месте. Стаф в долгу не остался и все также по-французски ответил:

– Оui.

Спалось на толстой шерстяной кошме одетым, и укрытым овечьими шкурами, около саманной стенки, на удивление крепко и без сновидений. Утро следующего дня выдалось крикливым и суматошным. Громкоголосый разговор хозяина и хозяйки на повышенных тонах разбудил, надо думать, не только обитателей зимника, но и всех находящихся вокруг животных. Доносившееся блеяние овец из-за стены помещения и яростный брех собак на улице свидетельствовало в пользу последнего утверждения.

– Чая для заварки совсем не осталось, а ты предлагаешь поить незнакомца чаем. Не знаю, как мы дотянем до весны, но я уже сейчас детей кормлю впроголодь, растягивая запасы сорго и овечьего жира на маленькие порции.

– Ты, женщина, не заговаривай мне зубы, сам знаю, что у нас, и как. Ладно, завари кипяток кусочком кирпичного чая и вчерашние лепешки разогрей и подавай на дастархан с бараньим вяленым мясом. Грех, не уважить путника едой, да и сами нормально поедим. Давай, поворачивайся живее, я пока детей и гостя разбужу.

Хозяин прошелся по помещению, расталкивая отпрысков мужского и женского пола, недовольных ранним пробуждением, стаскивая шкуры, которыми они укрывались.

– Вставайте по-быстрому, не тратьте времени даром, пока вы уберете навоз у животных, набросаете сена в кормушки, нальете им талой воды и будете умываться снегом, мать накроет дастархан. И не забудьте, у нас в гостях незнакомец иноземный, чтоб никаких криков я не слышал.

Хозяин подошел к лежанке Стафа.

– Утро наступило, уважаемый. Вставай, пожалуйста, и выйди на улицу, посмотри какая красота вокруг. Сходи куда надо и приходи садиться за стол. Угостим тебя, гостя дорогого, а ты нам расскажешь, где был и куда идешь.

Хотя Стаф все прекрасно понял, он опять произнес неизменное французское слово:

– Оui.

Хозяин не преувеличил, говоря о прекрасных зимних видах природы и хорошей погоде на дворе. Холодный и яркий свет утреннего солнца ослепил на мгновение Стафа, когда он вышел из саманного домика на улицу. Проморгавшись и развернувшись к солнцу спиной, Стаф с восхищением и удивлением обозревал открывшееся перед ним пространство. Непривычно было стоять в открытой степи, покрытой сверкающим белоснежным одеялом, искрящимся в солнечных лучах. Не слышно было гула самолетов, не сигналили автомобили лихих водителей, не полыхали радужной рекламой огромные баннеры. В белом безмолвии степного океана раздавались лишь голоса детей хозяина и поскуливание нескольких собак, просящих у работавших людей свою порцию еды. Стаф приветственно помахал рукой любопытным мордашкам девчушек, выглядывающим из дверей хозяйственных построек, приметил поправляющего штаны паренька, вывернувшегося из-за угла построек и направлявшегося к их дверям. Стаф обогнул этот угол и невдалеке обнаружил вполне оборудованное отхожее место. По-быстрому сделал свои дела там, не выходя, заправил одежду и, растирая руки прихваченным по пути снегом, решил возвратиться бегом. Да споткнулся на, присыпанном снегом, видно оставленным еще с осени, не выдернутом из земли колышке. Отряхнул вывалянные в снегу колени и теперь неторопливо прошел к дому.