Читать книгу Евстафий, сын того самого Никифора - Олег Николаевич Кокин - Страница 5

Три месяца назад Утен Мусабаев, крепкий пожилой мужчина, старшина безымянного киргизского аила озаботился сбором калыма за двух невест для своих выросших сыновей. Сговориться с родителями девушек он сговорился, но вот только жадность не давала покоя его сердцу. Как же так извернуться, чтобы не отдавать сотню верблюдов и стадо овец в двести голов этим зажиточным беям за невест. Голова пухла от переживаний. Хотелось, и породниться с уважаемыми беями, и отдавать нажитое было не с руки. Если он отдаст скот сейчас, то сам будет наравне с нищими кочевниками перебиваться кумысом и лепешками из сорго. Да и отвернуться от него могут соплеменники, выберут другого старшину, побогаче и посноровистей. Стал он раздражительным и злым. Зайдя на внутренний двор, ни за что, ни про что разгневался на свою любимую третью жену, даже, кажется, ударил ее по мягкому месту, что за ним никогда не водилось. Увидевшая такое непотребство его, казалось-бы, выжившая из ума старая мать, покачала горестно головой и прошамкала беззубым ртом:

– Што тебе неймется мой любимый сын, а ну-ка присядь поближе ко мне и поведай свои тревоги, может, шего присоветую.

Унял он свой гнев и присел на кошму рядом с матерью. Рассказал, как на духу, про свои мучения. Удивила его мать своей мудростью, разложила жизнь киргизов по полочкам. В самом конце своих рассуждений присоветовала она не забывать старинного промысла кочевого народа, да набрать полоняников с дальних аилов, а лучше урусов-селян. С добрыми батырами, ее внуками, а его сыновьями, и их молодыми товарищами с аила он запросто наберет необходимый товар, такой востребованный в Хивинском и Кокандском ханствах. Задумчивым и тихим вышел Утен с внутреннего двора. Теперь его мысли, благодаря своевременному материнскому совету, устремились к практическому выполнению задуманного предприятия. Конечно, за здоровых русских мужиков и баб он на Хивинском базаре выручит большие деньги. Да только одна закавыка выходит, не совладают киргизские батыры с урусами, слишком те друг за дружку держатся, оружие у них хорошее, далеко стреляет и метко, тем более, ссориться с их властями ему не хотелось, потом хлопот не оберешься. Переключился тогда он на обдумывание умыкания полоняников и овец из зимников дальних киргизских аилов и кишлаков. Припомнил рассказы знакомого сердара-туркмена (сердар, это командир) йомудского племени о лихих набегах на поселения урусов, о богатой добыче и в вещах, и в скоте, и в полоняниках, о достойной цене за раба на базарах Коканда и Хивы. Аж, слюнки потекли от зависти. Полтора месяца собирал необходимую толпу народа, натаскивал и готовил молодежь к жестокой драке, вплоть до убийства себе подобных. Подобрал в шайку разбойников крепких, отъявленных головорезов, пятнадцать человек. Вооружились кто, чем мог и в середине зимы, по небольшому пока еще морозу и мелкому снегу двинулись на мохнатых лошаденках с двумя кибитками за поживой. За тридцать дней разорили и ограбили два аила сартов и один кишлак башкирцев за Эмбинским укреплением урусов. Кибитки были почти полны связанными полоняниками и полонянками. К седлам балбанов (балбан – борец, кирг.) было приторочено немалое количество уворованного имущества бывших кочевников и земледельцев. Гнали позади кибиток большое стадо разного скота, и овец, и верблюдов. Утен, довольный награбленным добром и количеством приобретенных рабов, направился было в родные края, чтобы пережить зиму в домашних условиях. Да вспомнил о неоплаченном долге дальнего родственника-кипчака. К тому же зимник должника был в направлении их движения. Недолго думая, Утен отобрал из шайки разбойников среднего своего сына и троих рослых балбанов, предупредил старшего сына, чтобы ехали, не останавливаясь, до родительского дома. Наказал, чтобы там рабов и скотину рассортировали и распределили на зимовку по родственникам до весны. А мы, мол, с прибытком догоним вас. В этот день солнце светило особенно ярко. Небо, против обыкновения, было чистым, без облаков. Снег играл различными оттенками радуги. Утен, скакавший впереди, первым заметил следы волокуши и разразился торжествующим криком. Балбаны решили поддержать своего предводителя и вперемешку завопили:

– Аламан! Аламан!

(Что на киргизском языке означает – беспорядочный набег.)

Кричали до тех пор, пока Утен, углядевший вдалеке слегка занесенный снегом саманный зимник, не прекратил это безобразие. Это ж надо, еще и не видно противника, а они дерут глотку, как будто задались целью предупредить жертву о нападении.