Читать книгу Дни освобожденной Сибири - Олег Помозов - Страница 10

ЧАСТЬ I
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПЕРВЫЕ ЗАСЕДАНИЯ ЧАСТНЫХ СОВЕЩАНИЙ СИБИРСКОЙ ДУМЫ

Оглавление

Заметив, что старик с любопытством

его рассматривает, Наполеон обернулся

и резко спросил:

– Что вы, добрый человек, так на меня смотрите?

– Государь, – ответил Мириэль.

– Вы видите доброго человека, а я – великого.

Каждый из нас может извлечь из этого

некоторую пользу.

В. Гюго. Отверженные


1. Начало работы


Ну а что-то же в это время поделывали в Томске члены Потанинского кружка из-под опеки которых, согласно предложенной нами версии, пытались освободиться комиссары Временного Сибирского правительства, переехав сначала в Новониколаевск, а потом в Омск? Потанинцы, конечно, тоже не сидели сложа руки. Но всё ли у них получилось в плане того противостояния с Западно-Сибирским комиссариатом, на которое они изначально нацеливались? Вопрос непростой и опять же немного запутанный, но в нём есть моменты, о которых нам будет не только интересно, но и полезно, в развитии выбранной тематики, немного порассуждать. Некоторые факты, правда, придётся повторить и как бы обсудить заново, но что же делать, – такова специфика всякого исследования.

И так, 5 июня состоялось первое заседание членов Сибирской областной думы, легально возобновившей свою работу, после того, как в ночь на 26 января она была разогнана большевиками, а её руководители или оказалась под арестом или бежали с основной частью министров Временного Сибирского правительства за границу в китайский город Харбин*. Всего на тот момент в Томске оказалось в наличии или пожелало явиться на первое заседание всего 12 (апостольское число) человек, – членов Сибирской областной думы**. В среду 5 июня в семь часов вечера в Доме свободы (в бывшей резиденции губернатора) в скромной, но торжественной обстановке, в присутствии представителей прессы состоялось открытие так называемых Частных совещаний, положивших начало новому этапу в развитии сибирского областнического движения. Почётным председателем этого, а также всех последующих заседаний, по традиции, единогласно был избран Григорий Николаевич Потанин, патриарх и, собственно, основатель этого движения.

_______________

*Кстати надо заметить, что в это же самое время никто из членов Потанинского кружка не был репрессирован. Преследованию со стороны большевиков подверглись, главным образом, представители правоэсеровской партии, засветившиеся, если так можно выразиться, на почве политической модернизации общесибирского областнического движения. И это даже несмотря на то, что в окружении великого сибирского старца Григория Потанина имелось в наличии немало яростных противников советской власти, – например Адрианов, да и сам Григорий Николаевич не раз выказывал себя весьма жестким неприятелем политики большевиков.

**Вот этот звёздный список: Потанин Григорий Николаевич (от второго чрезвычайного Сибирского областного съезда), Адрианов Александр Васильевич (от съезда кооператоров), Борисов Сергей Степанович (от Алтайской губернской земской управы), Вейнберг Борис Петрович (от Сибирских высших женских курсов), Гайсин Зариф Сафич (от сибирских татар), Карпов Нурилла Мухамеджанович (от сибирских татар), Малахов Василий Зотикович (от исполнительного комитета Алтайского совета крестьянских депутатов), Никонов Сергей Павлович (от Томского университета), Саиев Юсуф Раадович (от Томской губернской земской управы), Сотников Александр Александрович (от Минусинского казачьего войска), Шатилов Михаил Бонифатьевич (от инородцев Горного Алтая), Шкундин Зиновий Исаакович (от комитета сионистских организаций Западной Сибири – ну как же). Этот последний (по алфавиту) член СОД, единственный из двенадцати, не был сибиряком (ни по рождению, ни по трудовой деятельности, ни по арестантской неволе), он также, как и вышеупоминавшийся Г. Гинс, прибыл к нам в Сибирь незадолго до всех этих событий, однако сразу же занял очень ответственный пост секретаря сначала Частных совещаний, а потом и собравшейся уже в полном составе самой Сибирской областной думы. Правда, в отличие от Гинса, приверженца правой политической идеологии, Шкундин являлся человеком определённо левых взглядов. А вывод? Вывод ну прям панически напрашивается сам за себя, – их люди, видимо, есть везде… Современные российские либералы, с целью хоть как-то опорочить своих левых оппонентов весьма обильно муссируют роль еврейского фактора (контингента) в левых революционных партиях… Что, конечно, отчасти верно, но не до конца, поскольку евреев хватало и в среде правых политиков революционной поры. И даже, скажем, в такой ультраправой национально-патриотической организации, как «Союз русского народа», они (не чистокровные, а полукровки) в ограниченном количестве, но всё-таки таились, особенно в среде высшего руководства. А куда без них?

Вот говорят, что история ни точная наука, да куда уж точнее-то; математика, в данном случае, и рядом не стояла. Семибоярщина, семибанкирщина… – семижидовщина (сказал бы антисемит)!


Григорию Николаевичу в то время исполнилось уже 82 года, и он, по состоянию своего здоровья не мог, как это бывало прежде, повести за собой всех своих «апостолов», последователей и единомышленников. Ещё десять лет назад, в период первой русской революции, когда ему было всего лишь 70, он в морозные ноябрьские дни с развивающейся по ветру бородой, как неутомимый пилигрим барражировал по центральным улицам Томска,

пытаясь остановить и замирить кровавое противостояние революционно

настроенной молодёжи с боевиками партии власти – черносотенцами, и это ему удавалось. Теперь он уже был, увы, не тот, далеко не тот (да и сколько можно, собственно, одному-то за всех отдуваться). Фактическим главой, то есть официальным председателем частных совещаний членов СОД стал его ближайший помощник и ученик Александр Васильевич Адрианов. Он тоже уже был далеко не молод, ему шёл в ту пору 65-й год, и он являлся самым старшим по возрасту из потанинских учеников, и всё же авторитет этого человека, занимавшего к тому же ещё и пост главного редактора ведущей областнической газеты, перевесил и возраст, и некоторые особенности его непростого характера, да и всё остальное, так что именно Александру Васильевичу поручили руководить подготовительной работой депутатов возрождённого к жизни первого (и последнего) сибирского парламента.

Такова преамбула. Теперь дальше.


2. Вскрывшиеся противоречия


Первый выпад против членов Западно-Сибирского комиссариат со стороны потанинцев был сделан уже на втором заседании, в пятницу 7 июня. На нём сам Григорий Николаевич не присутствовал, и заявление от его имени сделал А. В. Адрианов, точнее сказать, – Александр Васильевич зачитал письменное заявление Потанина, или (если быть ещё более точным), как отмечено в протоколе заседания от 7 июня, члены совещания (13 человек) заслушали заявление Потанина, «писанное рукой Адрианова» (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.15, л.3 и 3об.), вот так… Писано оно было на двух страницах разлинованной ученической бумаги, а суть его состояла в следующем: членам Частного совещания необходимо выяснить, что конкретно предпринято Западно-Сибирским комиссариатом «для выработки мер к урегулированию продовольствия, обеспечению банков и учреждений денежными знаками, к усилению транспорта, повышению производительности копей и т.п.», это – первое. Второе – «необходимо помочь Комиссариату в подыскании людей, которым следует поручить разработку всех подробных вопросов, и если какие-нибудь из них ещё не затронуты Комиссариатом, членам Думы надлежало бы, с ведома Комиссариата, самим организовать соответствующие комиссии из осведомлённых по каждому вопросу лиц, независимо от их политической окраски, следить за работами этих комиссий и после обсуждения составленных ими проектов, представлять последние Комиссариату». Вот и всё, собственно; ничего, вроде бы, особенного, однако, в подобных случаях всегда важен акцент, и он был поставлен Адриановым в его устном добавлении к заявлению своего учителя. Александр Васильевич сделал ударение на том, что Частному совещанию членов Сибирской областной думы необходимо установить «контроль (выделено мной. – О.П.) над деятельностью Западно-Сибирского комиссариата» (там же, лл.4 и 4об).

Такое категоричное заявление председателя многих повергло, ну если не в шок, то в лёгкий нокаут, так что даже никто из тех, кто очень хотел бы и должен был ответить Адрианову на его выпад, не смог этого сделать, и обсуждение заявления Потанина перенесли на следующее заседание, к которому конечно же члены левых фракций изрядно подготовились.

На третье по счёту заседание, состоявшееся в воскресенье 9 июня*, Адрианов, видимо, предчувствуя, что предстоят серьёзные разборки с оппозицией, привёл с собой Потанина, который передал в секретариат ещё одно своё заявление, на этот раз отпечатанное на машинке, но подписанное рукой самого сибирского старца (скромно так, мелкими-мелкими буквицами) и озаглавленное: «О правах нашего совещания и о его составе» (там же, лл.5—6). Суть новых требований патриарха можно было свести опять-таки к двум основным постулатам. Во-первых, совещания членов СОД, пока не соберётся необходимый кворум в 90 депутатов, не может «принимать никаких ответственных решений и все наши занятия должны иметь значение только подготовительных работ для кворума Думы, которая нашими работами может воспользоваться только, как материалом. При таких условиях наше совещание не может делать никаких выступлений от имени Думы». Вместе с тем Потанин далее призывал как можно скорее добиться необходимого кворума, потому что «страна ждёт нашей работы». Само же совещание, даже не имея кворума, должно обсуждать все вопросы государственного значения и даже составляющие государственную тайну. «Среди нас не может быть людей… ставящих партийные интересы выше государственных… мы должны строго следить за тем, чтобы в среду нашу не проникли… люди недостойные, сомнительные».

_______________

*Столько событий за одну только неделю, время было спрессовано до предела.


И отсюда, собственно, вытекало уже и второе пожелание Григория Николаевича Частному совещанию. Все мандаты членов Дума, прибывающих в Томск должны были в обязательном порядке проверятся и, в первую очередь, на предмет выявления политических недругов среди них. «Разумеется, в нашей среде не может быть места большевикам и сочувствующим им лицам, ибо они с оружием в руках восстали против нас, против родины, ибо они уже однажды разогнали Думу». Тем самым Потанин вольно или невольно, но как бы предвосхитил, между прочим, указ Западно-Сибирского комиссариата (от 27 июня) об исключении из состава органов местного самоуправления представителей тех партий, которые вели в этот период борьбу с Сибирским правительством. «Я вынужден выступить с настоящим заявлением потому, что среди нас я вижу новых для меня лиц, полномочия которых не были проверены Думой и нравственный и политический облик которых мне неизвестен»*, так заканчивалось заявление номер два почётного председателя Частных совещаний. Но а что же, спросите вы, с первым заявлением Потанина и комментарием к нему Адрианова? А вот что.

_______________

*Среди членов СОД, присутствовавших на заседании 9 июня, находился

О. Я. Устьяров (или Усьяров, как он сам подписывался на подлинниках документов), возможно, именно, в том числе, и конкретно его имел в виду Потанин, когда говорил о скрытых врагах в составе Думы, которых в обязательном порядке нужно выявить и исключить из состава депутатов. Устьяров в начале

1918 г. прибыл в Томск в качестве члена (делегата) от сибиряков-фронтовиков Сибирской областной думы, но она к тому времени уже была разогнана большевиками. Вскоре старая армия была полностью распущена, и Устьяров, как офицер, оставшийся без работы, здесь же в Томске устроился по контракту на службу в Красную армию в качестве сначала инструктора, а потом и командира

1-го Томского красноармейского стрелкового полка. Беспартийный Устьяров вместе с левым эсером Ильяшенко, тоже красным командиром, после отступления большевистских сил из Томска по собственному желанию остался в городе, для поддержания порядка, силами вверенного ему воинского подразделения. По поручению большевистского исполкома оба этих офицера утром 31 мая освободили из томских тюрем виднейших оппозиционных политических деятелей. Однако те, выйдя на свободу, вскоре распорядились арестовать сначала Ильюшенко, а потом и Устьярова, по обвинению в активном сотрудничестве с советской властью. Узнав о том, что один из членов СОД арестован, его коллеги депутаты уже после первого своего заседания предприняли ряд усилий для того, чтобы освободить Устьярова из застенков и привлечь к работе в составе частных совещаний. На заседании 7 июня он уже появился в качестве совершенно свободного гражданина, 9 июня – тоже, но тут он, видимо, как раз и попал под строгий взор Потанина, так что на следующем заседании, на котором сам Григорий Николаевич не присутствовал, члены СОД заслушали сообщение Саиева о том, что в аресте 27 мая членов Западно-Сибирского комиссариата принимали участие красноармейцы из полка, которым командовал Устьяров. Приняв к сведению полученную информацию, «Частное совещание постановило: члена Думы Устьярова лишить права посещать заседания Частного Совещания, впредь до решения вопроса Мандатной комиссией при Сибирской Областной Думе». Вскоре Устьяров, лишенный таким образом депутатского иммунитета, вновь был арестован, написал 15 июня уже из тюрьмы объяснительную записку, обличая Саиева в клевете, но это не помогло, и он так и оставался в застенках до 1 ноября того же года, когда в результате вооруженного солдатского мятежа был освобождён, потом вновь арестован властями и казнён. Такова очень грустная история, случившаяся с одним из депутатов первого сибирского парламента, который толи хотел усидеть между двумя стульями, толи искал какую-то свою особую правду меж двух огней, но в огне, как известно, брода нет.


Не желая, видимо, вступать в конфликт с самим Потаниным, левые члены совещания, в ответ на его первое заявление, отреагировали следующей совершенно формальной и абсолютно расплывчатой отпиской: «все пожелания Г. Н. Потанина уже осуществлены Западно-Сибирским Комиссариатом». Гораздо весомей по общему настроению, конечно, было так называемое устное добавление Адрианова к заявлению Потанина, требовавшего, по-сути, взять под полный контроль деятельность ЗСК. Такой выпад нельзя было оставлять без определённо конкретного ответа со стороны левых, и он прозвучал. В резолюции заседания от 9 июня записано следующее: «Государственно-правовое положение Частного Совещания не даёт возможности установить такой контроль. Работа Частных Совещаний должна сводиться к подготовке материалов для Сибирской Областной Думы и к изготовлению срочных проектов для Западно-Сибирского Комиссариата по его просьбе и по собственному почину» (там же, лл.4 и 4об.). Это постановление было проголосовано, после чего Андрианов оказался просто не в силах его каким-то образом оспорить. Более того, тут же в повестку дня по просьбе ряда депутатов он же, как председатель собрания, вынужденно включил обсуждение статьи под названием «К делу!», опубликованной его газетой в номере за 9-е число. Автором данной статьи являлся некто А. Су-меркин, но «крупнотоннажное» её содержание многих навело на мысль, что за всеми теми выкладками стоит кто-то другой и даже не один, а, возможно, целая группа очень серьезных (в смысле весомых) общественных деятелей. Вполне вероятно, предположили некоторые из особо прозорливых, что статья родилась где-то в недрах Потанинского кружка, а это уже было совсем другое и очень-очень серьёзное дело («К делу!»), поскольку связи друзей и учеников Потанина выходили далеко за пределы Томска и даже Сибири.

Суть статьи сводилась, в общем, к следующему. «Во имя спасения российского государства и установления в нём истинного народоправства», на период пока в свои законные права не вступит Сибирское Учредительное Собрание и избранное им Сибирское правительство, власть на освобождённых территориях нужно передать «кабинету министров, составленному из девяти или двенадцати лиц на началах коалиции». Каждая равная треть мест в этом правительстве должна была принадлежать соответственно трём политическим группировкам, которые автор (или авторы) статьи объединил (или наоборот расчленил) следующим образом: эсеры и социал-демократы (меньшевики); народные социалисты и национальные группы; кадеты и цензовики. Далее кабинет министров для «содействия в работах» формирует областной совет в количестве не более 60 человек, составленный точно таким же образом, т.е. «на началах коалиции», при равном (на 1/3) представительстве от каждого политического объединения. Далее та же самая, практически, схема распространялась на губернские, уездные и городские комиссариаты. Тем самым как бы отрицалась и низвергалась в небытие власть не только Западно-Сибирского комиссариата, но и Временного Сибирского правительства, избранного в январе на одном из нелегальных заседаний группой членов Сибирской областной думы. А это было уже, что называется, слишком. (Эко куда хватил!)

Стенографического отчёта заседания 9 июня, к сожалению, не велось, поэтому мы не можем с точностью воспроизвести всё то, что услышал в свой адрес Адрианов, как редактор, пропустивший в печать такого рода статью, в момент, когда новая сибирская власть, по замечанию депутатов, находится лишь в стадии формирования и ещё только делает первые неуверенные шаги, «когда Комиссариат призывает к коалиции все живые силы страны, а Сибирь находится в критическом положении». Таковы редкие и отрывочные конспекты той полемики, что донесли до нас скупые архивные источники. Сам же, ещё более сухой итоговый отчёт того заседания гласил: «После продолжительных прений принимается следующая резолюция: Частное Совещание членов Сибирской Областной думы, на заседании своём от 9 июня, под председательством А. В. Адрианова, обсудив статью „К делу“ („Сибирская жизнь“, №32) и помещённый в ней проект программы соглашения, якобы состоявшегося между партиями К.Д., Н.С., С.Р. и С.Д. и примыкающими к ним группами, находит что: означенная программа является стремлением подорвать авторитет Временного Сибирского Правительства, предлагая заменить Временное Сибирское Правительство Кабинетом Министров, составленному по соглашению партий». И далее: «Новая власть может быть избрана только путём легальным, Сибирской Областной Думой, а не путём закулисных соглашений между партиями» (там же, л.4об.). Так что и данная резолюция вместе с предыдущими, вопреки, возможно, несравнимо более оптимистическим надеждам Адрианова, оказалась полностью одобрена большинством членов Частных совещаний.

Однако на этом «звёздное» противостояние, начавшееся 7-го числа и продолжавшееся всё заседание 9-го, полностью не закончилось, оно получило своё завершение лишь через десять дней в среду 19 июня. На заседаниях 13-го и 15-го числа Адрианов не присутствовал*, он, как мы уже отмечали, ездил в это время в Новониколаевск для встречи с Гришиным-Алмазовым. А когда Александр Васильевич вернулся, он, как председательствовавший на собрании 9 июня, должен был подписать его протокол, который находился у секретаря уже в отпечатанном на пишущей машинке виде. Прочитав для порядка его содержание, Адрианов вдруг заметил, что в тексте в самом его ключевом месте есть пометка, вписанная от руки чернилами. Фраза: «Частное Совещание членов Сибирской Областной думы, на заседании своём от 9 июня… обсудив статью „К делу“… находит что» была изменена, перед словом «находит» стояло добавление —«единогласно». Помня, что данный вопрос вообще не голосовался, а не то что – единогласно, Адрианов посчитал своим долгом заострить на этом внимание (в том числе и потомков) и сделал внизу протокола приписку: «Причём оговариваюсь, что слова „единогласно“, писанного чернилами, в первоначально составленном протоколе не было и со внесением этого слова в настоящий, подписываемый мною протокол я не согласен, как не согласен вообще с выносимым по вопросу постановлением» (там же, л.4об.).

_______________

*Вместо него Частные совещания проводил в это время его заместитель, профессор Борис Вейнберг, входивший, как и Адрианов, во фракцию областников и беспартийных Сибирской областной думы.


Приняв во внимание данное замечание, члены Частного совещания на заседании 19 июня вновь включили в повестку дня обсуждение постановления по поводу статьи Сумеркина и то, как отреагировал Адрианов на приписку «единогласно», отметив её, по меньшей мере, как неточную. В прениях профессор Вейнберг заявил, что хотя проект постановления и не голосовался, однако возражений членов Частного совещания по проекту резолюции не высказывалось. Другие выступавшие поддержали эту точку зрения, и в конечном итоге было принято решение о том, что вопрос можно считать исчерпанным (там же, лл.11об.-12). Видя, что даже Вейнберг его не поддержал*, Адрианов, как нам представляется, полностью осознал ещё одно своё поражение, как председателя Частных совещаний, и не стал вступать в дальнейшую дискуссию по данному вопросу.

После «измены» Вейнберга Александр Васильевич Адрианов остался, практически, в полном (или точнее – гордом) одиночестве среди своих находившихся на тот момент в Томске коллег по Облдуме. Григорий Николаевич Потанин после 9 июня вообще перестал ходить на заседания Частных совещаний, сосредоточившись, главным образом, на работе в комиссии по народному образованию**. Александр Васильевич, несмотря на свои 60 лет, всё ещё был мужчиной очень крепкого телосложения, и в борцовской схватке, если бы такая вдруг случилась, он наверняка одолел бы многих из своих молодых оппонентов, как «медведь»*** раскидал бы стаю молодых и задиристых «волчат»; но здесь, в интеллектуальном поединке, он, конечно, не обладал столь весомым преимуществом.

_______________

*Для того чтобы лучше понять почему Б. П. Вейнберг так сделал, мы должны немного приоткрыть завесу «тайны» над его личностью. Дело в том, что хотя Борис Петрович и входил вместе с Потаниным и Адриановым во фракцию областников и беспартийных, он всегда подчёркивал именно свою беспартийность или, если хотите, независимость, он, как та кошка, иногда немного гулял сам по себе. В Томске его называли «антирукожомом», потому что он никогда (ну почти никогда) и никому не подавал руки при встрече, держал, что называется, дистанцию. Такая тактика, порой, выходила ему боком, но иногда приносила и некоторые дивиденды, так в частности, в отличие от многих других оппозиционно настроенных к большевикам политиков, он, при втором пришествии советской власти в Сибирь, никоим образом не пострадал, продолжал преподавать сначала в Томске, а потом даже переехал в Ленинград, где и умер во время блокады.

**Верный, как истинный подвижник-народник, идеалам своей молодости, пришедшейся на 60-е годы XIX века – эпоху великих демократических реформ, – Григорий Николаевич по-прежнему считал, что главным образом через просвещение народа лежит самый верный путь сибиряков в царство их долгожданной осознанной свободы. Первым делом члены думской комиссии сразу же запланировали повышение окладов для преподавателей. «Прожиточный минимум исчисляется по районо, причём норма вознаграждения учителя, прослужившего 10 лет, рассчитывается так, чтобы дало возможность безбедного существования семье в 5 человек» (там же, л.27об.). Члены Думы выразили также пожелание, чтобы «служащие в местностях, находящихся в особо неблагоприятных условиях, получали усиленное вознаграждение». Как записано в протоколе заседания от 22 июня, профессору Сапожникову, руководителю отдела ЗСК по народному образованию, была «передана записка об проведении в жизнь ставок для учителей» (там же, л.15об.). Попутно нужно добавить, что в 1917—1918 гг. в Томске выходил областнический журнал под название «Школа и жизнь Сибири».

***Лицо Адрианова с левой стороны было сильно обезображено, одно время он даже прибегал к услугам пластического хирурга, так что в среде обывателей ходили слухи, что это результат его схватки один на один с медведем в сибирской тайге (вот колорит!), однако, близкие люди знали, что это не так, что обезображенное лицо его – это болезненные последствия трагических ошибок молодости.


3. Важные вопросы


В субботу 22 июня произошёл следующий раунд схватки представителей (представителя) Потанинского кружка с левыми членами Сибирской думы, количество которых с каждым днём росло, а вот в среде потанинцев никакого роста в этом плане, на первых порах, кажется, не наблюдалось. На заседании 22 июня обсуждался архи важный вопрос – о Сибирском Учредительном собрании. Значимость этого революционного форума в 1918 г. в стане антибольшевистской оппозиции не подвергалась никакому сомнению, против его созыва поначалу никто не смел даже и высказываться, – ни правые, ни, тем более, левые. Созыв такого собрания при политическом лидерстве в тот момент умеренных социалистов означал бы полное поражение для правых сил, поэтому последним нужно было во что бы то ни стало или сдвинуть на неопределённо далёкую перспективу сроки созыва «учредилки» или изменить в свою пользу закон о выборах в это собрание.

Предложение об организации комиссии по выборам в Сибирское Учредительное собрание внёс на обсуждение член Областной думы от Союза служащих и рабочих Юго-Западного и Румынского фронтов Александр Дмитриевич Романов (там же, лл.15—16, л.26). Он подготовил целый развёрнутый доклад на эту тему, основные тезисы которого сводились к следующему: создать при Частном совещании членов СОД комиссию, которая должна будет подготовить проект закона о выборах в Сибирское Учредительное собрание, который, в свою очередь, на своей ближайшей сессии должна будет рассмотреть и принять Областная дума, после чего в Сибири сразу же без лишних промедлений должны будут состояться сначала выборы (примерно в сентябре), а потом и открытие Сибирского Учредительного собрания.

Первым во время обсуждения данного доклада выступил Адрианов и

заявил, что, прежде чем организовывать такую комиссию, нужно запросить Западно-Сибирский комиссариат – не предпринимает ли и он в данный момент какие-либо меры относительно выборов в СУС. Не ясно для Адрианова, по его словам, было и то, каким законом будет руководствоваться комиссия во время своей работы*. В ответ участники совещания заявили, что комиссия может взять за основу своего законотворчества те положения, которые были выработаны декабрьским Сибирским областным съездом, а по спорным вопросам обращаться для консультаций к Частным совещаниям. В результате проект постановления о создании комиссии по выборам в Сибирское Учредительное собрание (Романова назначили её председателем) был проголосован и принят почти единогласно, при одном всё-таки воздержавшемся (из документов неясно, но вполне понятно кто был этим воздержавшимся).

_______________

*Примечательно, что в те же самые дни, а точнее 23 июня, в Омске была создана расширенная по своему составу, за счёт приезжих из Центральной России, группа «беспартийных» областников, явно не левого толка. Понимая, что совсем скоро власть в Сибири должна перейти в руки тех, кто достоин её по праву первопроходцев-старожилов, то есть к ученикам и единомышленникам Г. Н. По-танина, омские областники, значительно усиленные «пришлыми», решили не отставать от злобы дня и уже в ближайшие несколько дней подготовили свой собственный проект по выборам в Сибирское Учредительное собрание, надо полагать, несколько отличный от того, который разрабатывался в комиссии Сибирской думы.


Ещё одним вопросом повестки дня заседания 22 июня стало обсуждение заголовка телеграммы, опубликованной в последнем, 43-м, номере «Сибирской жизни». (Казалось ещё только запятые и многоточия не проверяли члены Совещания за редактором этой газеты Адриановым.) В качестве обвинителя на этот раз выступил, как записано в протоколе, член Думы от Всероссийского исполнительного комитета крестьянских депутатов Иван Иванович Скуратов. Заголовок телеграммы от 21 июня, вызвавшей такой ажиотаж, дословно выглядел следующим образом: «Формирование сибирского правительства»; а в самой телеграмме сообщалось о том, что при Западно-Сибирском комиссариате сформированы и приступили к работе 10 отделов, военный, финансов, продовольствия и т. д. (те самые о которых мы уже рассказывали выше). Скуратов от лица левых депутатов выразил недоумение по поводу того, кем и как образуется какое-то там новое «сибирское правительство», в то время как правительство Сибири уже есть, оно было выбрано в январе на тайном совещании членов Сибирской областной думы и в настоящий момент находится на Дальнем Востоке. Тем самым, как записано далее в протоколе заседания, Скуратов увидел в заголовке «какой-то поход против настоящего Сибирского Правительства» (там же, л.16об.) и попросил этот вопрос поставить в повестку дня текущего заседания. В ответ Адрианов предложил Скуратову изложить свои замечания в письменном виде и перенести обсуждение данного вопроса на следующее

заседание. Однако член Думы Неслуховский потребовал обсудить эту тему сейчас же и выяснить: ошибка ли в том заголовке корректора, злобная выдумка редактора или всё-таки действительный текст реально существующей телеграммы из Омска?

Адрианов опять взял слово и заявил, что «считает поднятый вопрос переливанием из пустого в порожнее». «Все эти разговоры не есть дело, – сказал он. – Если вы так себя поведёте, то заставите „Сибирскую жизнь“ выступить с объяснениями, кто выбрал Временное Сибирское Правительство, кто выбрал Вашего Дербера. Неужели Дербер – председатель Совета министров Сибири? Было на тайном совещании каких-то 40 человек». Неслуховский, в ответ на этот выпад, заявил, что подобные речи неудобно слушать и выразил настоятельную просьбу всё-таки выяснить суть опубликованной в газете «Сибирская жизнь» телеграммы (новое правительство создано в Омске или что?). Иван Скуратов поддержал своего товарища и попытался заверить присутствующих, что на тайном совещании СОД необходимый кворум всё-таки был, однако ему вряд ли кто тогда поверил, поскольку 90 членов Думы даже сейчас, при абсолютно легальном состоянии дел, собрать оказалось не так-то просто (на заседании присутствовало не более 20 человек). Последнее обстоятельство дало повод на сей раз Адрианову, что называется, сесть на коня и завершить дискуссию в свою пользу, он заявил, что «никогда не опровергал Временное Сибирское Правительство», но вместе с тем он «не одобряет его состав» и по сему полагает, что не стоит «мешать конструированию нового Правительства» (там же, л.17). Повисла мхатовская пауза…

Дни освобожденной Сибири

Подняться наверх