Читать книгу Дни освобожденной Сибири - Олег Помозов - Страница 12

В действительности, конечно,

события на Дальнем Востоке

текли своим особым порядком,

завися в гораздо большей степени

от интервентов, чем от той или

иной русской власти.

В. Г. Болдырев

1. Мятеж чехословацкого корпуса во Владивостоке

29 июня, то есть днём ранее тех судьбоносных для Сибири омских событий, о которых мы только что говорили, произошел очередной вооруженный антибольшевистский переворот, на этот раз во Владивостоке. Он также имел свою предысторию, которую конечно же хотя бы в нескольких словах имеет смысл сейчас освятить. Дело в том, что в течение апреля-мая 1918 г. в город прибыло около двух десятков эшелонов Чехословацкого корпуса с целью дальнейшего продвижения на противогерманский фронт. В Европу, а точнее на территорию Франции, чехословаки должны были попасть морем, посредством, главным образом, американского торгового и пассажирского флота, однако ни одного из этих кораблей во владивостокской бухте Золотой Рог на тот момент не оказалось. Страны Антанты не выполнили (причём, по всей видимости, вполне намеренно) своих обязательств перед советским правительством. На рейде близлежащего залива вместо грузовых судов стояло на якоре лишь несколько иностранных военных кораблей: два японских крейсера, один английский и один американский. Они находились здесь с начала года и, понятно, что совсем с другими целями…

Всего, по разным подсчётам, во Владивостоке к началу июня месяца скопилось что-то около 13 или 15 тысяч чехословацких легионеров. Их разместили в пустующих в связи с роспуском старой Российской армии казармах, а также в крепости на острове Русский. До поры до времени они вели себя тихо и спокойно, днём несли службу по охране военных складов, вечерами играли в футбол и даже устроили международный командный турнир с участием русских, американских и английских матросов (японские самураи отказались), который, кстати, и выиграли. Другими словами они настолько хорошо зарекомендовали себя, что по отношению к ним у местных советских властей не возникло абсолютно никаких подозрений, причём даже тогда, когда из Сибири пришли первые известия о вооруженном мятеже нескольких чехословацких полков. Вернее подозрения, возможно, и возникли, но их тут же развеяли политические руководители легионеров, представители отделения Чехословацкого национального совета*, которые убедили большевистские власти в полной лояльности подчинённых им частей. Более того, один из них, доктор Вацлав Гоуска (социал-демократ по своим политическим взглядам), тут же собрался и срочно выехал из Владивостока в Иркутск, клятвенно заверив, что приложит все силы для того, чтобы как можно скорее прекратить возникшее, по его мнению, странное недоразумение – вооруженный конфликт между советской властью и легионерами. А вперёд Гауски по линии железной дороги в адрес капитана Гайды и других мятежных командиров была послана телеграмма следующего содержания: «Вновь настойчиво напоминаем, что единственной нашей целью является как можно скорее отправиться на французский фронт, поэтому надлежит соблюдать полнейший нейтралитет в русских делах».

_______________

*Во главе политического руководства чехословаков во Владивостоке стояли три члена филиала (Одбочки) Чехословацкого совета Народной Рады в России: В. Гирса, Вл. Гурбан и В. Гоуска. Они образовали так называемую «Коллегию отделения ОЧСНР во Владивостоке»; старшим же воинским начальником был русский генерал М. К. Дитерихс.

В то же самое время, то есть в конце мая – начале июня у приморских большевиков возникли серьёзные проблемы в районе находившейся на границе с Китаем железнодорожной станции Пограничная. Со стороны китайской Маньчжурии там скопилось значительное количество рвущихся в бой белогвардейских войск (по разным данным от 300 до 800 бойцов с пулемётами и несколькими артиллерийскими орудиями) под командованием есаула И. П. Калмыкова и полковника Н. В. Орлова. Особый казачий отряд (ОКО) Ивана Калмыкова был сформирован добровольцами из числа станичников южных районов Уссурийского казачьего войска, а под началом Николая Орлова собрались тоже добровольцы, но только, главным образом, солдаты и офицеры бывшей Российской армии, а также охранники из военизированной стражи КВЖД. Значительную часть того же отряда составляли китайские наёмники, так называемые хунхузы. Все «добровольцы» – и калмыковцы, и орловцы щедро оплачивались из средств союзников, особенно преуспела в тех «спонсорских» делах Япония, имевшая тогда очень большие виды на русский Дальний Восток и вкладывавшая в этот свой проект большие финансовые средства.

От станции Пограничная железнодорожная ветка вела к городу Никольск-Уссурийску, а уже от него открывалась прямая дорога как на Владивосток, так и на Хабаровск. Сознавая столь явную и достаточно серьёзную угрозу, местные большевики 5 июня объявили на всей территории Приморья и Приамурья военное положение, сосредоточив на опасном участке границы достаточно внушительные силы. Мобилизовав сюда пролетарские отряды сразу из нескольких городов, они значительно ослабили тем самым красногвардейские гарнизоны, в том числе и в столице Приморья, чем в

полной мере, собственно, и воспользовались находившиеся во Владивостоке иностранные легионеры. Наступление частей Калмыкова и Орлова, предпринявших 20 июня попытку прорыва на советскую территорию, красным удалось тогда отбить, однако достаточных сил для противодействия частям Чехословацкого корпуса у них уже не нашлось. Воспользовавшись этим обстоятельством и получив указания от представителей дипломатических кругов стран Антанты, военное руководство легионеров во главе с генерал-майором Дитерихсом 29 июня предприняло попытку вооруженного мятежа в городе Владивостоке.

За три недели до этого 8 июня в столицу Приморья прибыл тайный курьер с запада от мятежного капитана Р. Гайды, и из его сообщений командование дальневосточной группировки чехокорпуса узнало, наконец, всю правду о тех событиях, что произошли за последний месяц с их товарищами на территории Сибири. Так им стало известно, что в Москве по приказу большевиков были арестованы ведущие руководители российского отделения Чехословацкого национального совета, а на все железнодорожные станции поступило распоряжение Троцкого об окончательном и полном разоружении корпуса и о расстреле на месте каждого чехословака, у которого будет найдено оружие. В ответ представители легионеров на своём экстренном съезде в Челябинске приняли решение начать вооруженное восстание против советской власти, и данная «рекомендация», как сообщил курьер, распространялась в обязательном порядке на все без исключения подразделения корпуса, в том числе и на находящиеся во Владивостоке.

Теперь, когда выяснились все обстоятельства произошедших в Сибири событий, ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что мятеж находившихся там полков являлся пусть даже и стихийной, но всё-таки вполне обоснованной и даже закономерной акцией, ставшей ответом на нарушенные большевиками договорённости, касающиеся беспрепятственного выезда военнослужащих Чехословацкого корпуса с территории России. Таким образом, повод для того, чтобы в корне изменить своё отношение к советской власти, у руководства владивостокских легионеров теперь нашёлся вполне достаточный, достаточный для того, чтобы им воспользоваться в своих интересах. Однако ни у кого не было полной уверенности в том, что вооруженное восстание в Сибири окажется успешным. И только после того, как во Владивосток стали поступать первые известия об одержанных чехословаками победах и после предварительных консультаций с представителями иностранных дипломатических миссий, руководство владивостокских легионеров решило, наконец, выступить.

Таким образом лишь три недели спустя, после того как в столицу Приморья прибыл курьер от капитана Гайды (причём – ровно через три недели), т.е. 29 июня, началось во Владивостоке вооруженное восстание. Впрочем, началось оно вполне мирной акцией, 9.30 утра в здание местного исполкома Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов явились 4 представителя легионеров, которые предъявили большевикам ультиматум о сложении полномочий и о передачи власти в руки городского и земского самоуправлений. В случае если до 4 часов дня эти условия не будут выполнены, заявили парламентёры, части Чехословацкого корпуса «вынуждены будут исполнить свои требования посредством силы». Ультиматум легионеров в исполкоме внимательно выслушали, но выполнять его условия пока отказались, мотивируя своё решение отсутствием на рабочем месте руководителей Совета. Один из них Константин Суханов, председатель Приморского областного исполкома, в 11 часов того же утра прибыл с ответным визитом в штаб восставшего корпуса, намереваясь, видимо, каким-то образом уладить конфликт, но его, недолго думая, тут же арестовали и отправили под конвоем на военную гауптвахту. Вслед за этим последовал приказ занять здание исполкома, городской управы, почты, телеграфа и тюрьмы (откуда тут же освободили всех политических заключённых), потом был блокирован порт, и вскоре на всех центральных перекрестках Владивостока появились чешские патрули. С этого момента, собственно, и началось на Дальнем Востоке вооруженное противостояние с иностранными интервентами, затянувшееся на долгих 4 года.

Отряд владивостокской городской Красной гвардии, значительно поредевший вследствие вынужденной командировки в район боевых действий у станции Пограничная, не смог, конечно, дать достойный отпор противнику, имевшему в своём распоряжении целую дивизии легионеров, хотя и в значительной степени разоруженных советской властью, однако всё-таки имевших некоторое количество боевого снаряжения* и главное – богатый фронтовой опыт для того, чтобы взять верх в развернувшемся, теперь уже далеко не спортивном, противостоянии. Единственной силой, способной оказать настоящее сопротивление восставшим, являлись тоже иностранцы, но только находившиеся на стороне большевиков – венгерские воины-интернационалисты, засевшие за стенами владивостокской городской крепости. Собственно у её бастионов и произошли главные бои того неспокойного дня. Посильную помощь красногвардейцам во время сражения за крепость, продолжавшегося с 4 часов дня до 6 часов вечера («Свободная Сибирь», Красноярск, №120 за 1918 г.), пытались оказать матросы четырёх

русских миноносцев, открывших огонь из своих орудий (лёгких пушечек) по

_______________

*Если верить Сергею Кудрявцеву (министру без портфеля Временного Сибирского областного правительства), находившемуся во время тех событий на Дальнем Востоке, то получается, что некоторым количеством оружия за несколько часов до выступления чехословаков снабдили японцы и англичане («Голос народа», Томск, №94 за 1918 г.). С охраняемых самими чехословаками военных складов они ничего кроме 200 винтовок устаревшего образца (берданок) взять не смогли. Основная часть вооружения по приказу Ленина ещё весной была вывезена из Владивостока и передана частям Сергея Лазо, сражавшимся с атаманом Семёновым в Забайкалье, а оставшееся оружие большевики отправили от греха подальше в Никольск-Уссурийский, как только узнали о мятеже чехословаков в Западной Сибири.

наступающим чехословацких легионерам*. Это на некоторое время остановило натиск мятежников, однако вскоре в дело вмешался японский крейсер «Асахи», который в нарушение всех дипломатических приличий демонстративно навёл свои грозные крупнокалиберные орудия на русские корабли и вынудил их прекратить огонь, после чего японцы захватили эти суда и, по некоторым сведениям, даже использовали их для высадки собственного десанта во Владивосток, в помощь восставшим чехословакам.

Непосредственного участия в противостоянии советских и чехословацких частей японцы, как, впрочем и другие иностранцы, не принимали, они лишь, после того как всё закончилось, посредством патрулирования помогли новым городским властям организовать порядок на улицах Владивостока (японский городовой!). То же самое стали осуществлять и английские моряки в районе такого важного стратегического объекта, как железнодорожный вокзал, а начальником иностранной полиции во Владивостоке вскоре был назначен английский майор Денлоп. Американцы, по свидетельству источников, вроде бы, сохраняли пока полный нейтралитет и абсолютно никак не проявили себя в те дни.

Что же касается участия самих русских в перевороте, то их роль во владивостокских событиях конца июня 1918 г., оценивается их современниками весьма скромно**. Сохранились, правда, некоторые свидетельства относительно того, что некая группа подпольщиков под руководством прапорщика Н. А. Галкина поддержала мятеж чехословацких легионеров («Сибирь», Иркутск, №79 за 1918 г.) и заявила о себе даже как о воинском подразделении, подконтрольном Временному Сибирскому областному правительству***. Этот отряд, в частности, около шести часов вечера захватил управление городской милиции и арестовал его начальника, некоего Мельникова, которого также увели на гауптвахту Чехословацкого корпуса, где к тому времени, кроме арестованного в самом начале мятежа Суханова, находились уже многие руководящие работники Владивостокского совдепа и исполкома.

_______________

*Эти миноносцы носили названия: «Бравый», «Точный», «Твёрдый» и «Лейтенант Малеев». Печать победившей в результате событий 29 июня буржуазной демократии отмечала тот факт, что эти миноносцы, с находившимися на них большевиками, пытались, что называется, по-тихому выйти в открытое море. Однако советская историография твёрдо придерживалась мнения, что миноносцы не спасались бегством, а вступили в боевое столкновение с чехословацкими мятежниками.

** См. например: Никифоров П. М. Записки премьера ДВР… С.56

***В июле постановлением ВПАС прапорщик Н. А. Галкин был назначен правительственным комиссаром крепостного района Владивостока, ему было дано право координировать распоряжения командующего российскими вооруженными силами Приморской области полковника Толстова. Прапорщик Галкин стал известен в антибольшевистских кругах ещё со времён декабрьского 1917 г. вооруженного восстания в Иркутске, когда он отвечал за связь с забайкальскими подпольщиками.

2. Владивостокская группа сибирских министров

Итак, к шести часам вечера 29 июня сопротивление красных во Владивостоке было полностью подавлено, последняя их надежда – венгерские интернационалисты в военной крепости – к этому времени уже прекратили сопротивление и сдались на милость победителей, а все важнейшие объекты городской инфраструктуры оказались под контролем восставших чехословацких легионеров. Власть перешла в руки восстановленного в своих правах местного самоуправления, избранного законным порядком, путём всеобщего, равного и тайного голосования в конце 1917 г. и разогнанного большевиками в мае 1918-го* (то есть буквально за месяц до описываемых событий). А к концу дня в здание городской управы явилось несколько молодых людей во главе с одесским евреем Петром (Пинкусом) Дербером («Свободная Сибирь», Красноярск, №109 за 1918 г.) и объявили всем, что они есть законно избранные сибирские министры – высшая исполнительная власть на всей той огромной российской территории, что восточнее Уральских гор. Круто, ничего не скажешь!

Конечно, о них уже многие знали в городской Думе. Министры Временного правительства автономной Сибири** (не все, но большинство),

_______________

*Надо отметить, кстати, что владивостокские большевики самыми последними в Сибири (да и в России, пожалуй, тоже) распустили органы местного городского и земского самоуправления, это произошло в конце мая, ровно за месяц до мятежа. Одни комментаторы объясняют такую «веротерпимость» тем, что советские руководители Приморья опасались как раз иностранного военного вторжения (четыре крейсера под японскими, английскими и американскими флагами стояли на расстоянии прямой видимости от владивостокской набережной) и поэтому долго тянули с разгоном Владивостокской городской думы и Приморской областной земской управы. Другие исследователи считают, что причиной проявленной толерантности была всё-таки относительная приверженность и Константина Суханова, и Петра Никифорова (руководитель городского исполкома) идеям революционной демократии (кстати, Суханов имел далеко не пролетарское происхождение, поскольку родился в семье весьма высокопоставленного царского чиновника). Сторонники последней версии подтверждают свои предположения тем, что вскоре после переворота состоявшиеся перевыборы городской Думы принесли победу, как ни странно, владивостокским профсоюзным объединениям (руководили которыми, главным образом, друзья большевиков, социал-демократы) за которых проголосовало 53% избирателей, и лишь вторую половину поровну разделили между собой демократический блок и местные кадеты, соответственно получившие 22 и 25 процентов («Сибирь», №41 за 1918 г.).

**Или сокращённо – ВПАС, именно так стала обозначать себя владивостокская группа министров Временного Сибирского областного правительства, омские же министры приняли для своего наименования аббревиатуру ВСП – Временное Сибирское правительство. Так мы и будем теперь их отличать.

гонимые советской властью, прибыли на Дальний Восток ещё в конце февраля месяца, и хотя они поселились сначала в китайском Харбине*, слух о них весьма скоро докатился и до Владивостока, а также до других дальневосточных городов. Находясь в Харбине, они налаживали контакт с иностранными дипломатами, пытались организовать сеть подпольных организаций в Благовещенске, Хабаровске и Владивостоке, но не очень успешно, как мы выяснили. Специальными уполномоченными в проведении этих мероприятий были назначены: тридцатитрёхлетний эсер Иван Степанович Юдин (министр труда и социальных реформ ВПАС) и тридцатидевятилетний Михаил Алексеевич Колобов (министр торговли и промышленности в том же правительстве). Миссия их, однако, оказалась малоудачной, после посещения Благовещенска Юдин был арестован в Хабаровске и содержался в тюрьме до тех пор, пока его в начале сентября не освободили ворвавшиеся в город казаки атамана Калмыкова. А Колобова сразу же выследили и задержали во Владивостоке, потом, правда, выпустили из тюрьмы, после чего он уехал назад в Харбин и больше уже не появлялся на советской территории.

29 июня во Владивостоке, кроме Дербера, находилось ещё четыре министра Временного правительства автономной Сибири. Это были: Виктор Тимофеевич Тибер-Петров (министр туземных дел), Сергей Андреевич Кудрявцев (министр без портфеля), Гариф Шегибердинович Неометуллов (министр без портфеля) и Евгений Васильевич Захаров (тоже министр без портфеля, но в ранге секретаря правительства). Остальные – Михаил Алексеевич Колобов (министр торговли и промышленности), Николай Евграфович Жернаков (министр государственного контроля), Александр Ефремович Новосёлов (министр внутренних дел), Аркадий Антонович Краковецкий (военный министр) и Валериан Иванович Моравский (государственный секретарь) – остались пока в Харбине** и прибыли во Владивосток немного позже. Леонид Александрович Устругов (министр путей сообщения) на момент восстания также находился в Харбине, но к тому времени он уже вышел из состава ВПАС и примкнули к группе правых политиков из Комитета защиты Родины и Учредительного собрания. Ещё двое: левый эсер Дмитрий Григорьевич Сулим (министр экстерриториальных народностей) и меньшевик Элбек-Доржи Ринчино (министр народного просвещения) перешли уже тогда на сторону большевиков и занимались организацией сопротивления белогвардейскому мятежу, один – на Алтае, а другой – в Забайкалье. Ну и, наконец, ещё шесть министров из двадцати образовали в Омске, как мы выяснили выше, Временное Сибирское правительство во главе с Петром Васильевичем Вологодским. Таков, собственно, был, что называется, расклад к началу июля 1918 г., на момент развернувшегося на востоке России, от Самары и до Владивостока, широкомасштабного антисоветского мятежа.

_______________

*В Харбине находилось управление Китайско-Восточной железной дороги, возглавлял которое шестидесятилетний русский генерал Дмитрий Леонидович Хорват. Территория КВЖД была арендована Россией у китайского правительства, поэтому в Харбине было очень много русских, действовало российское законодательство и российская система управления. Дмитрий Хорват после Февральской революции получил полномочия комиссара Временного правительства России даже после Октябрьского переворота сохранил свои полномочия политического руководителя всей территории КВЖД. В декабре

1917 г. большевистские активисты, пытавшиеся захватить власть в Харбине, были оттуда выдворены, так что Харбин стал, по-сути, единственной российской территорией свободной от власти Советского правительства.

**В Харбине находились также и около двух десятков депутатов Сибирской областной думы (см. например: «Забайкальская Новь», Чита, за 5 октября 1918 г.).

Ещё в 4 часа дня 29 июня, в то время, когда в районе владивостокской крепости шли бои восставших легионеров с красногвардейцами, по центральным улицам города мальчишки-разносчики раздавали прохожим листовки с воззванием ВПАС. В нём, в частности, сообщалось:

«Граждане свободной Сибири!

Кровью лучших сынов, горящих святой любовью к измученной и опозоренной родине нашей, тяжелое и позорное иго большевиков и военнопленных (немецко-австрийских. – О.П.) сброшено в Западной и Средней Сибири.

Но это только первый шаг в великой борьбе за возрождение родины.

Сибири угрожает смертельная опасность быть раздавленной с Урала и Востока большевистско-германо-мадьярскими отрядами.

В этих условиях Правительство автономной Сибири, избранное в январе месяце 1918 года Сибирской Областной Думой, вступает твёрдо и решительно на путь власти и законного порядка.

Правительство автономной Сибири, остающееся верным интересам и счастью Великой Сибири, твёрдо уверено, что оно своими силами многомиллионных народностей и демократии, без иноземного вмешательства, освободит дорогую Сибирь от большевистского засилья и установит истинное народовластие. Немедленно по очищении Сибири от большевиков, Правительство созовёт Областную Думу, которая даст работу – безработным, землю – без и малоземельным.

В первую очередь Дума озаботится созданием новой, объединяющей всё население, власти. Правительство, стоящее на страже народоправства, всемерно будет восстанавливать все органы местного самоуправления, охватывающие разнообразные классы и группы населения. Правительство Автономной Сибири, считая Сибирь составной автономной частью всей России, будет энергично бороться за восстановление единого федеративного устроенного Великого Российского Государства и как его символа и носителя – Всероссийского Учредительного Собрания.

Будьте граждане Великой Сибири, рабочие и крестьяне, казаки и туземные племена, все классы населения, едины в своём стремлении к спасению родины и в этом стремлении окажите деятельную энергичную поддержку Правительству.

Министр-председатель П. Дербер

Члены совета В. Тибер-Петров, С. Кудрявцев, Г. Неометуллов

Государственный секретарь Е. Захаров».

Среди велеречивого славословия (процитированного нами, надо признаться, далеко не полностью) этого агитационного листка, следует выделить, как нам представляется, три основных положения. Во-первых – признание автономной Сибири «составной частью всей России»; данная потанинская формула была, есть и, хочется надеяться, что будет в среде сибирских областников абсолютно непререкаема. Во-вторых, власть на местах передавалась в руки восстановленных в своих правах органов городского и земского самоуправления. Ну и, наконец, в-третьих, – создание «объединяющей всё население власти», т.е., надо полагать, – коалиционного правительства с участием, в том числе, и представителей правого политического лагеря. Это был шаг, что называется, навстречу. Напомним, что согласно решению декабрьского (1917 г.) Сибирского областного съезда, цензовые элементы, т.е. представители крупной буржуазии, были лишены не только права голоса на съезде, но и права участия во Временном Сибирском областном правительстве. Теперь времена изменились, власть большевиков сильно зашаталась, поэтому дружба с представителями крупного капитала, как в России, так и за её пределами, стала весьма и весьма актуальна для меньшевиков и эсеров. А для того, чтобы навести мосты, необходимо было создать коалиционное правительство из умеренно левых и умеренно правых политиков. Казалось бы, ничего проще, однако не тут-то было.

Поскольку в России исторически так сложилось, что у нас всегда более популярным является единоначалие везде и во всём, тенденция к созданию коалиционного правительства в Сибири летом 1918 г. преломилась, собственно, на этом самом вопросе. А именно: кто возглавит коалиционное правительство, левый или правый политик?..

Однако мы забегаем немного вперёд, этак почти на целый месяц, поскольку лишь в конце июля начались во Владивостоке консультации по созданию коалиционного кабинета министров. У нас же на календаре пока что лишь 29 июня. Как свидетельствует газета «Сибирь» (№41 за 1918 г.), в первый же день переворота была провозглашена власть Временного Сибирского областного правительства, в лице пяти его представителей, находившихся на тот момент в столице Приморья. Надо отдать им должное, публично объявившись во Владивостоке в день мятежа, министры Сибирского правительства сразу же оказались, что называется, «в дамках», переиграв тем самым на первых порах конкурирующую с ними «фирму» правых политиков из Харбина во главе с генерал-лейтенантом Хорватом. Последние явно не доглядели за своими оппонентами, прозевав тот момент, когда Дербер и часть его команды неожиданно исчезли из Харбина, направившись с тайной миссией во Владивосток. А когда последние вечером 29 июня в сопровождении охраны из мятежных легионеров явились в здание Владивостокской городской думы и предъявили свои права на верховную власть не только на Дальнем Востоке, но и во всей Сибири, им в этом не смогли отказать, поскольку других претендентов «на трон» на тот момент во Владивостоке не оказалось.

3. Претензии на власть генерала Хорвата

Когда в Харбине узнали о перевороте 29 июня*, а также о том, что ненавистный Дербер объявил себя полным хозяином положения, правых политиков, близких к Дальневосточному комитету защиты Родины и Учредительного собрания, а также представителей крупной буржуазии охватила «лёгкая» паника. Необходимо было что-то предпринять, причём сделать это нужно было как можно скорее, поскольку дело шло к тому, что эсеровских «выскочек»**, чем чёрт не шутит, могли признать и в союзном _______________

*Если верить генералу В. Е. Флугу («Отчёт о командировке»), то получатся, что первые известия о событиях во Владивостоке достигли Харбина лишь 4 июля. Однако пять дней – это слишком долго, даже для сарафанного радио, не говоря уже о телеграфе и пр.

**Дальневосточные деловые круги и общественные деятели с дореволюционным стажем не были против Сибирского областного правительства как такового, идея его долгое время вынашивалась в умах и сердцах истинных автономистов, вдохновлённых трудами Н. М. Ядринцева и Г. Н. Потанина. Это нужно ясно понимать. Другое дело, что многих смущал и более того приводил в полное негодование тот факт, что в рядах прибывших в Харбин, а потом и во Владивосток сибирских министров не оказалось ни одной более или менее значимой личности, которая бы хоть как-то зарекомендовала себя на поприще областнического движения. Вот что, например, писала по этому поводу харбинская газета «Призыв» (№37 за 1918 г.), обращаясь к этим самым «выскочкам»: «Прежде, по-хорошему, назовите все себя и укажите, кто что из вас собою представляет и каковы ваши заслуги перед сибирским обществом. Не забудьте указать, кто из вас откуда родом, чтобы можно было определить, насколько вы действительно сибиряки. Тогда, может быть, мы тоже заговорим с вами по другому, а пока, извиняюсь, вы для нас только „правительство“ в кавычках, а, следовательно, и претендовать на признание вас не за анонимы, а за действительных избранников сибирского народа вы не имеете права».

Вместе с тем, та же газета «Призыв» (№148 за 1918 г.) совсем по другому отзывается об омском кабинете министров, в котором имелось, по крайней мере, хотя бы три человека, достаточно хорошо известных в сибирских областнических кругах (П. В. Вологодский, Вл. М. Крутовский и И. И. Серебренников): «Пока наше „правительство“ плело здесь свою сложную интригу, в Западной Сибири, оказалось, работало другое, настоящее Сибирское правительство».

дипломатическом корпусе, а это означало бы уже полное и окончательное поражение для консерваторов из правого политического лагеря. А процесс в плане признания ВПАС иностранными дипломатами, как могло показаться, действительно пошёл. Так уже в первые дни после победы восстания открыто заявили о своей поддержке группы Дербера чехословацкие легионеры; в тех же симпатиях, по данным разведки, были замечены и американцы, делавшие ставку на ВПАС в пику японцам, симпатизировавших группе Хорвата. Французы тоже склонны были в большей степени признавать левых прогрессистов, чем правых консерваторов. Таким образом, одна лишь Япония твёрдо стояла на позициях поддержки правых политиков. Решающее слово должна была сказать крупнейшая мировая держава того времени – Великобритания. Но чью чашу весов положили бы англичане свой самый весомый голос, та сторона и должна была, по-сути, победить в схватке за власть, но они почему-то медлили, видимо, выжидая, какая из сторон сможет лучше себя преподать*.

Чтобы быть поближе к эпицентру событий генерал Д. Л. Хорват принял решение двинуться вместе с подконтрольными ему частями под общим командованием генерала Б. Р. Хрещатицкого** по направлению к Владивостоку. Прорвав 4 июля линию обороны красных, основные силы которых, в связи с чешской угрозой, оказались оттянуты к Никольск-Уссурийску, белогвардейские части сумели, наконец, перейти русско-китайскую границу и, развивая успех, устремились вдоль линии железной дороги вглубь приморской территории. Не встречая, практически, никакого сопротивления со стороны красных, Хорват надеялся, по всей видимости, уже в ближайшие дни въехать во Владивосток на белом коне и там, перехватив инициативу у министров Сибирского правительства, преподать

_______________

*В конце концов, после долгих раздумий, англичане решили сделать ставку ни на тех, ни на других и ни на третьих (под последними имеется в виду Уфимская Директория), они поставили на вице-адмира А. В. Колчака, утвердив его на роль единоличного правителя Сибири, и, как известно, проиграли в итоге.

**Это были казаки есаула И. П. Калмыкова, два отряда русских добровольцев, главным образом офицеров, один под командованием полковника Н. В. Орлова, второй – конный дивизион ротмистра В. В. Враштила, а также так называемые пластуны (большую часть которых составляли китайские наёмники) полковника А. Е. Маковкина. Командовать всеми этими частями должен был А. В. Колчак, но его в конце июня по каким-то неотложным делам срочно направили с визитом в Японию, поэтому руководить операцией на Гродековском фронте Д. Л. Хорват поручил генералу Борису Ростиславовичу Хрещатицкому. В конце апреля 1918 г. правление КВЖД, по настоянию англичан, назначило А. В. Колчака главноначальствующим российскими войсками на всём протяжении этой железной дороги, от станции Маньчжурия на западе и до станции Пограничная на востоке. Заведовать штабом у Колчака стал Б. Р. Хрещатицкий, а исполнявшего до Колчака должность начальника российских войск генерала от кавалерии М. М. Плешкова перевели помощником по военным делам главноуправляющего КВЖД генерал-лейтенанта Хорвата.

себя как истинного хозяина положения, постольку у него и его команды имелась и реальная воинская сила (которой не было у группы Дербера*), и обещанная (правда, пока что только на словах) весьма значительная финансовая поддержка со стороны крупного дальневосточного капитала.

Однако всё пошло сразу как-то не так, и Хорвата с его воинством не пустили не только во Владивосток, но даже и в Никольск-Уссурийский. Не пустили всё те же чехословацкие легионеры, 5 июля выбившие красных из Никольска и таким образом вставшие на пути у харбинских добровольцев. Вследствие этого пульмановский вагон Хорвата, вместе с сопровождавшими его японскими советниками (полковником Араки и майором Такеда), застрял на станции Гродеково, примерно в 80 километрах к востоку от китайской границы. Передовой отряд харбинцев под командованием есаула Калмыкова смог продвинуться ещё немного вперёд до станции Галенки (на полпути от Пограничной до Никольск-Уссурийска), где вступил уже в непосредственное соприкосновение с чехословаками, командование которых, ссылаясь на распоряжение Приморской земской управы и Временного правительства автономной Сибири**, заявило, что не пустит никого далее во избежание вооруженного гражданского противостояния. Целая дивизия легионеров являлась весьма внушительной воинской силой, считаться с которой приходилось всем на первых порах.

_______________

*Приморская добровольческая дружина под командованием полковника Толстова, созданная на основе владивостокской подпольной офицерской организации, пока ещё только формировалась, да и подчинялась она фактически не ВПАС, а Владивостокскому городскому и земскому самоуправлению.

«По предложению председателя областной земской управы и городского головы и по передаче генерал-майором Дитерихсом, которому, к моменту моего вступления, фактически принадлежала власть в крепости Владивостоке и её районе, я вступил в исполнение обязанностей командующего вооруженными сухопутными и морскими силами Приморской области и коменданта крепости. Полковник Толстов» («Сибирь», Иркутск, №59 за 1918 г.).

**«Голос народа», Томск, №94 за 1918 г. (интервью с С. А. Кудрявцевым).

Выбора не было, и тогда Дмитрий Леонидович Хорват решил сделать, что называется, ход конём. Собрав в пять часов пополудни 9 июля в своём салон-вагоне на станции Гродеково представителей общественности и командиров воинских подразделений, он объявил себя, ни много ни мало, – «Временным Верховным правителем России… впредь до установления порядка в стране и до созыва свободно избранного Учредительного Собрания». Затем перед иконой Спасителя, поднесённой ему в 1899 году рабочими Никольск-Уссурийских железнодорожных мастерских, было отслужено молебствие о благоденствии Российского государства («Сибирская жизнь», №95 за 1918 г.).

Нужно отметить в связи с этим, что печать, подконтрольная правым политическим кругам, уже давно подготавливала общественное мнение

Дальнего Востока к пришествию «Верховного правителя». Сначала ставка делалась на великого князя Михаила Александровича (брата царя), якобы, счастливо избавившегося от большевистского плена и инкогнито пробиравшегося в Харбин. Однако идея возрождения монархии в России оказалась недостаточно популярна на тот момент, особенно в кругах наших великодержавных союзников, так что прибытие наследника русского престола сначала отложили на неопределённый срок, а потом о нём и вовсе забыли и начали на страницах той же печати поговаривать о том, что генерал-лейтенант Хорват, как последний оставшийся в своей должности комиссар Временного правительства России, является как бы прямым и единственным наследником власти этого правительства времён Александра Керенского или даже князя Львова.

Более того, среди политиков из ближайшего окружения генерала нашлись люди, непосредственно причастные к деятельности данного правительства, а именно: кадет Степан Васильевич Востротин, занимавший в одном из российских правительственных кабинетов пост товарища (заместителя) министра продовольствия, и беспартийный Леонид Александрович Устругов – бывший товарищ министра путей сообщения. Кроме того, С. В. Востротин и (продолжаем далее список) Сергей Афанасьевич Таскин (тоже кадет) являлись депутатами Государственной думы 4-го, последнего предреволюционного созыва. Вместе с тем С. А. Таскин, а также Александр Матвеевич Окороков до ноября 1917 г. находились в должности губернских комиссаров Временного правительства России, первый – в Забайкалье, а второй – на Алтае. Кроме того А. М. Окороков и Михаил Онисифорович Курский являлись действительными членами Сибирской областной думы. Ну и, наконец, двое из вышеперечисленных: Степан Востротин и Михаил Курский были виднейшими сибирскими областниками с многолетним стажем, находившимися в дружеских отношениях с самим Г. Н. Потаниным, к числу деятельных автономистов относился также и Сергей Таскин.

Судьбы всех пятерых общественных деятелей, о которых мы только что вели речь, были тесно связаны с Сибирью, более того, за исключением Устругова, все они родились в Сибири. Что касается их социального положения, то оно выглядело следующим образом: Степан Востротин принадлежал к одной из богатейших купеческих фамилий Сибири, занимавшейся также и золотодобычей; Александр Окороков являлся известным барнаульским промышленником, владельцем дрожжевого и винокуренного заводов; Сергей Таскин был крупным землевладельцем; Леонид Устругов и Михаил Курский числились выходцами из небогатых мещанских семей. Опираясь на мощный личностный авторитет и политические связи этих людей, Д. Л. Хорват только поэтому и решился, по всей видимости, на такой смелый и даже в какой-то степени авантюрный шаг – самопровозгласив себя с 9 июля 1918 г. «Верховным правителем» России, правда, – временным.

В 12-ти пунктах своей политической программы, обнародованной в тот же день на станции Гродеково, новый претендент на власть (в первую очередь, в Сибири и на Дальнем Востоке, конечно) выдвинул вполне демократические принципы в полном соответствии с умеренно консервативной идеологией кадетской партии. Он обещал восстановить прежние (досоветские) законы, гражданские и политические свободы, попранные большевиками, права собственности «с отменой социализации и национализации предприятий», а также пообещал возложить разрешение аграрного вопроса на новое* Всероссийское Учредительное собрание. Особым пунктом конечно же оговаривался вопрос о сибирской автономии. Здесь кадетские идеологи вынуждены были поступиться своими прежними принципами и признать право Сибири на автономию, правда, при непременном сохранении территориальной целостности и единства России.

_______________

*Кадеты, как, впрочем, и все, так называемые, несоциалистические политические группировки, одним из непременных условий возможного компромисса с умеренными левыми называли обязательные перевыборы Учредительного собрания, а также земств и городских дум, где они находились, как правило, в нежелательном для них меньшинстве.

В преамбуле этой своей программы Дмитрий Леонидович Хорват объявил о том, что им, как «Верховным правителем», создаётся собственный кабинет министров, составленный не по партийному принципу, а «из людей практического опыта», политиков с безупречной репутацией, готовых объединиться на одной общегосударственной программе. Именно по этой причине правительство генерала Хорвата и получило своё определённо специфическое название – Деловой кабинет. Возглавил его пятидесятичетырёхлетний Степан Востротин, взяв под своё руководство ведомство торговли и промышленности; сорокаоднолетний Леонид Устругов должен был заведовать управлением почт, телеграфа и железных дорог; тридцатилетний Александр Окороков занял должность управляющего ведомством продовольствия; сорокадвухлетний Сергей Таскин возглавил управление земледелия и государственных имуществ. Должность шестидесятитрёхлетнего Михаила Курского в правительстве генерала Хорвата нам, к сожалению, выяснить не удалось.

Спустя некоторое время этот основной список Делового кабинета пополнился ещё несколькими ответственными лицами. Финансовое ведомство, по некоторым данным, должен был возглавить крупнейший российский олигарх Алексей Иванович Путилов, но это назначение осталось только в проекте. Генерал Василий Егорович Флуг, совсем недавно завершивший тайный вояж через всю Сибирь в качестве личного посланника военного руководителя белого движения Юга России Лавра Георгиевича Корнилова, занял в правительстве Хорвата должность военного министра; его товарищ по тайной миссии полковник Владимир Алексеевич Глухарёв стал исполнять должность государственного секретаря и заведующего отделом вероисповеданий. За связи с общественностью и конкретно за переговоры с группой Дербера отвечал харбинский адвокат Владимир

Иванович Александров, основатель известного нам уже Комитета защиты Родины и Учредительного собрания.

Ещё два малоизвестных человека мелькали в сводках Делового кабинета, это некто В. Е. Алферьев, а так же китаевед доктор Я. Я. Брандт. Вот, собственно, и всё, кажется.

Несмотря на то, что «Временный Верховный правитель» объявил свой кабинет министров внепартийным, определённые политические приоритеты в нём всё-таки имелись. Несомненно, что в него вошли, по-преимуществу, политики правого толка. Степан Востротин и Сергей Таскин представляли в Деловом кабинете однозначно партию конституционных демократов; Александр Окороков и Михаил Курский являлись народными социалистами определённо правой политической ориентации; Леонид Устругов, Василий Флуг и Владимир Глухарёв хотя и считались беспартийными, но их политические приоритеты также ни у кого сомнения не вызывали. Все они, повторяем, так или иначе были связаны с Сибирью, а трое из них – и с сибирским областническим движением. В общем, действительно, подобралась довольно неплохая команда из достаточно авторитетных общественных деятелей, администраторов и даже политиков.

Уже буквально на следующий день в печати появились первые официальные сообщения по этому поводу, яркая политическая новость вызвала сразу же очень большой резонанс и неоднозначную реакцию в том числе и в «свободном» городе Владивостоке. Тот час же за разъяснениями на станцию Гродеково ринулись журналисты многочисленных изданий, как русских, так и зарубежных, и первыми среди тех, кто смог добиться аудиенции у Верховного правителя, стали американцы. Они задали генералу Хорвату целый ряд вопросов, на которые Дмитрий Леонидович почему-то предпочёл ответить письменно, видимо, желая предварительно проконсультироваться со своими коллегами по Деловому кабинету.

На вопрос: зачем генерал создал ещё одно правительство на Дальнем Востоке? – Хорват пояснил: как только до Харбина дошли известия о восстании чехословацких легионеров во Владивостоке, он немедленно отдал приказ подчинённым ему войскам охранной стражи КВЖД перейти границу и вдоль линии железной дороги начать наступление по направлению к Никольску. Отбив у красных первую крупную станцию Гродеково, генерал, по его собственным словам, не из-за своих честолюбивых побуждений, а исключительно «под давлением общественных элементов, которые не видели другого выхода из создавшегося положения», согласился взять на себя столь трудную ношу в такой непростой и ответственный для страны исторический момент. (Ответ, как мы видим, довольно уклончивый.)

На вопрос: как относится теперь уже «Верховный правитель» к мятежу чехословацких легионеров и вообще к присутствию иностранных воинских контингентов на территории России? – Хорват дал следующий ответ: с большевиками русские патриоты и государственники справились бы и сами, но поскольку на стороне красных выступили многочисленные отряды из числа германо-австрийских военнопленных, силы красных увеличились многократно и обойтись без помощи союзников русским теперь просто невозможно, тем более что противобольшевистской фронт это ещё и противогерманский фронт неокончившейся ещё мировой войны.

О своих дальнейших планах и, в частности, о военных Д. Л. Хорват заявил, что не собирается двигаться со своими отрядами на Владивосток, поскольку город уже освобождён от красных. Основная задача его войск теперь – это совместное с чехословаками наступление на Хабаровск, но только для этого ему нужно сначала попасть в Никольск, куда его – «Верховного правителя» – пока почему-то не пускают. Ещё было три вопроса и три ответа, которые мы из экономии времени оставим за рамками нашего изложения а, подводя первые итоги, заметим, что пиар-акция генерала Хорвата и его команды, таким образом, вполне удалась.

4. Отчаянное противостояние

Теперь уже министрам Временного правительства автономной Сибири нужно было что-то предпринять в ответ. И они нашли средство, как урезонить «самозванца». Во-первых, в третьем номере* «Вестника ВПАС» за _______________

*Первый номер «Вестника Временного правительства автономной Сибири» вышел 2 июля, в нём был опубликован уже более развёрнутый (по сравнению с воззванием 29 июня) список Правительства, пополненный за счёт тех людей, которые вслед за первой пятеркой министров устремились из Харбина в освобождённый Владивосток и уже, видимо, находились на полпути к нему. В качестве управляющих некоторых департаментов к работе в Правительстве, как видно из ниже приведённого списка, оказались привлечены находившиеся на тот момент в столице Приморья три ведущих сотрудника крупнейшего сибирского кооперативного объединения «Закупсбыт», а также бывший правительственный комиссар Камчатки.

«Состав Временного правительства автономной Сибири.

Из числа членов Совета министров, избранных Сибирской Областной Думой в заседании её, происходившем 28 января с. г. в городе Томске, на территории Дальнего Востока в настоящее время находятся следующие лица: председатель Совета министров, министр земледелия и колонизации Пётр Яковлевич Дербер, военный министр Аркадий Антонович Краковецкий, министр торговли и промышленности Михаил Алексеевич Колобов, министр туземных дел и экстерриториальных народностей Виктор Тимофеевич Тибер-Петров, министр самоуправлений Александр Ефремович Новосёлов, государственный контролёр Николай Евграфович Жернаков. Министры без портфеля: Евгений Васильевич Захаров, Гариф Шегибердинович Неометуллов и Сергей Андреевич Кудрявцев.

В виду того, что в настоящее время во Владивосток прибыли не все члены Совета министров из числа находящихся на Дальнем Востоке, временно исполнение обязанностей: министра иностранных дел возложено на П. Я. Дербера, министра внутренних дел – на В. Т. Тибер-Петрова, государственного секретаря – на Е. В. Захарова, управляющего военным ведомством – на Г. Ш. Неометуллова, а также назначены управляющими ведомствами на правах министра: управляющим ведомством иностранных дел Аркадий Николаевич Петров, управляющим ведомством продовольствия и снабжения Иван Петрович Тарасов, управляющим финансовым ведомством Александр Афанасьевич Трутнев, председателем финансово-экономического комитета Константин Прокофьевич Лавров.

Председатель совета министров П. Дербер. И. об. государственного секретаря Евг. Захаров».

11 июля была опубликована правительственная декларация, подписанная членами дерберовского кабинета министров и датированная 8 июля (т.е. задним числом), которая как бы давала всем понять, что ВПАС официально заявило о своих правах на власть гораздо раньше*, в любом случае как минимум за день до того, как Д. Л. Хорват объявил себя Верховным правителем и обнародовал состав своего Делового кабинета. Во-вторых, министры и управляющие ВПАС 12 июля телеграммой, отправленной на станцию Гродеково, потребовали от конкурирующей фирмы «отказаться от безумной попытки самозванства, могущего привести к новому витку гражданской войны».

_______________

*«Декларация Временного Правительства Автономной Сибири о принятии на себя прав центральной государственной власти в Сибири, июля 8 дня 1918 г.

Временное Правительство Автономной Сибири доводит до сведения дружественных России держав как союзных, так и нейтральных, что 29 июня н. ст. 1918 г. оно вступило в права и обязанности центральной государственной власти Сибири… Временное Правительство Автономной Сибири считает себя вправе принять на себя функции центрального правительства Сибири, так как оно получило на то 28 января с. г. полномочие от Областной Сибирской Думы, созванной на основе представительства почти всех общественных групп Сибири, как-то: земских и городских самоуправлений, туземных национальностей и племён Сибири, казачьих войск, Советов Крестьянских Депутатов, профессиональных и кооперативных союзов, высших учебных заведений и пр.».

Та же самая мысль была подчёркнута и в официальном письме правительства, направленном в адрес генерала Д. Л. Хорвата и опубликованном 28 июля в четвёртом номере «Вестника правительства автономной Сибири». В нём говорилось:

«Правительство Автономной Сибири осведомлено, что вы объявили себя диктатором, присвоив себе наименование временного правителя. Временное Правительство объявляет вам, что на территории Сибири единственно законной и признаваемой властью является Временная Сибирская Областная Дума и избранное ею Временное Правительство Автономной Сибири, призвавшее население к объединению и прекращению гражданской войны во имя спасения родины. Временное Правительство Автономной Сибири предлагает вам немедленно сложить с себя незаконно присвоенные полномочия. Если вы этого не сделаете и попытаетесь силой осуществить

свои преступные намерения, то вся ответственность за могущие быть тяжелые последствия падает на вас».

Итак, в июле 1918 г. на Дальнем Востоке в очередной раз лоб в лоб сошлись две как бы абсолютно непримиримые на первый взгляд силы: «выскочки» и «самозванцы», как они друг друга тогда называли. Обе политические группировки, оформившиеся ещё в начале весны в Харбине на почве борьбы с большевиками, с удивительным упорством не могли (или не хотели) договориться между собой, по-прежнему, как и несколько месяцев назад, оспаривая друг у друга права на «престол». Первые мотивировали свою легитимность тем, что они являются избранниками депутатского корпуса Сибирской думы; вторые же свои претензии на власть подкрепляли для многих известными и абсолютно реальными своими делами на поприще обустройства Сибири, – в перспективе – одной из самых значимых (что немаловажно) территориальных автономий России.

Большую, если не решающую роль в определении того, кто всё-таки окажется предпочтительней в схватке за власть, должны были сыграть иностранцы. О больших симпатиях со стороны чехословаков к правительству Петра Дербера мы уже упоминали. В точно таком же благорасположении многие во Владивостоке подозревали и американцев. Бизнес круги США, наладив в начале 1918 г. очень тесные связи с крупнейшими сибирскими кооперативными союзами, заправляли делами в которых, как правило, ссыльные социалисты-революционеры, очень рассчитывали теперь найти общий язык и с эсерами из Временного правительства автономной Сибири. Шаги навстречу в этом плане делал и сам Пётр Дербер вместе со своими коллегами. Так, видимо, далеко не случайно управляющим финансовым ведомством ВПАС был назначен видный иркутский кооператор Александр Афанасьевич Трутнев, до недавнего времени возглавлявший главную нью-йоркскую контору сибирских кооперативных союзов. Америка являлась потребителем сибирского сырья (мехов, шерсти, льна и другой продукции), с одной стороны, а с другой – крупным производителем товаров, необходимых как для населения Сибири, так и для её развивающейся промышленности.

Вместе с тем официального признания со стороны союзных держав, чего конечно же очень ждали министры ВПАС, всё-таки не последовало ни в первые, ни в последующие дни после свершившегося во Владивостоке вооруженного переворота. Представители союзников все как один безоговорочно признали полномочия возобновивших свою деятельность – Приморской земской управы (председатель правый эсер А. С. Медведев) и Владивостокской городской думы (председатель меньшевик А. Ф. Агарёв), но не спешили публично устанавливать дипломатические отношения с правительством автономной Сибири, а равно с этим не хотели в том же плане

замечать и Деловой кабинет генерала Хорвата*.

_______________

*«Могут ли союзники признать это правительство?» – задавала вопрос своим читателям владивостокская газета «Голос Приморья» (за 6 июля 1918 г.). И сама же отвечала: «Настоящий состав Сибирского правительства – однородный, социалистический, с преобладанием даже крайних элементов, он не даёт никаких гарантий твёрдого и устойчивого курса политики. Ведь неоднократно во влиятельной иностранной прессе выражалось мнение, что умеренные социалистические элементы гораздо более повинны в развале России, чем большевики, ибо неустойчивостью способствовали как развитию классовой розни, так и воцарению большевиков. Однородного цензового Сибирского правительства союзники тоже не могут признать, а кроме того, цензовый класс Сибири численно невелик. Остаётся принцип паритетного представительства, который способен примирить все слои населения».

Данное обстоятельство не могло не настораживать, а тут вдруг ещё вдобавок ко всему порт Владивосток и его окрестности были 6 июля официально объявлены «под временным протекторатом союзных держав». Формальным предлогом для оправдания такой «дружественной» акции (в очередной раз наводившей на мысли о вмешательстве во внутренние дела суверенного государства) стала, якобы, защита союзных ведомств от нападения со стороны германских агентов. По-сути же, иностранцы таким образом заявили о своём намерении контролировать политическую обстановку в Приморье (дабы победители, не ровен час, не передрались бы между собой на радостях).

Как известно, нет ничего более постоянного, чем временное, так вот и «временный протекторат» союзники ввели, понятно, ни на неделю и даже ни на месяц, а – на более продолжительный (неопределённый) срок. В июле Верховный военный совет принял решение направить в Россию ограниченный контингент союзных войск, и уже 3 августа во владивостокский порт прибыли первые воинские части, сначала появились англичане, потом французы и американцы. Тогда же по железной дороге из Кореи была переброшена на дальневосточный антибольшевистский фронт и первая японская дивизия. Чехословацкий национальный совет, заседавший в Вашингтоне, в июле также принял решение полностью приостановить эвакуацию из Сибири и направить все части корпуса легионеров «на помощь России», полностью переподчинившись Верховному союзному совету. Так было положено, – как это весьма точно, на наш взгляд, определяла советская историография, – начало широмасштабной иностранной военной интервенции на Дальнем Востоке (около 200 тысяч солдат и офицеров).

Как же прореагировало Временное правительство автономной Сибири на подобного рода демарш со стороны союзников? Двояко. С одной стороны вроде бы настороженно. Так из декларации от 8 июля мы можем узнать, что ВПАС рассматривало «самостоятельные выступления каких бы то ни было вооруженных сил в пределах Сибири без его согласия, как акты, противоречащие основным принципам международного права». Но с другой стороны, к вооруженному выступлению чехословаков оно относилось вполне терпимо «как к вынужденному сопротивлению тем враждебным действиям, которые были направлены прямо против их неприкосновенности». И далее, там же в декларации: «Временное Правительство, считая Сибирь нераздельной частью единой великой России, находящейся в состоянии

войны с коалицией центральных европейских держав, ставит своей безусловной и основной задачей… ведение боевых действий против… австро-германской коалиции, в полном согласии с союзными державами, во имя принципов международного истинно-демократического мира».

Несколькими месяцами ранее, находясь ещё в Харбине, министры ВПАС в одном из интервью высказались более определённо: «Вмешательство иностранных держав во внутренние дела Сибири правительство считает совершенно недопустимым. Борьбу с большевиками Сибирское правительство берёт только на себя, и лишь в виде содействия может встретить необходимость в помощи союзных держав. Ввиду того, что союзники, как и Сибирское правительство, заинтересованы в охране магистрали для переброски войск на уральский фронт, правительство может предложить союзникам взять на себя охрану железных дорог и примыкающей к ней полосы. Что касается ввода союзных войск для борьбы с немцами, то Сибирское правительство находит, что союзные с нами державы в полной мере могут использовать право борьбы с центральными державами, рассматривая Сибирь, как военную базу для этой борьбы по отношению ко всему Восточному фронту („Далёкая окраина“, Владивосток, за 23 апреля 1918 г.)».

Генерал Хорват, как мы помним, тоже, в общем-то, не возражал против присутствия иностранных войск, заявив в интервью американским журналистам на ст. Гродеково, что обойтись без помощи союзников русским теперь просто невозможно. И действительно, противостоять в одиночку более чем стомиллионной большевистской Центральной России Сибирь конечно же была не в состоянии. Таким образом в белом движении Дальнего Востока практически все как бы уже сразу смирились с иностранным военным присутствием, как со свершившимся и, более того, – во многом полезным с практической точки зрения фактом, а дальнейшая борьба двух политических группировок – левых и правых – за власть происходила именно в условиях иностранного политического и военного влияния, если не сказать преобладания.

Для того чтобы укрепить свои позиции владивостокская группа сибирских министров начала немедленно налаживать контакты со своими омскими коллегами, надеясь общими усилиями сдержать атаку харбинских «самозванцев». В своих публичных обращениях ВПАС заявляло, что обеим частям Правительства необходимо как можно скорее воссоединиться в месте заседаний СОД, там, где сибирские министры, собственно, и были выбраны, то есть в Томске. Однако расстояния в Сибири, как известно, немаленькие, средства же мобильной коммуникации тогда то и дело повреждались из-за происходивших во многих местах боевых действий, поэтому наладить нормальный диалог Владивостока с Омском летом 1918 г. так и не удалось. Группе Дербера, таким образом, пришлось действовать, практически, в одиночку, и хотя её как могли поддерживали Приморская земская управа и Владивостокская городская дума, ей всё-таки порой было очень и очень непросто выдержать натиск правых сил.

По воспоминаниям Георгия Гинса, буржуазные круги приводило в ярость одно только упоминание имени Петра Дербера. Приморская правая пресса называла его, а также Евгения Захарова интернационалистами циммервальдцами, а Виктора Тибер-Петрова вообще причисляла к большевикам* (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.72). Главный же козырь большинства публичных выпадов против ВПАС состоял в том, что от сотрудничества с Дербером из-за его неумеренно левых настроений отказался сам Г. Н. Потанин.

Что касается иностранцев, то особенно нетерпимо к владивостокской группе Сибирского правительства относились японцы, их пресса то и дело публиковала материалы, доказывающие, что ВПАС не имеет никакого авторитета в Сибири и является затеей «политических младенцев». Такого рода статьи потом с удовольствием перепечатывали дальневосточные газеты правого толка. В июле на их страницах также было опубликовано интервью с А. В. Колчаком, только что прибывшим в Токио из Харбина, в котором он отзывался о «так называемом Сибирском правительстве» в самых резких тонах. Дербера он называл «жидом», а членов его кабинета – людьми, «совершенно неопытными в деле управления»**. Это интервью, а также слухи о том, что Пётр Дербер – еврей, а бело-зелёный флаг ВПАС в действительности является-де национальным флагом евреев, усиленно раздувались, вследствие чего в самом Владивостоке председатель Сибирского правительства стал мишенью для местных черносотенцев, которые, вдобавок ко всему, обвинили его в провокаторстве, т.е. в работе на царскую полицию в предреволюционное время. В итоге Дербер, дабы хоть как-то ослабить давление на своё Правительство, вынужден был уйти с поста премьер-министра, оставшись в должности министра иностранных дел. Вслед за ним в отставку со своих постов подали подвергшиеся публичной «порке» Виктор Тибер-Петров и Евгений Захаров, а вместе с ними ещё один эсер-интернационалист (черновец) Сергей Кудрявцев.

21 июля пост главы ВПАС занял бывший иркутский комиссар Временного правительства России сорокасемилетний Иван Александрович Лавров***. В тот же день было принято постановление «О реконструкции Совета Министров», согласно которому министерские должности распределились следующим образом: И. А. Лавров (министр-председатель), П. Я. Дербер (министр иностранных дел), Н. Е. Жернаков (государственный контролёр), А. А. Краковецкий (военный и морской и министр), В. И. Моравский (министр продовольствия и снабжения и временно управляющий отделом путей сообщения), А. Е. Новосёлов (министр внутренних дел), Г. Ш. Неометуллов (министр туземных и экстерриториальных народностей), А. А. Трутнев (управляющий министерством финансов и временно управляющий отделом труда), М. А. Колобов (министр торговли и промышленности), Н. Я. Быховский (управляющий министерством земледелия).

_______________

*Он, действительно, в декабре 1917 г. в делегатской карточке чрезвычайного Сибирского областного съезда указал свою партийную принадлежность как члена РСДРП (б).

**«День Владивостока», №95 за 1918 г. или ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.168.

***Происхождением из дворян. В дореволюционный период Лавров являлся высокопоставленным чиновником иркутского губернского правления, возглавлял губернскую казённую палату (финансовое управление), а на общественных началах занимал пост председателя иркутского военно-промышленного комитета. Вскоре после Февральской революции Ивана Александровича назначили иркутским губернским комиссаром.

Таким образом из того состава Временного Сибирского областного правительства, который был утверждён в конце января 1918 г. на заседании депутатов Сибирской областной думы во ВПАС осталось теперь только 7 человек (Дербер, Жернаков, Краковецкий, Моравский, Неометуллов, Новосёлов и Колобов) *. Трое других членов владивостокской группы: Иван Александрович Лавров, Наум Яковлевич Быховский и Александр Афанасьевич Трутнев не были утверждены депутатами СОД в должности министров, однако имели все основания в будущем надеяться на это. Лавров, как опытный администратор с дореволюционным стажем, Быховский, как член Сибирской областной думы**, ну а Трутнев, как один из виднейших сибирских кооператоров. В качестве сотрудников к работе в правительстве были привлечены и некоторые владивостокские общественные деятели. Такая опора на местные кадры произошла не только вследствие дефицита нужных специалистов, но и по причине того, что в январских выборах министров Сибирского правительства в Томске не участвовали представители Дальнего Востока, что не всех во Владивостоке устраивало.

_______________

*Жернаков, Новосёлов и Неометуллов являлись правыми эсерами, Моравский во времена своей студенческой молодости также состоял членом этой партии, но в 1907 г. из неё вышел по причинам «личных противоречий с социалистическими тенденциями». Колобов был народным социалистом. Таким образом, только один Дербер представлял теперь в Сибирском правительстве левую часть эсеровской партии.

**В конце весны 1918 г. Наум Быховский в составе ревизионной комиссии от СОД проверял финансовую деятельность Сибирского правительства в Харбине, в результате чего, кстати, эта деятельность была признана неудовлетворительной.

Как видим, к последней декаде июля ВПАС полностью переформировалось и уже могло преступить, наконец, к исполнению своих прямых обязанностей по управлению, по крайней мере, хотя бы освобождёнными территориями Дальнего Востока. Все политики, вызывавшие наибольшее раздражение, как в среде правых, так и среди представителей союзников, были удалены из восточной группы Сибирского правительства, а вместо них к сотрудничеству привлекли местные деловые кадры. Да и процесс признания со стороны иностранных дипломатических кругов тоже вроде бы пошел в нужном для ВПАС направлении. Совещание

дипломатических представителей в Пекине приняло решение не признавать претензий Хорвата на власть, предложить ему отказаться от них и вернуться

назад в Харбин*. Такое развитие событий воодушевило группу Лаврова-Дербера, породило у неё надежды на скорое признание союзниками. Именно тогда ВПАС в ультимативной форме и потребовало от Хорвата (письмо, опубликованное 28 июля в №4 «Вестника правительства автономной Сибири») сложить с себя «незаконно присвоенные полномочия».

_______________

*Об этом свидетельствует достаточно добросовестный советский исследователь М. И. Светачев. См. его статью «Интервенты и сибирская контрреволюция… С.44

Как вспоминал министр ВПАС Валериан Моравский: «Попытка генерала Хорвата достичь Владивостока провалилась. Его „армия“ – небольшой отряд – была разоружена нами, и, следовательно, район станции Гродеково стал единственной территорией, подчинённой его правительству». В данном наблюдении много верных замечаний, кроме, пожалуй, одного: отряды Хорвата не были разоружены. Напротив, их авангард – уссурийские казаки во главе со своим самопровозглашенным атаманом Калмыковым, после нескольких проверок на лояльность к новым демократическим властям Приморья, в конце июля перебросили (с 2 артиллерийскими орудиями и 16 пулемётами) в помощь чехословакам, наступавшим на Хабаровск. Остальные отряды Хорвата действительно были заблокированы в районе станций Гродеково и Галенки, но опять-таки при полном вооружении. Видимо на всякий случай. Харбинские части могли понадобиться для поддержки наступления на Хабаровск, по-прежнему находившемся в руках большевиков, а также, если понадобится, и для наведения порядка в политически нестабильном пока ещё Владивостоке.

Там, кстати, на последние выходные дни июля (на 27 и на 28 числа) намечались выборы в Городскую думу, и по предварительным данным пробольшевистски настроенные левые, сделавшие ставку на список от центрального бюро профсоюзов, должны были получить весьма значительное число голосов. Мгновенно отреагировав на создавшуюся ситуацию, правые группировки сумели добиться от курировавшего город иностранного дипломатического корпуса, в качестве превентивной меры, разрешения на въезд в город военной делегации правительства Хорвата. 24 июля на владивостокский вокзал прибыл специальный вагон военного министра Делового кабинета генерала Флуга в сопровождении ещё нескольких служащих своего министерства.

Остававшиеся до поры до времени в полном неведении в отношении такого рода неожиданного визита членов Харбинского правительства представители Приморского земского самоуправления, а с ними и министры ВПАС, понятно, крайне отрицательно отреагировали на приезд делегации Флуга, а председатель земской управы Медведев и городской голова Агарёв даже отдали распоряжение силами городской милиции блокировать посланцев «Верховного правителя» прямо в вагоне, подкатить к их составу паровоз и выдворить таким образом непрошенных гостей с территории города. И тут

случилось неожиданное, по распоряжению, по всей видимости, всё того же консульского совета чехословацкие легионеры воспрепятствовали действиям милиции и позволили Флугу со товарищами сойти «на берег»*. Таким образом стало понятно, что политические симпатии иностранных союзников в целях соблюдения паритета опять начали слоняться слегка в правую сторону.

Ну а когда владивостокские левые действительно выиграли выборы в Городскую думу, получив абсолютное большинство мест в ней (53 из 101) **, в столицу Приморья пожаловал и сам «Верховный правитель» Д. Л. Хорват. Случилось это, как мы уже отмечали, 4-го, а по другим данным 5августа. Сопровождали Дмитрия Леонидовича члены его правительства, в том числе два таких высокопоставленных чиновника как Степан Востротин – председатель Делового кабинета и генерал М. М. Плешков – заместитель Хорвата по военной части. Ещё «Верховному правителю» удалось привести с собой во Владивосток и 50 человек своей личной охраны. По официальной версии делегация прибыла в город для возобновления переговоров с руководством ВПАС на предмет формирования коалиционного кабинета министров. Что же на самом деле было на уме у Верховного правителя и его спутников оставалось только догадываться.

Так, например, ещё накануне своего визита, а точнее 27 июля, Хорват опубликовал на первой странице газеты «Голос Приморья», выходившей во Владивостоке, приказ, гласивший ни много ни мало, а о переподчинении ему, как «Верховному правителю России», всех городских учреждений. В ответ на такое дерзкое заявление городское самоуправление Владивостока, во-первых, опровергло его, а, во-вторых, в качестве назидательной меры решило на время приостановить выход «Голоса Приморья» и обратилось за соответствующим разрешением (!) к старшине консульского корпуса. Однако иностранные кураторы запретил это делать, мотивировав свой отказ тем, что одним из совладельцев типографии газеты является японский бизнесмен и что он может понести убытки. В результате дальнейшие распоряжения и послания генерала Хорвата продолжили печатать в «Голосе Приморья», правда, теперь уже не в передовице, а на дополнительных вкладных листах. Так было безопасней для типографии с одной стороны, а с другой – очень удобно для публичного распространения, ибо теперь опубликованные в газете приказы правителя Хорвата можно было легко расклеивать на заборах в виде листовок***.

_______________

*См. доклад Ивана Лаврова в Иркутске 1 ноября 1918 г. («Свободный край», №№116, 117 за тот же год).

**Плюс к этому ещё 22 мандата получили представители умеренных левых, правые эсеры и меньшевики. Кадеты же провели лишь 17 человек в Думу (http://www.pkokprf.ru/personal/doc/war_dv.htm).

***См. указанный доклад И. Лаврова.

Также у министров ВПАС, а иже с ними и у представителей владивостокского самоуправления вызвал немалые опасения ещё и факт

присутствия в поезде самопровозглашенного «Верховного правителя» достаточно внушительного по своему количеству охранного подразделения. Тем более что несколькими днями ранее, а именно 2 августа, на узловую станцию Никольск-Уссурийска попытался прорваться один из вооруженных отрядов, подконтрольных Д. Л. Хорвату. В тот день, якобы, для обеспечения тылов наступавшего на Хабаровском фронте Калмыкова со станции Галенки по приказу генерала Хрещатицкого выдвинулся бронепоезд, но в нескольких километрах от Никольска он был остановлен чешской заставой и заблокирован. В ответ русские военные предприняли попытку прорыва, устроили перестрелку, в результате которой двух легионеров застрелили («Голос Приморья», №257 за 1918 г.). И хотя белогвардейцы в итоге так и не смогли прорваться, их настойчивость многих насторожила, поскольку дерзкий бронепоезд вполне мог в случае прорыва двинуться не в сторону Хабаровска, а в близлежащий Владивосток для разгона здесь новой «большевистской» Гордумы*, а вместе с ней и ещё кое-каких неугодных организаций и учреждений.

_______________

*Впрочем, вмешательства вооруженной силы для решения данного вопроса не потребовалось. В начале августа во Владивостокский окружной суд были поданы жалобы частных лиц, а так же протест исполнявшего обязанности областного комиссара Медведева по поводу имевших место нарушений законности во время выборов. Постановлением суда от 12 августа 1918 г. результаты выборов гласных во Владивостокскую городскую думу были отменены (http://www.pkokprf.ru/personal/doc/war_dv.htm).

Не меньшую опасность, по мнению владивостокских левых демократов, представляли и два взвода личной охраны Верховного правителя. Поэтому Приморская земская управа сразу же по прибытии харбинской делегации во Владивосток сделала по данному поводу официальный запрос в адрес консульского корпуса, в ответ на который всё тот же его несменный старшина японец Кикучи 10 августа сообщил, что «генералу Хорвату в лице Дитерихса предъявлено требование 50 человек его вооруженной охраны отправить назад на станцию Гродеково» (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.178). Можно отметить в связи с этим, что чехословаки на Дальнем Востоке, точно также как и в Сибири, стали своего рода балластом в противостоянии левых и правых группировок, в полной мере при этом подчиняясь иностранному дипломатическому корпусу. Главная же цель последнего по-прежнему заключалась в том, чтобы добиться от ВПАС и Делового кабинета создания коалиционного правительства.

Поэтому после прибытия Хорвата во Владивосток под неусыпным контролем консульского совета возобновились межправительственные консультации, во время которых, однако, как и полгода назад в Харбине, совершенно непреодолимым стал вопрос о том, чей кабинет будет взят за основу будущего объединённого правительства, и самое главное – кто его

возглавит*. Сибирские министры настаивали на том, чтобы полностью сохранить ВПАС и лишь в качестве дополнения кооптировать в его состав несколько человек из Делового кабинета, а также ряд представителей владивостокского бизнессообщества. Деловой же кабинет Хорвата настаивал, понятно, на совершенно ином, обратно пропорциональном варианте. Так что к концу августа переговоры вновь зашли в тупик, и тогда правые круги решили сделать очередной ход конём. 25 августа они попытались осуществить во Владивостоке очередной вооруженный переворот, но только теперь уже исключительно в свою пользу, а точнее в пользу группы генерала Хорвата.

Впрочем, подготовка к мятежу началась, можно сказать, уже с самых первых дней пребывания харбинской правительственной делегации в столице Приморья. Во-первых, в знак приветствия «Верховного правителя» кадеты вывесили по всему Владивостоку российские буржуазные триколоры, которые заметно потеснили бело-зелёные флаги сибирской автономии, получившие прописку на городских улицах с 30 июня, после соответствующего распоряжения ВПАС**. Этим правая коалиция опять же превентивно, то есть упреждающе, давала понять, что не намерена играть вторую скрипку в политическом оркестре. Во-вторых, как сообщает всё тот же Иван Лавров, несколько офицеров из числа хорватской группы сразу же по приезду во Владивосток начали переманивать военнослужащих из отряда полковника Толстова, якобы предлагая каждому значительные суммы наличными за переход на сторону Верховного правителя. При этом нужно учесть тот факт, что многие военспецы толстовского подразделения (официально именовавшегося, кстати, Сибирским стрелковым полком***), как утверждают некоторые источники, даже и не за деньги симпатизировали в большей степени патриоту государственнику Хорвату, нежели эсеру- федералисту Дерберу и политическим эмигрантам – Медведеву и Агарёву****.

_______________

*Видя крайнюю неуступчивость обоих министерских кабинетов по данному вопросу, иностранные дипломаты стали рассматривать кандидатуру бывшего комиссара Временного Всероссийского правительства по Дальнему Востоку тридцатисемилетнего Николая Русанова в качестве третьей силы на должность нового председателя правительства, но последний оказался слишком пассивен и безынициативен и не проявил решительности в осуществлении, предложенного ему проекта (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.116).

**«Утвердить для обнародования форму Сибирского флага, принятую Томской конференцией общественных организаций Сибири 5 августа 1917 г. (бело-зелёный), причем наряду с Сибирским флагом допустимо вывешивание и общероссийского трёхцветного флага». См.: Журавлев В. В. Государственная символика Белой Сибири.… С.12—13.

***Ещё, видимо, в шутку, этот полк иногда называли или «армией» ВПАС или Приморской земской ратью.

****До Февральской революции оба находились в эмиграции на территории США.

Отряд полковника Толстова, напомним, был сформирован в ходе июньского антибольшевистского мятежа во Владивостоке из числа, главным образом, бывших офицеров царской армии, оставшихся без работы в постреволюционный период. Их политические симпатии поэтому сформировались во многом явно не в пользу революционных преобразований, и разагитировать этих людей не составляло, таким образом, большого труда. Поэтому, когда в ходе августовского межправительственного диалога встал вопрос об объединении вооруженных сил Харбина и Владивостока, собрание командного состава Сибирского стрелкового полка вынесло решение подчиниться не ставленнику левых демократов Толстову, а представителю консервативных кругов из окружения Хорвата. Офицеры Владивостока решили покончить с двоевластием, писала газета «Свободный край» (№69 за 1918 г.) и установить, наконец, единое командование в лице старшего по званию воинского начальника генерала от инфантерии Плешкова. После принятия данного решения в подчинение к последнему начался массовый отток военнослужащих «земской рати», так что в её рядах вскоре осталось лишь 4 офицера и чуть более одного десятка солдат.

Таким образом, практически весь Сибирский стрелковый полк, основная воинская единица русского контингента владивостокских войск, оказался к двадцатым числам августа под контролем правых сил. Левые конечно же не дремали и как могли препятствовали данному процессу. Так две владивостокские газеты, печатавшие призывы генерала Плешкова к офицерам об объединении, были закрыты по настоянию Приморской земской управы, а муниципальная милиция получила негласное распоряжение срывать листовки Хорвата и арестовывать под любыми предлогами его агитаторов. Ну а когда 23 августа Плешков отдал приказ о смещении полковника Толстова с поста командира полка и о назначении на освободившуюся должность своего подчинённого полковника Бурлина, Временное правительство автономной Сибири, обвинив Деловой кабинет Хорвата в подготовке вооруженного мятежа, тотчас же прекратило с ним дальнейшие переговоры, официально известив об этом иностранных консулов (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, лл.115—116).

Оставшиеся в распоряжении Толстова военнослужащие, усиленные милицейскими нарядами, по приказу демократических властей города взяли на всякий случай под круглосуточную охрану важнейшие городские административные учреждения, а также здание госбанка и казначейства. То, что произошло далее, источники трактуют по-разному. Одни утверждают, что никакой попытки государственного переворота во Владивостоке осуществлено не было, другие же свидетельствую о том, что в ночь на 25 августа подконтрольные генералу Плешкову подразделения, окружили штаб

Толстова, а вслед за этим разоружили и сместили все милицейские караулы у административных зданий, заменив их своими. Утром того же дня ВПАС направило официальное обращение к консульскому корпусу с просьбой каким-то образом повлиять на происходящее.

Собравшиеся на совещание консулы вместе с представителями иностранных воинских подразделений решили вмешаться в конфликт, дабы не допустить перерастания взрывоопасной ситуации в настоящий вооруженный конфликт. Находившимся во Владивостоке частям Чехословацкого корпуса, а также собственным вооруженным контингентам был отдан приказ блокировать штаб полковника Бурлина и казармы подконтрольного ему (бывшего толстовского) полка, после чего предложить находившимся там военнослужащим сдать оружие. Общее руководство операцией поручили осуществить английскому майору Денлопу. Ввиду явного численного превосходства иностранных частей русским солдатам и офицерам ничего не оставалось как подчиниться оказанному на них давлению и полностью сложить оружие.

Вечером того же дня по городу было распространено следующее заявление Приморской областной земской управы. «В 6 часов 30 минут вечера майор Денлоп сообщил председателю земской управы, что генералу Плешкову вручена нота союзного командования о немедленном разоружении его отрядов и что в исполнении этого назначенный Плешковым командующий войсками полковник Бурлин отдал приказ о сдаче оружия отрядами Плешкова. Сдача оружия закончится сегодня к 8-ми часам вечера. Земская управа призывает население города к сохранению спокойствия» («Свободный край», №69 за 1918 г.). Однако, несмотря на такого рода призывы, уже на следующий день во Владивостоке начались массовые акции протеста общественности, а также самих разоруженных военнослужащих Сибирского стрелкового полка, которые перед зданиями консульств демонстративно срывали с себя имевшиеся у некоторых иностранные ордена и медали, а один из офицеров по фамилии Тулинцев в порыве патриотического возмущения выстрелил (честь имея) на глазах у всех себе прямо в сердце, здесь же у здания одной из дипмиссий.

Владивостокская печать, особенно правого толка, в едином порыве солидаризируясь с протестующими, печатала обращения оскорблённых русских офицеров*, союза георгиевских кавалеров, а также многочисленные письма представителей общественности города, требовавших от иностранцев официальных извинений по поводу случившегося. Звучали требования передать общее командование российских войск во Владивостоке русскому офицеру, подчиненному Плешкову, а в венный совет союзного командования включить российского представителя (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.134). Харбинские средства массовой информации оказались ещё более категоричными и характеризовали события во Владивостоке, связанные с разоружением русских отрядов, как полную оккупацию союзными войсками города Владивостока (см. например газету «Призыв», номер от 28 августа 1918 г.).

_______________

*Вот пример одного из таких обращений. «Это тягчайшее оскорбление нанесено вами по праву сильного тем, кто, отдав свои силы, здоровье, жизнь своих братьев, потеряв родину, жили одной надеждой – вновь доказать вам свою любовь и верность России своим союзникам в момент, когда верилось, что пришёл конец нашим ужасам, испытаниям, оскорблениям, издевательствам».

Видя такую реакцию со стороны владивостокцев, иностранные представители сильно забеспокоились о потере своего реноме и срочно стали искать выход из сложившейся ситуации. Для начала они пообещали вернуть конфискованное оружие, но им ответили, что обиженные офицеры рассмотрят данное предложение только после принесения им публичных извинений в торжественной обстановке на плацу для восстановления чести русского военного мундира. Пришлось консулам приносить официальные извинения в печати, оказывать всякого рода знаки внимания оскорблённым в своих чувствах военным и пр. Так во время похорон Тулинцева один из английских крейсеров даже просалютовал в его честь. А прибывший вскоре во Владивосток особоуполномоченный правительства Великобритании генерал Нокс организовал торжественное мероприятие с молебствием для возвращения военнослужащим Сибирского стрелкового полка их боевого оружия.

Что же касается прерванных переговоров между ВПАС и Деловым кабинетом, то на них решено было поставить окончательный крест и ждать приезда делегации Омского правительства во Владивосток для разрешения абсолютно тупиковой ситуации.