Читать книгу Запасной козырь - Олег Рой - Страница 6

Глава 5

Оглавление

Когда Босс вернулся в зал, зрители чуть не валились под сиденья – от хохота. «Молотобойцы», измолотившие друг друга так, что различить их можно было лишь по цвету трусов – там, где их не заливала кровь, – так обессилели, что едва поднимали руки для очередного удара. Один, наконец собравшись с последними силами, сумел отвести руку для замаха, другой рукой чуть оттолкнув соперника. Но и этого «чуть» хватило, чтобы тот, качнувшись назад, не удержался на ногах и завалился на спину как толстая, набитая ватой игрушка. И затих, не только не делая попыток подняться, а вообще не шевелясь. Его соперник, вложив все силы в подготовку к «решающему» удару, даже не заметил, что перед ним – никого. Замахнулся и ударил – в пустоту. По инерции крутанулся всем телом – и тоже не удержался на ногах, рухнул мешком на недвижное тело уже поверженного противника. Так и лежал, слабо шевеля ногами, как будто пытался отползти в сторону.

Зрители свистели и хохотали.

Под этот уничижительный гвалт судья, нагнувшись, приподнял руку того, что лежал сверху – мол, вот он – победитель.

Забившийся в угол Глеб, закусив губу и морщась от отвращения, лихорадочно заполнял листы рисовального блокнота мгновенными набросками. Смотреть на «шоу» было гадко, но художник в этот момент оказался явно сильнее человека. С удивлением он поймал себя на том, что не испытывает ни капли сочувствия. Вот они – избитые, окровавленные, изувеченные. А в душе – ни намека на жалость. Только брезгливость и отчасти раздражение. Как будто перед ним не люди, а роботы. Киборги или что-то в этом роде.

Он шепотом поинтересовался у соседа, сколько заплатят победителю. Названная сумма выглядела настолько ничтожной, что Глеб опешил. Да этого же не хватит даже на один визит к врачу. Зачем, ради чего они лезут на ринг? Это какая же безнадежно жуткая жизнь может довести людей до подобного состояния? На них даже зрители с презрением смотрят. Вон у того, что через три кресла сидит, на лице такое выражение, точно хочет сказать: «Да хватит вам уже придуриваться, надоели».

Нет, вымотанные до бессознательного состояния соперники не придуривались, конечно. Просто «тот, что сидел через три кресла» от Глеба, знал о подпольных боях изрядно, так же, как футбольный болельщик знает биографии игроков, истории команд и даже семейное положение судей. Знал «тот, через три кресла», и о том, что эти двое – давние друзья, когда-то известные спортсмены одной из тогда еще советских республик, а теперь приезжают оттуда в Россию на заработки. И ринг для них – единственное место, где они могут заработать. И лечиться после сегодняшней схватки они нигде не будут, отлежатся у знакомых, а на деньги, которые показались Глебу ничтожными, их семьи проживут несколько месяцев. И сегодняшняя их схватка – не случайный каприз судьбы, а обычный привычный договорняк. Точнее даже будет сказать – верняк. Потому что при любом исходе поединка призовые деньги делятся пополам. И это далеко не первая подобная схватка. Такой вот простой, хотя и кровавый бизнес.

Когда объявили следующий поединок и на ринге, ужом скользнув меж канатами, появился Махмуд, больше известный публике как Мухтар (псевдонимы и клички среди бойцов были делом обычным), зрители оживились: свистки звучали теперь уже одобрительно, выкрики – ободряюще. Кое-где на трибунах даже послышались хлопки. Публика приветствовала знакомого – и уважаемого – бойца.

– Махмуд! Ай, красавец! – крикнул кто-то. – С того света вернулся? Круто!

Смотревшие последний бой кавказца шутку оценили и поддержали аплодисментами. Тогда, пропустив удар, Махмуд вылетел с ринга через канаты и врезался головой в одно из зрительских кресел – с такой силой, что выбил его из-под сидевшего. До приезда скорой помощи кавказец лежал без сознания. Клубный врач только вздохнул – все, отпрыгался боец, не через час, так через сутки лежать ему под холодными сводами морга. В публике заключались скоропалительные пари на то, сколько Махмуд еще протянет. Особо отважные предлагали один к десяти на «выживет – не выживет», но даже при столь щедрых условиях желающих рискнуть было немного. То-то они теперь ухмылялись. Десяти дней не прошло, а Махмуд – вот он! Только голова вся в еще не заживших после столкновения с креслом шрамах. А сам улыбается вприщур, рукой машет – привет, мол, я тут, я в порядке, как огурчик. Живучий, черт!

С другой стороны к рингу подходили сразу двое. Такое допускалось, если заявленная пара участвовала в боях без правил впервые. На фоне небольшого жилистого Махмуда его противники – мастера спорта по классической борьбе, возжелавшие превратить спортивный опыт в звонкую монету, – выглядели как две горы мышц и явно рассчитывали на собственное численное превосходство. Да чего там! Двое против одного, элементарно же! Тем более мы – борцы-тяжеловесы, мы вон какие, мы этого «маугли» просто массой задавим! Облапим, обожмем, завалим и расплющим! Уделаем, как бог черепаху!

Но если приглядеться, в глазах «богатырей» можно было различить что-то вроде страха. Они не понимали, почему их противник – на одну ладонь посадить, другой прихлопнуть – их не боится. А все непонятное пугает. На что рассчитывает этот черт нерусский? Смотрит, будто они у него родного брата убили. И верткий, похоже, как угорь. И прыгучий. А глаза – холодные, спокойные… Да нет, чего там, завалим без проблем! Борцы поводили плечами, супили брови, порыкивали грозно. Трибуны отвечали им свистом.

Подойдя к тому углу ринга, где разминался Махмуд, Клык почти неслышно шепнул:

– Муха, ты этих мамонтов с ходу не гаси, ладно? Погоняй раунда до седьмого, потом одного выключи, а второго еще повози. Ну, до десятого раунда? В десятом положишь?

Не поворачиваясь и не разжимая губ, Махмуд-Мухтар процедил тихо: «Две ставки».

Клык дважды хлопнул его по плечу – это означало, что условие принято.

Мухтар продолжил разминку, как будто не обращая внимания на то, что судья уже приготовился объявить начало поединка. Не встал в выжидающую боевую стойку, не демонстрировал готовности к схватке – просто разминался, разогревая послушные мышцы.

Гонг!

Борцы кинулись на кавказца с двух сторон, явно намереваясь взять его в удушающую «коробочку», но звонко шлепнулись друг в друга. Там, где только что был Махмуд, был только воздух. Кавказец просто прокатился между летящими на него глыбами, успев в прыжке воткнуть твердую, как железо, ладонь одному из нападавших в колено, второму – прямо в солнечное сплетение.

Зрители радостно взревели.

Взревели – обиженно и недоуменно – и борцы. Глаза их засверкали почти звериной яростью. Да что этот попрыгунчик себе позволяет?! Схватка едва началась, а один уже ногу подволакивает, второй вздохнуть толком не может – как выброшенная на берег рыба. «Мамонты» обменялись мгновенными взглядами. Ну, мы его сейчас!..

Но каждый раз, когда им казалось, что все, попрыгунчик загнан в угол и теперь ему конец, тот проделывал очередной акробатический пируэт, оказываясь за спиной у соперников. Некоторые пируэты сопровождались ударами – короткими, стремительными, почти невидимыми, но поражающими, как укус кобры или укол скорпиона.

От раунда к раунду борцы двигались все медленнее, явно теряя силы и способность к ориентации. А Махмуд даже не вспотел почти! Он как будто танцевал – легко, весело, стремительно.

В седьмом раунде «танец» сосредоточился вокруг борца с поврежденным в начале схватки коленом. Еще один «укус кобры» – точно в нервный узел – и второе колено отказалось слушаться. Здоровяк застыл в углу ринга. При попытке шагнуть ноги, простреливаемые болезненной молнией, так и норовили подломиться. Его напарник, тяжело пыхтя, топтался рядом – пытался отогнать или отвлечь неуловимого кавказца. А тот, словно поддавшись, отодвинулся к центру ринга – и опять оказался за спиной, чертов попрыгунчик! Еще не успев понять, куда делся противник, борец получил удар ногой в поясницу – с виду несильный, но здоровяк взвыл и клубком укатился к канатам.

Второй застыл в углу, не в силах двинуть ногами. Трибуны затихли…

Но Махмуд, вместо того чтобы последним ударом отправить противника в глубокий нокаут, слегка присел, приподнял канаты и кивнул: «Уползай!». Он произнес это абсолютно спокойно, без тени ярости или хотя бы пренебрежения. С полсекунды загнанный в угол пытался осознать происходящее, лицо его мучительно сморщилось. Потом вдруг глаза расширились, он опустился – почти упал – на четвереньки и сполз с ринга.

Зрители взвыли от восторга! Аплодисменты и свист перемежались криками, кто-то даже начал скандировать: «Мухтар – чемпион! Мухтар – чемпион!». Махмуд сдержанно поклонился залу, как будто забыв про второго борца, который уже поднялся, но боевого энтузиазма не демонстрировал.

После гонга, возвестившего окончание седьмого раунда, уцелевший кинулся к своему тренеру-менеджеру и весь перерыв убеждал его, что пора выбросить на ринг полотенце – знак отказа от продолжения схватки. Тренер только мотал головой и шептал: «Закрыться и стоять, закрыться и стоять. Каждый раунд – еще штука баксов».

В первые секунды после гонга к восьмому раунду можно было слышать свистящий, как змеиный, шепот – борец повторял: «Штука баксов, штука баксов…».

Последние три раунда напоминали плохую корриду. Бывает, что бык тореадору попадается негодный – вялый, квелый, почти безразличный, нападать не желает, на все попытки раздразнить чуть не спиной поворачивается. Сейчас на ринге происходило что-то в этом роде: как ни плясал Махмуд вокруг противника, как ни пытался «гонять» его по площадке, тот только забивался в угол и сжимался в комок, послушно терпя удары. Ударов, впрочем, было не слишком много: кавказец тянул время, да и надоело ему, казалось, осыпать соперника бессмысленным градом.

Зрители начинали недовольно свистеть. Но, когда до конца десятого раунда оставалось секунд пятнадцать, Махмуд, подкатившись клубком борцу под ноги, словно подпрыгнул, выстреливая вверх обеими ногами – точно в подбородок противника. Голова у того дернулась вверх-назад, руки упали, и вся гора мускулов обвисла на канатах. Потянувшись, Махмуд легонько хлопнул отключившегося борца по затылку, и тот начал медленно заваливаться на ринг.

Борис следил за схваткой из коридора. Следил сосредоточенно, неотрывно, не прекращая между тем автоматически разминаться. Своего будущего противника он разглядел в тренировочном зале – ничего интересного. Обычная боевая машина, да еще и на публику любит работать. Корчил Борису рожи, ухмылялся пренебрежительно, обещал на первой секунде по канатам размазать. А сам – ничего особенного. Накачан прилично, даже перекачан, как будто не боец, а бодибилдер. Толку-то от этих мускульных «красот»… А вот с глазами у парня проблема. Не о том ли Клык хотел на ухо шепнуть, да не успел? Не то из-за нервного тика, не то еще почему, каждые пять-семь секунд амбал терял боковое зрение. Не совсем, но, судя по движениям, ощутимо. «Пусть этот “провал” длится лишь долю мгновения, – думал Борис, – этого мне хватит, чтобы с этим, так сказать, любимцем публики сделать всё, что хотел».

Когда рефери объявил: «В синем углу ринга неистовый Иван Мозоль», – и трибуны одобрительно загудели, Борис только усмехнулся, отыскивая глазами Глеба. Тот, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в альбом, что-то шептал. Батюшки! Да он молится, что ли?! Во дает брательник! Неужели впрямь не понимает, что сейчас будет? А еще художник! Где твой глазомер, мазила?!

Девица на высоченных каблуках, забавно повиливая аппетитной задницей, демонстрировала публике табличку с номером раунда, прямо в ухо что-то нашептывал Клык, а Борис сосредоточился на подсчете: с каким интервалом у Мозоля подергивается глаз. М-да. Неровно как-то. Сперва пять секунд, потом девять, потом семь… Ага! Вот опять: пять, девять, семь. И опять. Все, уважаемый кровавый мозоль, я тебя посчитал. Да-да, как тот козленок из мультика. Ну, козленком дадим тебе попрыгать. Давай, покажись публике – повопи, поскачи, позадирай эффектно свои перевитые канатами мышц ноги. Попрыгай, а я погляжу, с какой стороны тебя брать…

Мозоль тоже не собирался «класть» выставленного против него пацана сразу – положишь, а потом Клык весь мозг выест, мол, публика зрелища желает. Это Мозоль успел усвоить твердо. А мальчишка напротив – тьфу, его в любой момент положить можно. Вот Мозоль и тянул время – танцевал по рингу, красовался мускулами, проводя эффектные, хотя и не слишком опасные атаки, от которых «пацан» до поры до времени уходил. Но Мозоль бился не первый день, потому знал: ушел раз, ушел другой, потом начнет уставать и свой удар словит. А пока попрыгай, пацан, публика это любит. И я с тобой попрыгаю…

Пропрыгал он до середины второго раунда.

Босс, наблюдавший за боем из центральной ложи, только ахнул, когда Борис провел свой первый в этом поединке – и он же последний – удар. Движение было настолько стремительным и точным, что никто – ну, почти никто – не понял, что произошло. Вот только что Мозоль плясал по рингу, осыпая никого не известного парнишку градом ударов – парнишка уворачивался каким-то чудом, не иначе. Вот сейчас он рухнет, вот сейчас…

И вдруг вместо этого – парнишка спокойно, чуть не вразвалочку идет в свой угол. А Мозоль, наподобие изображающей умирающего лебедя балерины, делает шажок туда, шажок сюда, взмахивает – так же по-балетному – руками, словно мух от себя отгоняет… и, сложившись пополам, рушится на ринг с таким звуком, что любому, кто хоть немного понимает, ясно – сам уже не встанет. Готов боец.

– Он – бог! – Босс вытащил из портсигара папиросу с анашой, щелкнул зажигалкой, втянул едковатый дым – автоматически, как будто забыв, что находится не в собственном кабинете, а в полном посторонних зале.

Впрочем, никому, кажется, и дела не было.

– Повтор! Повтор дайте! – кричали тут и там.

Это было его последнее нововведение: теперь каждый бой снимался – да не одной, сразу четырьмя камерами – и по завершении схватки желающие могли купить видеозапись. Бывало, впрочем, и как сегодня – зрители требовали показать подробности произошедшего на ринге. Он махнул сидевшему в будочке под потолком технику. Под скрип старых лебедок на ринг поползло полотнище экрана.

– Сразу конец боя давай! Второй раунд, – крикнул Босс наверх. Ему и самому не терпелось посмотреть на случившееся перед его глазами чудо в замедленной съемке.

Впечатление, впрочем, было совсем не чудесное. Борис в какой-то момент просто прекратил отступать и уворачиваться, ушел влево, ткнул противника пальцем в солнечное сплетение и пошел прочь от сонно взмахивавшего руками Мозоля.

– Я не понял, это чо? – произнес пьяноватый голос, очень отчетливый в наступившей вдруг тишине.

Шагнув из своей ложи, Босс заметил, что его пошатывает. Ну еще бы! Увидеть такое – и в собственных владениях… Это… это… Черт, да такой шанс один раз в жизни выпадает – и то не всем.

– Всем выпивку за счет клуба, – распорядился он. – За рождение бога!

Полковник, сидевший в служебном микроавтобусе неподалеку, смотрел повтор уже в третий раз – он-то оснастил перспективный клуб камерами раньше, чем до этого додумался сам хозяин.

– Бог не бог, это мы без тебя разберемся, знаток хренов, – бормотал он себе под нос. – Но скорость и реакция у парня как у Мохаммеда Али. Если не лучше… Вот за это я и люблю свою страну, – обратился он к технику за пультом. – Если веришь в чудо, оно непременно происходит. Рано или поздно. И в нашем случае я очень надеюсь, что еще не поздно. Так, ребятки, давайте в управление, я вам тоже выпивку проставлю. Оно того стоит.

«Ребятки» переглянулись. Ни фига себе! Последний раз такое случалось, когда – ох, тогда никто не верил, что получится – когда письмо с ядовитым приветом из преисподней дошло до Хаттаба. Ох, как они тогда все напились! И шеф не возражал – наоборот, улыбался, повторяя: «Ну, молодцы, ребятки, хорошо сработали!».

Запасной козырь

Подняться наверх