Читать книгу Россыпи - Олег Синица - Страница 5

Есть на горе за рекой,

на косогоре крутом

дом одинокий, пустой,

старый, заброшенный дом.

Гибли деревни вокруг —

кто-то его сохранил,

кто-то отшельником жил,

сколько отпущено сил.

Что же наследник нейдёт

прадеда, деда, отца?

Выбиты створки ворот,

выпали доски крыльца.

Старче, воспрянь в синеве,

врытый по пояс в траве,

не позволяй никому

к сердцу пройти твоему!

По вечерам издали,

глядя лицом на закат,

ты восстаёшь из земли,

пламенем окна горят.

Сторож заросших полей,

витязь родной стороны!

Купы твоих тополей

высятся в небе, вольны.

Там у тебя соловей.

Там у тебя, старина,

белых цветущих ветвей

в мае вскипает волна.

Там, поваливши плетень,

там одичавшие, там

вишня, калина, сирень

тянутся вниз к омутам.

Сгинешь когда-то и ты —

тления не избежать.

Старых смородин кусты

будут то место держать.

Может, и надобно так —

прошлое сбросить навек.

Опустошённый маяк,

косо сечёт тебя снег.

И в непроглядную тьму

мёрзлые ветки впились…

Я не скажу, почему

Мы до сих пор не сдались.

Не земного богатства искати,

Не удачи за гузку имати,

А идёт чудотворец Никола

Души грети, где сиро и голо.

Он идёт, всё бредёт, чудотворец

Меж полей и лесов, и одвориц.

Увидал он поэта Николу,

Тот головушку, ох, свесил долу.

Что ж ты, тёзка, грустишь, молодец наш,

Слов живительных чудо – творец наш.

Тебя даром отметил Отец наш,

И доверил тебе ключ-завет наш.

И вручил тебе чудо творенья —

Дело дивное стихосложенья.

Просиял чудотворец Никола

И наказ дал поэту толковый:

Не тужи, сей глаголом благое,

Покуда душа не зависла в покое!

Коля Сластников, поэт —

вспомним красную рубашку молодости —

выпил немало в день своего юбилея,

и выпили немало в его честь

друзья-поэты.

И как же хорош был этот весенний вечер.

И как же добры мы были в своём полуподвале.

На столе красовались цветы наших первых семинаров,

а в разгорячённом воздухе летали наши первые книжки.

Потом мы открыли настежь окно,

и в него заглянул весёлый ангел.

Это был ангел нашей юности.

Он стал кружиться под потолком

и, спотыкаясь о корявые строчки наших первых стихов,

тоже стал предаваться воспоминаниям.

Мы вспоминали первые наивные стихи,

их неловкие размеры и нескладные рифмы,

частоколы гордых восклицаний и смутные намёки многоточий,

морок и волнение бессонных ночей,

жар тех уже давних лет.

И так был хорош этот весенний вечер,

Что мы смотрели нежно на взволнованного Колю,

и нам казался он одетым не в пиджак примерно-чёрный,

а в рубаху прекрасно-красную.

И вот уже прощаясь, расставаясь,

жалея вдруг меня за что-то и желая утешить,

вдруг сказал мне Коля —

он так сказал – и я все время помню:

Люблю тебя за то, что ты такая,

такая верная, своя,

товарищ наш на вечные века,

подруга наших первых семинаров.

Уходят друзья-поэты,

и каждый —

без лести,

похвал,

всё-таки был планетой,

началом своих начал.

Уходят друзья-поэты

в надрыве души и жил.

А смотрят с обложек,

с портретов,

словно и жил не тужил.

Не всем зачтутся заслуги,

и в званья не всех облачат.

Старатели,

но не слуги —

они, и уйдя, не молчат.

Читайте,

читайте их книги —

они с блокнотик порой,

такие тащат вериги

одною всего-то строкой.

И столько тепла и света

в них через соль и боль…

Уходят друзья-поэты,

как будто в последний

бой.