Читать книгу Интимный портрет дождя - Ольга Александровна Коренева - Страница 6

Часть вторая
IV. Ежевика

Оглавление

События, описанные мною выше, сдвинуты во времени. В промежутках было много всякого-разного. Например, однажды я все-таки отведала ежевику – ей торговала на углу старушка. Я купила целую банку этой, похожей на темную малину, ягоды. Она оказалась противно кислая. Зубы заныли и стали черными. Темный сок брызнул на платье. Мое лучшее летнее платье было испорчено.

Я вдруг подумала, что и моя жизнь испорчена с самого начала вот так же ненароком. Сразу и навсегда. И даже сейчас, при внешнем благополучии, я чувствую эту кислятину и черноту постоянно, она въелась в меня противным пятном, которое не отстирывается.

В сущности, никто мою жизнь специально не портил. Кому я нужна? Просто так получилось. И не только со мной. Со всем моим поколением непонятная штуковина вышла, попало оно в «тиски». Оно тоже оказалось ненужным. А с поколением моих родителей еще хуже. А с родителями моих родителей – вообще, чего уж тут, вся Россия к чертям полетела… Вот отец моего отца, мой дед, то бишь, Кирилл Коренев, дворянин, царский генерал, в дальнейшем – политкаторжанин, и его жена, моя бабушка, Софья Романовна, ярая революционерка, соратница Ленина… Когда она отправилась в Сибирь, на каторгу, выручать мужа, устраивать ему побег на том злополучном плоту… Она ведь ужасно его любила!.. На плоту и другие политические оказались, друзья… Они уже далеко уплыть успели, когда плот, не выдержав перегрузки, стал тонуть. Бабушка Соня спасла чужих детей, а мужа – не успела… На ее месте я бы тоже детей спасать бросилась, чьи бы они ни были… Так она стала многодетной матерью – у нее ведь и своих трое было. Пока она была в Сибири, мой будущий отец чуть не погиб – его нашли в закрытом сундуке, уже синего, с признаками клинической смерти. Еле откачали. А старшие дети ушли с беспризорниками. Потом их поймали. Бабушка умерла перед войной, ее сшибла машина. А у дедушки до войны были братья Александр и Владимир. Один – «белый», другой – «красный». Потом «белые» поймали Владимира, раздели догола, вырезали на его спине звезду и живьем закопали. С Александром тоже что-то случилось – кажется, его урыли «красные».

Наверно, несчастье предков передается по наследству… Хоть я ненавижу политику и политиков, шарахаюсь от всего политического и мечтаю о нормальной человечьей жизни, все равно – ничего хорошего. Меня каким-то непонятным, совершенно фантастическим образом вдруг оставляют без кола без двора, без постоянной работы. Несмотря на диплом в кармане, я превращаюсь в безработную, как и многие выпускники нашего вуза (оказывается, дипломы нам выдавали только «свободные», без гарантии на трудоустройство). В стране не было безработицы, но были безработные. В стране были законы, которых не было… И вообще это была страна, которой не было – ведь она погибла еще до семнадцатого (революции удаются только в гиблых странах)… Не было и нет… Значит, и нас тоже нет. Хотя мы – вот они, мы. Или мы – это какие-нибудь они?..

Мне удавалось находить временные работы, зато – «по специальности». Несколько раз даже устраивалась редактором. Это хорошо. Но – нет добра без худа, (пословица наоборот). Со мной стали случаться обмороки, приступы рвоты. Оказалось, что я беременна…

Потом были тяжелые роды, после которых меня записали в покойницы, а дочь —в Дом ребенка. Но я все же оклемалась, разыскала дочку (она нашлась в больнице, у нее было хроническое ОРЗ, и ее кололи антибиотиками)…

И нас стало двое. Это хорошо, хоть и трудно. Ночами я маршировала с орущей малышкой на руках, трясла ее, чтобы хоть как-то успокоить. А она все равно кричала, икала и срыгивала. Несколько раз я засыпала на ходу и роняла ее…

Потом мы жили в Твери у моей тети. Позднее я получила в Москве комнату в коммуналке.

…«Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятье. Избери жизнь…» Цитата из Библии.

Жизнь, конечно, лучше. Да хоть бы и на кресте. Распятие – это, между прочим, стиль жизни.

На работу меня брали только временно, и то на самую низкую ставку. Так я узнала, что Конституция – это одно, а отдел кадров – совсем другое, ничего общего с параграфами законов не имеющее. Матерей, у которых на шее дети-малолетки, кадровики на пушечный выстрел к работе не подпускают. А особенно – одиноких матерей, которых – как собак нерезаных. При отчаянном упорстве можно найти временную работенку ненадолго… Приходилось крутиться, шустрить. Мне это плохо удавалось. Я злилась на себя, я себя ненавидела. По ночам меня били истерики.

В коммуналке кроме меня жили еще трое: две пьющие старушки и запойный парень. Это были неработающие инвалиды. Каждый жил в такой же махонькой, как моя, комнатенке. Они ладили между собой. А меня ненавидели – за балкон. Балкон был только в моей комнате. А им тоже хотелось. А у них не было. К тому же, моя комната была лучшая – в самом дальнем углу, теплая, на полтора метра больше, чем у каждого из них. Еще в квартире были большой коридор и огромная кухня в форме буквы «Г».

Мои соседи не особенно меня донимали. Наверно, потому, что я на них реагировала не больше чем на мух и тараканов (их была тьма, так как мусоропровод находился в кухне и шибко пах). К тому времени я научилась быть непрошибаемой, как динозавр. Я приспособилась ко всему, даже к своим временным работам настолько, что ухитрилась вступить (работая корреспондентом журнала «Советские профсоюзы») в ЖСК и купить двухкомнатную квартиру (на гонорар за вышедшую книгу).

…Ежевика, ты похожа на малину, ежевика,

Ты б малиною была, будь ты красной, ежевика.

Ежевика, ты похожа на чернику, ежевика,

Ты б черникою была, будь ты круглой, ежевика…


…У распятых есть преимущество: крест высокий, с него обзор лучше… Не потому ли в перестроечные годы, а особенно после августовских событий все валом повалили креститься – вдруг ощутив себя распятыми и вознесенными на кресте, как на аттракционном «Колесе обозрения»? И перед всеми раскинулись необозримые исторические дали вперемежку с рекламными и эротическим клипами. И головы закружились, особенно у подростков, вконец ошалевших от эротики, пепси-колы и бизнеса. А на помойках появились целлофановые мешки с мертвыми младенцами…

Надо бы помойки и кладбища засадить кустами ежевики…

А в театрах продолжают идти пьесы, функционируют выставки, дети ходят в школы, дачники ремонтируют дачи, депутаты заседают, дама с собачкой прогуливает собачку… Жизнь течет себе, а что ей сделается-то, жизни? На нее ведь не навесишь замок, и кодовое устройство к ней не приляпаешь. Да и зачем?

Интимный портрет дождя

Подняться наверх