Читать книгу Оппозиционер в театре абсурда - Ольга Геннадьевна Шпакович - Страница 6

… Пока Игорь полз в «БМВ» по узким, забитым пробками улицам Петроградской стороны, Артем своей стремительной походкой продвигался по набережной:

«Итак, я начинаю новую жизнь. Я приехал в Питер, чтобы совершить революцию. Да-да! Именно так! Без амбиций нельзя – ни менеджеру, ни революционеру. Питер встретил меня дождем в лицо, неприютными улицами и промозглым холодом. А я все равно люблю этот город! И чем больше злится непогода, тем мне веселее! О своем жилье я позаботился – есть, где кости кинуть. Осталось решить два вопроса: первый – найти работу, и второй – обрести в этом, пока еще чужом городе, единомышленников. Среди товарищей, среди единомышленников я хоть где буду как дома! Ну, здравствуй, Питер, город трех революций!»

Для кого-то Питер – город трех революций, а для Марьяны Марьиной, писательницы, художницы, а по социальному статусу безработной, это город Прекрасной Дамы Блока. Именно в этом городе, в какой-нибудь полуподвальной ресторации, «дыша духами и туманами, она сидела у окна…» Марьяна тоже ощущает себя прекрасной дамой, сотканной из духов и тумана. И, как и положено прекрасной даме, ждет принца.

Осень, любимое время поэтов, роняет желтые листья на каменные мостовые туманного города и омывает его тротуары моросящим дождем. Марьяна идет не спеша, впитывая в себя осеннюю погоду и подставляя лицо мелким каплям, которые текут по щекам, словно слезы. Путь ее лежит к длинному многоэтажному дому. Марьяна входит в подъезд и, радуясь, что после холодной улицы попала в тепло, пусть и пыльное, полное неаппетитных запахов, поднимается на самый верх, в мансарду, в темноте притаившуюся под крышей.

Толкнув облупленную дверь, входит в маленькую прихожую и тотчас упирается взглядом в мутное зеркало. Затем скидывает плащ, устраивает его на вешалку поверх других плащей и курток, хранящих запахи тел их хозяев, и уже пристально вглядывается в свое отражение: на нее смотрит тонкая брюнетка с длинными прямыми волосами, бледным болезненным лицом, лихорадочно сверкающими черными большими глазами, неопределенно тонким носом и красными крупными губами. На вид ей можно дать не больше двадцати пяти. Она улыбается, но, поскольку глаза не смеются, улыбка получается неестественной, невеселой и даже какой-то плотоядной. Не понравившись себе, обладательница бледного лица хмурится, поджимает губы и решительно входит в ярко освещенное помещение.

Она оказывается в мастерской, уставленной, увешанной и забросанной завершенными картинами и незавершенными набросками. Картины изображают либо здания в разных стилях, либо женские обнаженные тела в разных позах. Посередине – стол, вокруг которого на продавленном диване и дырявых креслах – знакомое ей общество.

– Марьяна! Привет! Заходи скорей, опаздываешь…

– А, Марьяна, здорово! Давай, давай быстрей…

Марьяна Марьина проходит на освободившееся для нее место.

– Принесла что-то читать?

– А то…

– Друзья, больше мы никого не ждем, – провозглашает хозяин мастерской, Сергей, высокий худощавый мужчина лет сорока с ироничным выражением лица. – Давайте начнем… Кто готов? Володя?

Длинный парень с клочковатыми белокурыми волосами и возбужденно дергающимся лицом, Володя Беженский, нервно достает мятые листы рукописи и, счастливо хохотнув, с удовольствием начинает читать:

«Я стою на остановке, меня толкают и пытаются оттеснить от дверей подошедшего автобуса. Однако мне удается втиснуться.

– А ты, с ковром, встань как-нибудь так, чтобы твой ковер не мешал, – ткнув меня в живот, неприязненно говорит серое пальто.

– С ковром вообще надо на такси ездить, – ворчит зеленая куртка.

– Вообще-то это не простой ковер, а ковер-самолет, – пытаюсь я защитить свою ношу. – Так что осторожнее, пожалуйста, вещь ценная!

– А может, тебе в карету скорой помощи надо, а не в автобус? – парирует серое пальто.

– Милок, дык если это ковер-самолет, что ж ты в общественный транспорт-то щемишься, – голосит зеленая куртка, – ты бы на ём и передвигался!»

Пока блондин читает, Марьяна уютно устраивается на диване, ей протягивают чашку с горячим чаем, и она с удовольствием пьет, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу.

…Когда чтец замолкает, слово берет председательствующий:

– Кто-нибудь хочет что-то сказать Володе?

– Отличная миниатюра, в его стиле, – подает уверенный голос пожилая дама интеллигентного вида. – Его обычный прием – чудесное в повседневной жизни. Н-да… Вот так и все мы – с коврами-самолетами в общественном транспорте, да и вообще по жизни…

Тут надо пояснить, что общество это – суть «литературная студия», председательствующий – Сергей, главный художник города, архитектор, называющий свою работу женой, а литературу – любовницей. Место действия – его мастерская. Картины – это его картины.

Когда-то литературная студия существовала при союзе писателей, вел ее маститый член оного за оклад, а цель сего мероприятия была – готовить из молодых литераторов смену сегодняшним членам союза. Соответственно, молодежь пытались вогнать в рамки, причесать под одну гребенку и навязать вкусы председательствующего. Вскоре после распада Союза (не писателей, а Советских Социалистических Республик) ставку ведущего литстудии отменили, а студийцев отпустили на вольные хлеба. Каждый уединился в своем мире, но желание общаться и делиться творческими муками оказалось сильнее, и вот, когда Сергей любезно предоставил для литературных встреч свою мастерскую, все восприняли это с энтузиазмом. Не ограниченные рамками, литераторы писали кто во что горазд. А потому в мастерской звучали произведения самых разных стилей. Потом, конечно, была реанимирована литературная студия при союзе писателей, и вновь стали платить маститым наставникам за работу с молодыми творцами, а впоследствии, по мере возникновения новых союзов писателей, стали появляться и новые студии, но сформировавшийся вокруг Сергея кружок остался верен ему. Разумеется, все его члены делали вылазки в другие творческие объединения, но неизменно возвращались сюда.

…А тем временем откашливается и начинает читать низенький, цыганистой наружности парень, с чувственным лицом и смоляными усами:

– «Взошло солнце, этот раскаленный котел вселенной, безжалостно выжигающий все живое, но и щедро дарящий жизнь. Оно осветило неприглядную картину живописной свалки, на которой, выуживая из зловонной кучи мятые металлические банки из-под пива, примостился обветренный и потертый бродяга.

– Давно бичуешь? – спрашиваю его.

– С тех пор, как наш бронепоезд сошел с рельсов…»

Марьяна слушает невнимательно. Она больше следит за эмоциями бледного лица автора, за тем, как дрожат его руки. Надо же, такой опытный студиец Гоша Молотков, занимается уже двадцать лет, еще со времен, когда студия существовала официально при союзе писателей, а до сих пор волнуется…

– У кого есть что сказать Гоше? – подает сигнал к обсуждению Сергей.

– Да что говорить? Пишет профессионально.

– А мне кажется, что слишком цветисто. Проще надо писать, проще! Вспомните Пушкина, который наше все, так вот он первый подал пример, как надо писать прозу.

– А зачем писать просто? – вскидывается автор. – Просто вот бомжи говорят. А мы – литераторы, должны показать наш великий и могучий во всей красе.

Следующим читает молодой человек в образе «ботаника», с очками на кончике носа и непослушным вихром волос.

– «Альфа Центавра загадочно мерцала, освещая неровным светом звездолет, плавно опустившийся на кратер потухшего вулкана. Из звездолета опустился трап, по которому сошел на неизвестную планету командир экипажа, астронавт Биф Дургар. Он настороженно огляделся, инстинктивно чувствуя опасность. И точно, на горизонте, разрастаясь все больше и больше, появилось облако, оно стремительно приближалось…»

– Ты, Митя, все фантастикой увлекаешься, – проронил Гоша, когда «ботаник» закончил читать.

– А меня, во-первых, ничего больше не интересует, – заявил Митя, – мне ну совсем не хочется писать, как вы, в стиле голого реализма, во-вторых, сейчас фантастика востребована, а мне, в отличие от многих из вас, хочется увидеть свои рассказы напечатанными в журналах, да и надежды не теряю, что книжка выйдет… Для меня, в отличие от вас, литература не просто творчество и отдохновение от суеты, а способ заработать.

– Вот она – нынешняя молодежь, – покачал головой Гоша. – Ничего святого! Одни деньги…

– А что ж плохого в деньгах? – вскинулся Митя. – Что плохого в том, что я за свой труд денег заработаю?!

– И много ты заработал?

– Да уж побольше, чем ты. Я в солидных журналах печатаюсь, мне гонорары платят.

– Позволю себе заметить, – вступила в разговор пожилая дама, – что я хоть и не могу отнести себя к молодежи, но тоже считаю, что надо улавливать конъюнктуру. К примеру, вот уже около пятнадцати лет спросом пользуются кровавые детективные истории, написанные представительницами слабого пола. А потому я пишу детективы. Пока, конечно, я ничего еще не заработала, но для меня это новая тема, так что все впереди. Несколько рассказов я уже разослала по редакциям. Вот последний, только что написанный, который я и предлагаю вашему вниманию (дама сдвинула очки на кончик носа и стала читать):

– «Дверь приоткрылась, зловеще скрипнув. Взору Марьи Ивановны предстало жуткое зрелище – на полу распростерлось белоснежное женское тело, утопающее в алой луже крови. Кому могло перейти дорогу это невинное юное существо? Марья Ивановна начала лихорадочно прокручивать варианты – дед Богдан: похаживал к покойнице, несмотря на преклонный возраст… Илья, студент из соседнего подъезда, вообще от нее не вылазил, его уже чуть ли не официальным женихом считали… А заезжий коммерсант? На днях, теперь уже покойница, колечком с изумрудиком хвасталась… А коммерсант-то женат… Точно, это жена! Наняла киллера, не иначе… Или студент, колечко обнаружив, из ревности… Да и дед Богдан тоже мог, несмотря на преклонный возраст…»

На этот месте внимание Марьяны отключается, ее клонит в сон, и ей совершенно все равно, кому перешло дорогу невинное юное существо.

– А мне, Оксана Петровна, больше ваши прежние рассказы нравились, – задумчиво произносит Сергей.

– Что делать? – обреченно вздыхает женщина. – На них денег не заработать… Приходится, так сказать, на горло песне… А вы, Сергей, будете сегодня читать?

– Сегодня – нет. К следующей нашей встрече допишу рассказик. Но у меня все рассказы – некоммерческие, поелику пишу я по зову сердца, а не денег ради. Кормит меня моя профессия – родна жена, а литература – моя любовница, на которую я деньги только трачу. В следующем месяце приглашаю вас, друзья мои, на презентацию моей новой книги «С юмором по жизни».

– Браво! Поздравляем! – дружно восклицают студийцы, глядя на счастливца с лютой завистью.

Шум в прихожей заставляет всех обернуться.

– Кажется, к нам кто-то еще пожаловал…

В мастерской появилась новая, никому не знакомая личность – высокий худощавый мужчина в черном пальто, с лицом бледным и нервным. Словом, типичный литератор.

– Добрый вечер! Не помешаю?

– Заходи, Артем, – радушным жестом Сергей пригласил гостя войти. – Будь как дома… Друзья, рад представить нового собрата по перу – Артем Скорохватов. Преуспевающий менеджер, у которого, как и у меня, работа – жена, а литература – любовница.

– О, не только литература. Я любвеобилен, и любовниц у меня много.

– Мы через социальные сети познакомились, – продолжал охотно объяснять хозяин студии. – Артем хотел было на официальную студию попасть, но я ему сказал, то есть написал, что на официальную ты еще сходишь, на официальной – один официоз, а вот настоящее творческое общение – только у нас.

Вновь пришедший небрежно сбросил пальто на подлокотник дивана и непринужденно уселся на диван как раз рядом с Марьяной.

– Не помешаю?

– Нет, конечно, что за церемонии…

– Артем совсем недавно в Питере, – продолжал Сергей.

– Но, думаю, надолго.

– А что вы пишете? – поинтересовалась Оксана Петровна.

– Фантастику.

– Ну, вот, Митя, в вашем полку прибыло.

– А какую фантастику, простите? – оживился Митя, возбуждённо поправляя очки на носу.

– Антиутопии. Социальные антиутопии.

– Артем увлекается политикой, – продолжал представлять гостя Сергей.

– Политика – это тоже одна из моих любовниц, – усмехнулся новенький.

– Это зря! – сказал, как отрезал, Гоша Молотков. – Мы, литераторы, не должны пачкаться политической грязью. Мы должны быть выше этого.

– Вот как ткнут вас носом в реальность, тогда сразу поймете, выше вы или нет. Как говорится, если ты не хочешь заниматься политикой – политика займется тобой.

– А сейчас вы что-нибудь принесли?

– Да.

– Так давайте предоставим слово новичку. Читайте, Артем.

Артем вытащил из бокового кармана пиджака смятую рукопись.

– Сегодня не буду утомлять вас длинным повествованием, прочитаю притчу. Так, в качестве ознакомления. Итак, притча «Вождь равнодушных»:

«Путник шел издалека. Видел он и Глубокую Пропасть, к которой вела широкая, мощеная дорога, по-змеиному извивавшаяся в тени развесистых деревьев, и Прекрасную Страну, подступы к которой были затруднены бездорожьем. А сейчас он решил отдохнуть. Сел в тени дерев, достал свой «завтрак туриста» и замер в удивлении: из-за крутого поворота змеившейся дороги вышла процессия. Возглавлял ее человек, который вел длинную вереницу людей. В руках он держал конец веревки, к которой были привязаны все остальные, – она перехватывала их вокруг пояса. Человек вел их сосредоточенно, путники же занимались каждый своим делом: кто играл на гармонике и распевал песни, а другие под его музыку пытались изобразить что-то вроде танца; кто на ходу сосредоточенно пытался читать, кто равнодушно играл с мобильным телефоном; были здесь и любители приложиться к бутылочке – от постоянного прикладывания походка их уже стала нетвердая; были и любители закусить на ходу; родители катили коляски с детьми, оживленно обсуждая планы на будущее; влюбленные шли, держась за руки… Путь их лежал как раз в сторону Глубокой Пропасти.

– Эй, стойте! Остановитесь! – Путник вскочил на ноги, забежал вперед, размахивая руками. Процессия нехотя остановилась, люди глядели на него с недоумением.

– Куда вы идете?! – орал Путник, преграждая им путь.

– Мы идем в Прекрасную Страну, – нестройно ответило несколько голосов из толпы.

– Но вы идете не туда!

– Как это – не туда? Нас ведет наш Вождь. Мы сами его выбрали. Он сказал, что знает дорогу. Мы ему верим – пусть ведет. Должен же кто-то нас вести.

– Но он ведет вас не туда! Эта дорога ведет к Глубокой Пропасти. Дорога в Прекрасную Страну вон там!

Люди стояли в растерянности, переступая с ноги на ногу. Наконец кто-то сказал неуверенно:

– Разве может дорога в Прекрасную Страну быть такой узкой и неудобной?

– Да это не дорога – козья тропа какая-то! – выкрикнул другой.

– Да на такой дороге ноги переломать можно!

– Дорога такая нехоженая, потому что мало кто знает путь в Прекрасную Страну, – пояснил Путник.

– Не слушайте его, – устало сказал Вождь. – Кто он такой? Какой-то первый встречный. Я же с вами уже много дней, разделяю ваши заботы и радости. Вы сами выбрали меня, и я оправдаю ваше доверие. Я знаю дорогу в Прекрасную Страну и веду вас по ней. Смотрите, какая она широкая, как хорошо она вымощена, как приятно по ней идти! В дороге вы наслаждаетесь тенью от этих высоких деревьев, а на той козьей тропе вас ждет палящее солнце. Вы подумайте сами, вы же умные люди, – в Прекрасную Страну все стремятся, ведь так? Ну, вот – потому и дорога широкая – протоптали. А в ту сторону, куда указывает этот Путник, желающих что-то не много нашлось, потому и тропа узкая и нехоженая.

– Правильно говорит! Да что там – пошли дальше! Нечего время терять… Веди нас, наш Вождь!

И процессия двинулась дальше. Путник, в отчаянии заламывая руки, последовал за ними. И что же он увидел? Вождь подвел доверившихся ему людей к самому краю Глубокой Пропасти и, прежде чем они смогли что-либо сообразить, зыбкая почва ушла у них из-под ног. Вождь выпустил веревку из рук, и люди полетели в пропасть – с колясками и детьми, с мобильниками, недоеденными бутербродами и недопитыми бутылками…

– Зачем вы сделали это? – спросил Путник, когда оправился от шока.

– Я наемный менеджер, – устало сказал Вождь. – Меня наняли, чтобы я сделал это.

– Но зачем?!

– Ну, вы же понимаете, Прекрасная страна не резиновая, на всех в ней места не хватит. Есть Золотой Миллиард избранных, а остальным туда вход воспрещен.

– Неправда! В Прекрасной Стране есть место для всех – надо лишь найти путь туда… И куда вы теперь?

– Как – куда? В Прекрасную страну, разумеется!»

Марьяна завороженно смотрела, как двигаются его губы, как слегка дрожит рукопись в его длинных тонких пальцах. «Какой интересный молодой человек, – подумалось ей, и как-то грустно и сладко сжало сердце. Вдруг она заметила, какие длинные у него ресницы. – Мне бы такие ресницы, я бы на туши сэкономила».

Когда Артем закончил чтение и стал сворачивать свою рукопись, студийцы некоторое время молчали.

– Ну, что ж, – подвел итог Сергей. – Мы сейчас прослушали философско-социальную притчу.

– Написано хорошо, – заметил Молотков. – Вы печатались?

– Да, в литературных журналах…

– А равнодушные – это мы? Это нас ведут к пропасти, пока мы тут пишем да сочиняем? – спросил Володя.

Артем хотел было что-то ответить, но Марьяна нетерпеливо выкрикнула:

– Я тоже хочу читать! Я набросала миниатюру.

– Валяй, первая леди прозы сюрреализма.

Леди воскликнула хриплым взволнованным голосом:

– Добро пожаловать в Театр Абсурда, господа!

– Ты до сих пор пишешь… э-э, вручную? – удивленно воскликнул Артем, заглядывая в ее рукопись.

– Да, – не растерявшись, ответила Марьяна, – такая вот я консервативная – длинные юбки, длинные волосы, и пишу ручкой, а не печатаю на компьютере. Разве это творчество – текст набирать? Вот когда пишешь – только тогда настоящее вдохновение! Было бы перо, я бы пером писала.

И затем, придав себе отрешенный вид, замогильным голосом начала рассказ:

«Я чувствую себя, как рыба в воде, в своей мастерской. Только здесь, среди своих живописных полотен, я живу. Они – мои друзья, мои дети и любовники, только они меня любят и понимают. Я могу создать чудовище и могу его уничтожить, могу молодую красавицу превратить в старуху, а могу старухе вернуть юность и красоту, ибо я здесь – хозяин, волшебник, творец, Бог…

Но как только мне необходимо покинуть мое царство и выйти на улицу, я попадаю в чужой, враждебный мир… Я попадаю в Театр Абсурда… Мне страшно жить в этом мире! Он – чужой!»

– Ох, Марьянка! – по-бабьи пригорюнилась Оксана Петровна, когда Марьяна закончила читать. – Как ни прячься от враждебного мира, он тебя все равно настигнет да по шапке надает…

…Остальные, привыкшие к бессюжетным зарисовкам первой леди, промолчали.

– Предлагаю сделать перерыв! – объявляет Сергей.

Литераторы разбиваются на группки. Марьяна подходит к Артему, который внимательно рассматривает картины.

– Как тебе мой рассказ? Ты ничего не сказал.

– Не люблю декаденствующих барышень. Как выйдешь замуж да нарожаешь детей, сразу весь декадентский флер слетит, – он отворачивается от нее к подошедшему Сергею. – Сергей, судя по твоим картинам, ты рисуешь или дома, или женщин.

– Дома рисовать – моя работа, как архитектора, а женщин рисовать – опять-таки хобби. У меня, как видишь, во всем так.

– Я вижу, что ты и к телу женщины подходишь, как архитектор. Экие у тебя все натурщицы монументальные.

– К телу женщины я подхожу как мужчина! – усмехается в усы Сергей. – Вот ты, Марьяночка, не желаешь попозировать? У тебя фактура богатая.

– Нет. Я на дом не похожа.

Марьяна переходит к другой группе. «Грубиян и хам, – обиженно думает она об Артеме. – А мне-то он поначалу показался таким романтичным… Простой и примитивный материалист! Ненавижу таких…»

Блондин с ковром-самолетом, пожилая дама и «ботаник»-фантаст обсуждают темы, которые могут принести коммерческий успех.

– Эротика еще хорошо идет! – говорит блондин вдохновенно, но Марьяна видит, что в душе он, обладатель ковра-самолета, смеется над ними.

– Да я пробовал… – смущенно признается «ботаник». – Но не идет, не мое. Мне все-таки ближе фэнтэзи. Да и продается это лучше.

– Лучше – это вряд ли, – продолжает глумиться блондин. – У меня приятель в рекламном бизнесе криэйтером работает. Так вот он меня просветил, что основной инстинкт – это самосохранение, то есть больше всего людей возбуждает то, что угрожает их жизни, то есть вызывает страх, а потому я согласен с Оксаной Петровной, почему столь популярны детективы. Детектив воздействует на чувство страха, ведь это с каждым может произойти, и, читая детектив, обыватель, с одной стороны, испытывает ужас, а с другой, облегчение, что это не с ним произошло… А вот уже на втором месте инстинкт продолжения рода, то есть похоть. И вот здесь как раз закономерен интерес к эротической литературе. Не зря ведь в рекламу стараются запихать эротический мотив. В любую! Даже в рекламу котлеты – фарш формируют в форме женской груди. Как хочется мужчине ее – ам! Аж слюнки текут!

– Вы забыли про такие еще популярные темки, – вступает в разговор Марьяна, – как расплодившиеся книги-советы «Как стать счастливым», «Как стать богатым» и так далее. Кстати, купите книжку «Как стать богатым», может, она научит вас продавать свои рассказы.

– Точно! – захлебываясь от восторга и потирая руки, восклицает блондин и продолжает развивать подкинутую ею мысль.

Марьяна идет дальше и останавливается около блондинки, которая выглядит несколько чужеродно среди литераторов – ее личико с ярким макияжем не обременено интеллектом. Девушка сосредоточенно рассматривает картину с обнаженной натурщицей, которая не обладает модной худобой, а по внешнему виду, скорее, походит на эталон эпохи возрождения.

– Вот ужас, да? – нарушает ее уединение Марьяна. – Толстенная какая! Ей бы срочно в спортзал!

Тут она замечает, что блондинка на самом деле думает о чем-то своем, потому что вздрагивает и уже осмысленно смотрит на картину.

– Что?… Ах да… Действительно толстая.

– Что, Жанна, будешь читать сегодня?

– Нет.

– Никогда ничего не читаешь, зачем тогда ходишь?

– Ну, как же ничего! Я в самом начале приносила рассказ.

– Так ты принесла только потому, что тебя бы сюда не пустили: тебе же сказали, что не пишущим делать у нас нечего.

– Было дело – пришлось поднатужиться, ну не умею я прозу писать. А ходить на ваши посиделки хочется. Вернее, не хочется, а надо, для одного дела…

– Для какого еще дела?

– Да так… Долго рассказывать.

– Расскажи, пока перерыв.

– Мой друг… бывший… творческая личность. И он вбил себе в голову, что круг его общения должен состоять исключительно из таких же, как он. А я, по его мнению, человек приземленный, не его поля ягода. Такие, как я, его не интересуют. Когда мы только начали встречаться, я еще как-то выдавала себя за творческую личность… притворялась писательницей, а потом он раскусил меня. Так вот, чтобы доказать ему, что я действительно писательница, я и стала ходить к вам на студию.

– Он что – проверял тебя?

– У него приятель сюда ходит иногда.

– Кто?

– Слава.

– Знаю его. Графоман. Дальше.

– Так вот Слава подтвердил, что я хожу на литературные вечера.

– А он?

– Все равно как-то не очень поверил.

– И что?

– Ну, что-что… В общем, я хотела прийти к нему с человеком по-настоящему творческим, с настоящим студийцем, писателем… ну, чтобы он понял, что у меня тоже друзья – творческие личности, что я тоже – из богемы. Ну, в общем… – девушка окончательно смутилась и замолкла.

– Понятно. И что же, ты действительно думаешь, что если он увидит тебя с каким-нибудь графоманом, он в тебя обратно влюбится? Щас! Скорее, он просто не знает, как от тебя отделаться, вот и придумывает всякую хрень.

– А если даже так! – в сердцах восклицает Марьянина собеседница. – По крайней мере, у меня будет еще один шанс!

– Блажен, кто верует…

– Слушай, Марьян, пойдем со мной!

– Я?! В роли графомана?

– Ну, пожалуйста! Выручай! Я уже несколько вечеров думаю, как тебе об этом сказать, да все не решаюсь…

– Надо было не думать, а просто сказать и все.

– Так ты пойдешь?

– А почему именно я?

– А кто? Больше никто из девушек на студию не ходит. А ты – ты же воплощенная творческая личность! Твоя интересная внешность, драные джинсы, фенечки… ну, вся эта богема… И потом, не с Оксаной же Петровной мне идти!

– Да, с ней как-то не очень… Да нет, не пойду я – лениво…

– Ну пожалуйста! Это мой последний шанс – одну меня он на порог не пустит. А если с творческой личностью – пустит. А я уж постараюсь ему опять понравиться!

– А почему бы тебе мужиков не пригласить?

– Издеваешься? Как я объясню какому-нибудь Молоткову, зачем мне это надо!

– Да, Молоткову не объяснишь… Хм, ну, раз так, пожалуй, пойду! Мне самой интересно на этого чудилу посмотреть. Когда двинем?

– Сегодня.

– Сегодня?

– А когда еще? Я стосковалась по нему – сил нет! Ну, пожалуйста! Он допоздна не ложится – так что это удобно будет, ты не переживай.

– Я не переживаю. Я без комплексов, – Марьяна насмешливо смотрит на несчастную влюбленную. Как у нее розовеют щеки, блестят глаза, поднимается грудь… Сколько эмоций дает любовь! Вот только Марьяне не довелось еще испытать их…

– Спасибо тебе! – та готова на шею кинуться своей спасительнице и уже протягивает руки.

– Ладно ты, не балуй!

Знала бы Марьяна, к чему приведет это невинное на первый взгляд приключение, бежала бы от Жанны, спотыкаясь и падая… А может, наоборот?