Читать книгу Исповедь авантюристки. Повесть - Ольга Краузе - Страница 23

Откуда я узнала, что его зовут Сережа? Кто мне это сказал? Ну, не сам же он. Этого я уже не помню. Только помню, что моего самого первого настоящего друга звали Сережа. Мне нравилось, что все говорили про него НЕ МОЙ. Потому что только я имела право считать его своим. Я так и заявляла:

– Конечно, он НЕ ВАШ, он МОЙ!

А еще мне нравилось, что он молчал. В нашем союзе я говорила за себя и за него. С наступлением весны мы выстругивали кораблики из щепочек. Сережа подарил мне ножик. Ни у кого таких ножей не было, только у меня и Сережи. Это его папа разломал пополам ножовочное полотно. Зазубренный край остался зазубренным, а другой край был остро заточен. Черенок и ножны были сплетены из разноцветных проводков телефонного кабеля. Таким ножичком можно было пилить и строгать.

Свои кораблики мы пускали в ручейках вешних вод. Ручейки закончились, но оставались лужи. И мы стали мастерить парусники. А по радио пел мальчик:

Дома родители ссорились. Ночью мама кричала папе, что лучше бы ей сдохнуть, чем наблюдать, как ее родной ребенок становится законченным дебилом.

– У нее даже в друзьях один дефективный полудурок – и всё!

– Ладно, – сказал папа, – я наведаюсь к Фридриху из облоно.

Буквально где-то через неделю я, как обычно, подбежала к Сережиной маме и показала ей два пальца. После такого жеста она всегда или приводила мне Сережу, или отводила меня к нему. Но в этот раз, замахав на меня рукой, Сережина мама отвернулась.

Не знаю, сколько я просидела под Сережиной дверью, когда за мной пришла няня Шура.

– Не жди его, Лелик. Он в Кемерово, в интернате. Его туда наш папка по большому блату устроил.

– А я?

– А мы с тобой домой пойдем. Сейчас по радио спектакль хороший будет, с песнями, «БЕЛАЯ АКАЦИЯ» называется.

– Не хочу «АКАЦИЮ»! Ничего не хочу! Пусть папа меня тоже в тот интернат устроит.

– Да ты что? Там же одни глухие! Даже учителя! Тебя не возьмут.

– Почему не возьмут? Я согласна быть глухой.

Дома я слонялась от стенки к стенке и молча плакала. За окном во дворе яростно полыхал угольный сарай. Тот самый сарай, с крыши которого мы с Сережей прыгали в сугроб, играя в летающего мальчика по имени Ариэль, из книжки Александра Беляева. Пожарники в блестящих касках лихо орудовали у красной машины, наскакивая на горящий объект. По радио уже который раз торжественно объявляли, что советский человек в космосе. Все кричали УРА.

Ночью – в жару, поту и бреду – я кричала, звала Сережу. Утром, когда няня Шура очередной раз переодевала меня в сухую пижамку, я вырвалась из ее цепких рук и с криком «Сережа вернулся!» побежала в прихожую. Меня подхватил папа.

– Да успокойся ты, Лелька! Хватит чудить! Нет там никого.

– Он там, за дверью!

– Да на, смотри!

Отец распахнул дверь. На пороге стоял грязный, в изодранных штанишках, Сережа и улыбался.