Читать книгу Исповедь авантюристки. Повесть - Ольга Краузе - Страница 21

Первый и второй класс общеобразовательной школы проходили черте как. А в музыкальную просто ноги не несли. Особенно на уроки по специальности к любимой Ольге Федоровне. Всему виной – мои стыдливость и стеснительность.

По соседству с нашим классом скрипки, где вместо скрипки меня муштровали за фортепьяно, находился класс фортепьяно, в котором преподавала долговязая тетка. Видимо, так уж совпало, что эта долговязая заканчивала свои уроки как раз перед моими занятиями. И взяли они с Ольгой Федоровной моду сидеть у меня за спиной друг у дружки на коленках, пока я талдычила очередные упражнения, и со страстными стонами, совершенно невпопад с тем, что я играю, обниматься и целоваться. Ну, и что с того, что это происходило у меня за спиной. Черная полировка инструмента отображала все их действия до мельчайших подробностей.

Я перестала посещать уроки специальности, продолжая добросовестно ходить на теорию музыки, музлитературу, сольфеджио и хор. А уроки Ольги Федоровны прогуливала демонстративно, прямо перед окнами ее класса, играя с мальчишками в «зоску». Так у нас назывался меховой кружочек со вшитым кусочком свинца, который мы подкидывали и отбивали ногой, соревнуясь, кто больше его отобьет и у кого эта «зоска» дольше всех не упадет на землю.

Писать я научилась быстро, особенно мелом на доске, поскольку увлеклась настенными посланиями вдоль заборов нашей улицы. Прочитаешь на заборе слово «ДУРАК» и обязательно достанешь кусочек мела и ответишь: «САМ ДУРАК!» Но были на заборах некоторые буквосочетания, которые оставались для меня за семью печатями. Все мои попытки выяснить значение чаще всего попадающихся у меня на пути слов из трех букв натыкались на возмущенное недоумение взрослых, типа «где ты эту дрянь откопала!» Как будто сами они витали в небесах и эти буквы им были неведомы. Тогда я не нашла ничего лучше, чем изобразить эти буквы на предложение учительницы подойти к доске и написать самое трудное слово. Кто-то прочитал слово громко вслух, кто-то рассмеялся. Учительница возмутилась, и я снова к концу уроков сидела на «позорной скамье». И все бы сошло с рук, но в тот день за мной пришла не няня Шура, а мама.

Тучи над моей головой сгустились конкретные. Обнаружились мои прогулы в музыкальной школе, а тут еще и эти проклятые три буквы… По дороге домой я молилась, еле шевеля губами:

– Товарищ Ленин! Ты все видишь! Ну, сделай что-нибудь!

И оно свершилось. Только мы вошли в квартиру, как погас свет. Случилась авария на подстанции и обесточили весь квартал. Мама пошла ругаться по телефону. Ее возмущенный крик «ДОКОЛЕ!» еще долго раздавался у меня в ушах, пока я, мелко дрожа на диванчике в обнимку с няней Шурой, падала в кошмарное забытье, из которого проснулась только на следующий день страшной заикой, не могущей произнести целиком ни единого слова.