Читать книгу Исповедь авантюристки. Повесть - Ольга Краузе - Страница 17
Детство
Загуляли
ОглавлениеПрошла зима. Моя первая зима, в которой я ни разу не заболела. Легкая ангина однажды проскочила, но няня Шура регулярно водила меня в поликлинику. Там мне делали новокаиновую блокаду прямо в гланды. За то, что я смирненько сидела, разинув рот, пока в мою глотку всаживали шприц с лекарством, она давала мне шоколадную конфету. Я и без конфеты старалась, потому что поняла: если буду мужественной, из меня скорее получится мужчина. Но от конфет не отказывалась.
А как только пригрело солнышко – няня загуляла. И загуляла вместе со мной.
В отличие от меня, мою сестру водили в детский сад – хороший, ведомственный. И вот однажды утром будит меня няня и говорит:
– Сегодня мы вместе с тобой отвезем Аленушку в садик, а потом пойдем в гости песни петь. Я балалайку прихвачу.
Если я обычно по утрам с трудом выбиралась из теплой постели, то тут пулей соскочила с кроватки.
Доехав на трамвайчике до кольца и закинув сестричку в садик, мы пошли за старый стадион и поднялись в гору.
С горы был виден весь рудник – прямые зеленые улицы, многоэтажные белые дома, квадраты усадьб, вогнутая желтоватая ладонь стадиона и поодаль конусы черных породных отвалов. Отвалы тлели, над ними стелились сизоватые дымки.
– Вот каки картины матери твоей рисовать надо, а не кувшин на полотенце с яблоками! – воскликнула нянька.
Осторожно ступая по крутой скользкой тропинке, мы спустились за гору, к барачному поселку. И, пройдя по зеленой улочке, вошли в землянку.
– Есть кто дома? Здоровы ли кума с кумом?
В затхлой, прокуренной комнатенке с земляным полом закопошились, закашляли. Над столом зажгли абажур, на стол стали метать банки, тарелки… Потом водрузили самовар. Няня Шура развернула балалайку. К ней подсел одноглазый прыщавый парнишка с гармонью, и они рявкнули со всего размаху:
Славное море, священный Байкал!
Пили-ели мало, больше пели. Особенно много пел одноглазый парень, которого звали Спиридон.
Когда мы кубарем скакали с горы, чтобы не опоздать в детсад за Аленкой, я, подпрыгивая, орала во всю глотку:
Ой-йо, да только конь мой вороной
Ой-йо, да обрез стальной
Ой-йо, лес густой туман
Ой-йо, да только батька-атаман!
Со свинцом в груди
я пришел с войны.
Привязал коня,
лег возле жены.
Часа не прошло,
комиссар пришел,
отвязал коня
и жену увел.
Шашку со стены,
да рубаху снял.
Хату подпалил,
да обрез достал.
Привык в дебрях жить,
доживать свой крест.
Много нас тогда
уходило в лес.
А няня Шура, поминутно падая, причитала:
– Ой, ба! Ой, ма! Ой, загуляла, ой, чует мое сердце, загуляла я-а-а-а! Да с такого разгону, чай оглобли не развернуть!