Читать книгу Исповедь авантюристки. Повесть - Ольга Краузе - Страница 6

Дядя Ося приехал. Маленький, худенький, носатый, шумный.

– Ну, и что? Это называется рояль? И на какой табуретошной фабрике его стругали? Леопольд Карлович, я Вам, положа руку на сердце, скажу: ребенка на таком комоде учить – ка-ле-чить!

– Иосиф Арнольдович, да где ж я в ближайшее время что-нибудь приличное найду? Теща в Ленинграде стоит на очереди. Но когда та очередь подойдет!..

– Мало того, что это отвратительная мёбель, дак эта прямострунка же совершенно строй не держит! Эх, ладно! Пока я тут, еще недельку буду подстраивать его ежедневно, а потом ищите местного кустаря.

Полдня дядя Ося сопел над инструментом, подтягивая струны и тыркая туда-сюда по клавишам. А потом как вдарит «Бухенвальдский набат»:

Ох, я вста-а-ала… Прямо как вкопанная. Так меня эта песня прошибла. Это вам не хор мальчиков со своим «Орленком»! Баритон дяди Оси сразил меня наповал. Не, ну, крутила я на дедушкином патефоне арии в исполнении Шаляпина, но меня ж не обдуришь. У нас в семье поговаривали, что от шаляпинского голоса стекла в окнах дребезжали. А я на всю катушку патефон заводила, даже в пустой медный таз его для пущей громкости ставила, но окна на Шаляпина не реагировали. А вот «Бухенвальдский набат» в исполнении дяди Оси взбудоражил весь дом.

Я тогда сразу же решила – жизнь положу, только чтобы петь, как дядя Ося! Но папа сказал, что баритон – чисто мужской голос. Вот тогда-то я и поняла, как же попала… Ну, почему какие-то визгливые мальчишки, вырастая, обретают такие раскатистые, бархатные голоса, а я обречена на пожизненное сопрано?

Всю ночь прорыдав, терзая мокрую от слез подушку, под утро я постановила:

– Все! Я больше не девочка. Я мальчик. А когда вырасту – стану дяденькой, и у меня будет баритон.