Читать книгу Численник - Ольга Кучкина - Страница 47

Сумерки. Стыло. И я за рулем.

Осени поздней характер невесел.

Город огни высоко понавесил:

солнечный свет не сдается внаем.

Что за пастух гонит стадо авто

в сторону эту, другую и третью,

пахнет железом, бензином и смертью

нечто во тьме, что нигде и ничто.

Я выбиваюсь из стада легко,

я выбираюсь на верную трассу,

мне ли печалиться, доке и асу,

блики летят в лобовое стекло.

Лента дорожная под колесо,

смятая, с маху ложится, мне к спеху,

опыт с удачей приводят к успеху,

скоро мой дом, я мурлычу вальсок.

Вдруг неожиданный съезд и тоннель,

ряд роковых понуждений – и что же!..

мне же налево!.. но жесткое ложе

вправо несет, в боковую панель.

Выровняв руль на лихом вираже,

выровняв пульс и сырое дыханье…

Если бы знать за мгновенье, заранее,

что путепровод проложен уже!

В планах – давно, а на деле – никак,

вот и привычка людей к долгострою,

не ожидала финала, не скрою,

и просмотрела какой-либо знак.

Гон как безвыходность и чернота,

ни перекрестка и ни разворота,

род протяженного водоворота,

та еще немощь, и мощь еще та.

Я удаляюсь все дальше во мглу,

дом мой в мираж превратился нелепо,

будто за мною кто гонится слепо,

будто подсела на злую иглу.

Но объявления промельк скупой,

съезд как возможность и как искушенье,

я пробираюсь направо в смущенье —

сбились, как овцы на водопой.

Движемся тихо, к металлу металл,

стопорим ход лошадей поминутно,

а за окошком промозгло и мутно,

пробка, и каждый смертельно устал.

Бесы новейшие жмут и кружат,

втиснув в ряды, из рядов не пускают,

ложным единством сознанье ласкают,

нюхают выхлоп и тихо визжат.

В мокром асфальте блестят фонари,

я пребываю в чужом измеренье,

руки замерзли и мерзнут колени,

и пустота, как Чапаев, внутри.

Все незнакомо. Окрестность чужда.

Остановиться спросить невозможно.

Замкнуты стекла чужие безбожно,

чтоб не проникла чужая нужда.

Петли петляя, как заяц в кустах,

я нахожу, что лечу в Подмосковье,

дружбой оставлена и любовью,

чей-то чужой исполняя устав.

Волей враждебной, сильнее моей,

движима обочь и прочь из столицы,

то ль наяву, то ли мне это снится, —

где я, зачем, сколько стою нулей?..

Минуло два окаянных часа,

как сплошняком загребущим изъята,

вся из себя стеснена и помята, —

дома, десяток дорог прочесав.

Опыт престранный подмены пути,

род заблужденья себя и потери

там, где, с разбегу в удачу поверив,

в поле попала, что перекати.

Словно добычу, меня отпустив,

в городе вечер темнеет с досады, —

глядя в окно, без малейшей надсады,

я напеваю минувший мотив.

Я вспоминаю вчерашний вальсок,

сутью вещей околдована напрочь,

и, без привычки снотворного на ночь,

ждет меня славной бессонницы срок.

…Утренним солнцем освещена,

в светлое небо взгляну из оконца,

загородивши рукою от солнца

враз проступившие письмена.