Читать книгу Темная история - Ольга Шумская - Страница 3

43 AD, у берегов Британии

Штормовое море с ревом билось в борта корабля, раскачивая судно; ветер рвал с мачт и рей присобранные паруса, но корабль упрямо и настойчиво шел вперед – туда, где из туманной дымки, пронизанной взвесью капель, медленно выплывали суровые серые берега, – и этой настойчивостью вопреки обстоятельствам походил на Рим. Рим, безжалостно идущий к цели.

Море бросило горсть соленых брызг в лицо человеку, крепко вцепившемуся в перила борта, омыло блестящие доспехи, но человек – в алом плаще и шлеме с алым же гребнем – даже не поморщился капризам стихии. Он ушел в свои думы и воспоминания, он не видел берегов Британии, неумолимо приближающихся сквозь туман, перед его глазами были яркое солнце Рима и открытые ветрам и зною площадь и холм.

…Другой ветер, теплый и напоенный запахами смолы и цветов, разносил над площадью слова – звенящие и чеканные, как это было присуще латыни.

– Я, Тит Флавий Веспасиан, легат Второго легиона Августа, клянусь служить Сенату и народу Рима…

И шум толпы, и торжествующий рев солдат, и кровь жертвы на алтаре Марса; и открытые двери храма Януса, означающие войну. И ощущение, что что-то сдвинулось в окружающем мире, что клятва и намерение – действительно были услышаны, услышаны кем-то, чей взор был внимательным и беспощадным…

Веспасиан, покоритель Германии, не имел за собой ни связей, ни знатности, чтобы получить это опасное, сияющее назначение; ему нечему было приписать эту внезапную милость Фортуны – и тем желаннее было слышать это звенящее, громыхающее в воздухе четкое «легаааааат!», наполняющее полководца уверенностью, что все, обещанное при его рождении знамением, еще впереди.

Он, Веспасиан, с рождения был под покровительством Марса… во всяком случае, так утверждала семья. Ведь не зря же старый дуб в его дворе, посвященный богу войны, в час рождения младшего Флавия выстрелил ярким зеленым побегом?…

В действительности же – лишь сейчас, когда Клавдий вручил ему Второй легион Августа, легион со знаком Марса на щитах, Веспасиан впервые ощутил свою избранность.

На его плечи наконец лег плащ предназначения; бог войны принял жертву, и легат Второго чувствовал, что впереди расстилается долгий, кровавый и славный путь.

Веспасиан тихо хмыкнул себе под нос, смеясь над собственным неожиданным пафосом, над этой верой в знамение – вопреки собственной практичности и холодному, привыкшему к сдержанности и бережливости разуму.

Как будто в тот день, перед алтарем, у него действительно появилась тень: чуть более решительная, чуть более безжалостная, готовая идти по трупам во имя высшей, сияющей цели… и эта тень заходилась в жестоком ликовании при мысли о том, что он идет на войну.

В Британию, чьи берега наконец-то были так близко, что можно было разглядеть густую поросль деревьев и кустарников на горизонте. Позади раздавались команды; капитан готовился к высадке на берег, и корабль наполнился перекрикивающими ветер голосами.

Легат наклонился через поручни, сузив светлые глаза, и вгляделся в густую мешанину растительности. Он не отличался избыточным воображением, но даже его рациональная практичность сейчас была способна населить заросли раскрашенными синими узорами британскими варварами.

Скоро.

Очень скоро они встретятся на поле боя.

Легкое движение в стороне привлекло внимание Веспасиана, и он резко повернул голову в сторону другого человека в алом шлеме и намотанном по самое горло плаще; скользнул по нему взором – и тут же вернул свой взгляд берегам Британии. Смотреть в сторону Вителлия лишний раз не хотелось, свежеиспеченный старший трибун и без того попортил ему немало крови еще в Риме, где молодой аристократ и язвительный, умеющий плести слова, как кружево, мерзавец буквально не давал прохода незнатному военному с крестьянскими корнями.

Женитьба Веспасиана дала Авлу Вителлию новый повод изощряться насчет деревенщины-выскочки: изящная, безумно красивая Флавия ценила музыку и искусства, и не было секретом, что покоритель Германии не разделял увлечений жены. Вителлий, неисправимый распутник и непризнанный поэт, изощрялся в эпиграммах, старательно доводя до сведения Веспасиана свое авторство – вместе с прозрачными намеками на то, что Флавия недолго будет ценить его сомнительные достоинства, когда вокруг столько людей ей под стать.

Но Флавия, гневная, драматично жестикулирующая, неповторимая в своих поступках, сказала Веспасиану, что отправляется в Британию с ним, – и легат не знал толком, как к этому отнестись.

Ей, гордой патрицианке и изысканной красавице, не было места среди суровых будней и опасностей римского лагеря; хуже того, могли пойти толки, что легат Второго легиона настолько изнежился, что притащил с собой супругу…

Веспасиан нахмурился в такт своим мыслям и покосился на единственного, кто осмелился составить ему компанию у борта.

– Что думаешь, легат? – бросил Вителлий, едва утруждая себя вежливой интонацией перед лицом начальства. – Кто возьмет верх? И сколько, фурии подери, времени мы проторчим на этих варварских берегах, пока Клавдий тешит свое самолюбие, надеясь назваться завоевателем Британии?… Риму нужен триумф, легат, а Клавдию – что-то, что может отвлечь народ от проблем…

В последних словах прозвучала отчетливая насмешка – но здесь, среди шторма и тумана, не было ни единого свидетеля изменнических речей Вителлия, а Веспасиан никогда не был доносчиком.

– Советую тебе оставить позади политику Рима, – холодно отозвался легат, прищурив на горизонт серые глаза. – Впереди сложная кампания, и не все из нас вновь увидят родные места.

– Да ты оптимист, легат, – не без издевки отозвался Вителлий, но Веспасиан не удостоил его ответом. Склонность старшего трибуна к интригам была последним, что следовало терпеть в военном лагере.

И здесь, в Британии, не было ему спасения от политики!..

И кто знает, почему на самом деле решила прибыть в Британию Флавия?… Быть может, воздух Рима просто стал слишком опасным для посвятившей себя политике женщины?…

Нарцисс, любимец императора Клавдия, хитроумный грек-шпион, уже не раз намекал, что пристально следит за Флавией, и Веспасиан не знал, чего бояться больше – ее вспыльчивого характера, способного испортить ей жизнь в свете, или того, что она слишком глубоко увязла в пронизывающих императорский двор заговорах и интригах… пожалуй, для Флавии Домициллы было безопасней здесь, среди диких бриттов, а не в окружении льстивых, велеречивых римских патрициев.

И все же Веспасиан решил, что вскоре настоит на том, чтобы супруга отправилась назад. Не дело это, отвлекать полководца перед боем; нельзя переключать внимание солдата на семейные заботы, когда все его сердце и дух должны быть отданы войне.

Любовь не стояла выше алтаря Марса…

На воду легли тяжелые весла; впереди был узкий канал, требующий сложного маневрирования. Белая пена в кильватере терялась в густом тумане, и Веспасиан подумал, что сырой климат Британии может сильно осложнить грядущую кампанию. Он выучил наизусть сводки разведчиков и составленные ими карты и без усилий вызвал в уме череду названий, с которыми было связано будущее.

В памяти почему-то больше остальных застряли два – деревенька Лондиниум и река Тамесис.

На мгновение подивившись причудливому местному наречию, Веспасиан решительно выбросил из головы все лишнее и сосредоточился на текущей задаче: в первую очередь следовало разбить лагерь – так, как это умели делать легионы, уверенно и основательно, как будто крепость строилась на века.

Показав британским варварам, что Рим пришел на эти берега навсегда.