Читать книгу Тайная страсть отставного генерала - Ольга Волошина - Страница 1

Алла влетела в комнату, с размаху плюхнулась на стул, уронила на пол норковую шапку и дрожащим голосом пролепетала:

– Пал Степаныч умер… сегодня ночью. Поганками отравился…

Моя рука с сахарницей замерла в воздухе. Инна Николаевна застыла посреди комнаты с приоткрытым ртом. Никита, наблюдавший в окно охоту кота за птицами, развернулся на сто восемьдесят градусов и с нездоровым интересом уставился на говорившую. Все молчали, ожидая продолжения.

Впрочем, начну по порядку.

Мы пили чай за старинным круглым столом в уютной светлой комнате двухэтажного загородного дома моей крёстной. За окнами покачивали толстыми мохнатыми лапами высокие ели, усыпанные снегом. Ослепительно-белые сугробы во дворе искрились в солнечных лучах. Неторопливо прихлёбывая душистый горячий чай, мы любовались дивным зимним пейзажем в раме большого окна дачной веранды.

Мы – это я, Ксения Воробей, мой племянник Никита и крёстная Инна Николаевна. Прекрасный, добротный дачный дом принадлежал ей, вдове адмирала Нахабина, умершего пять лет назад. Место расположения: центр подмосковного посёлка Васильевка, улица Триумфальная.

Я и Никита приехали сюда два дня назад, хотя ещё совсем недавно собирались проводить зимние каникулы в Юсупово, в нашей собственной, с позволения сказать, усадьбе. Планы изменились, когда заболела Инна Николаевна, моя крёстная и лучшая подруга моей мамы. Старушку придавил жестокий радикулит, и ей понадобились забота и уход близких людей.

Своих детей у Инны Николаевны не было, а любимый племянник Юрий, которого она фактически вырастила и воспитала, оказался совершенно непригодным для заботы о ком бы то ни было. Как впрочем, и для любых других забот. Целыми днями Юрик где-то пропадал, являлся поздно, или вообще не приходил, и бедная крёстная оставалась совершенно одна в большом пустом доме. Узнав о проблемах своей давней приятельницы, мама предложила мне приказным тоном:

– Почему бы тебе, Ксюша, не съездить к Инне?! Всё-таки она твоя крёстная, кому и помочь ей, как не тебе. Да и отдохнешь заодно. Там, в Васильевке, спокойно и тихо, никакой суеты как тут у нас. Помнишь, как хорошо у Нахабиных было летом, во время ваших с Сашей каникул?

Кто же не помнит лучших дней своего детства? Я и мой старший брат Саша давно стали взрослыми, крёстная постарела, а от летних каникул остались только приятные воспоминания. Но дом в Васильевке по-прежнему стоит.

Вот так я и оказалась в Васильевке той зимой. Со мной увязался двенадцатилетний Никита, сын Саши.

Со времен моего счастливого детства Васильевка сильно изменилась. Когда-то это был посёлок, сплошь застроенный деревянными домиками с обширными застеклёнными верандами, хорошенькими балкончиками и уютными мезонинами. Теперь на месте старых домов выросли солидные коттеджи, сплошь и рядом обнесённые высокими мрачноватыми оградами. Живут в Васильевке в основном отставные военные и госчиновники. Кое-где их респектабельные дома разбавлены экзотическими дачками знаменитостей вроде певицы Даши Фаруты, артиста «Театра на Солянке» Сергея Архарова, режиссера Айрама Айрумяна. С южного края посёлок теснят мощные, зачастую уродливые от обилия безвкусных пристроек замки богатых бизнесменов вышесредней руки, которых по именам никто не знает. А кто знает, тот, скорее всего, врёт. Возле самой железнодорожной станции сохранилось несколько убогих старых домишек от прежнего посёлка.

Едва приехав, мы с Никитой засучили рукава и сразу же принялись за работу: навели порядок в доме, вымыли полы, натаскали из магазина кучу нужных и не очень продуктов. Спасибо, что Юрик, сынок младшего брата Инны Николаевны, расчистил дорожки во дворе. Хоть это оказалось по плечу двадцатишестилетнему бездельнику, далеко не первый год проводившему в мучительных и беспросветных поисках смысла жизни.

Накануне того злополучного дня крёстной настолько полегчало, что она даже смогла передвигаться по дому в вертикальном положении, а не согнувшись в три погибели. Но до полного выздоровления ей было далеко.

Встали мы поздно, так как вечером долго смотрели телевизор. И совсем не ранним утром в благодушном настроении попивали чай      с клубничным вареньем. Внезапно половицы в сенях тяжело заскрипели, дверь резко распахнулась и в комнату влетела Алла в расстёгнутой шубе и съехавшей на левое ухо норковой шапке. Вид у неё был такой, словно она только что выскочила из горящего дома, в котором ещё оставались близкие ей люди.

– Господи, Аллочка! – воскликнула моя крёстная, – что это с тобой такое? На тебе ж просто лица нет! Что случилось?

Алла приходилась Нахабиной родственницей – племянницей покойного мужа. Жила она в Москве, но, частенько гостила в Васильевке, и во время этих наездов всегда наведывалась к вдове своего дяди.

– Со мной… всё в порядке… А вот с Пал Степанычем…– ответила Алла, тяжело дыша. Казалось, ей не хватало воздуха.

Скинув шубу и шарф на диван, она грузно плюхнулась на свободный стул. Шапка окончательно съехала с её головы и упала на пол, но она этого будто и не заметила.

Никита соскочил со стула, поднял шапку и услужливо протянул хозяйке. Алла положила головной убор на колени и открыла рот, но потом опять закрыла, как рыба, выброшенная на берег. Я встала, подошла к буфету и достала оттуда чашку. Плеснула заварки, кипятку из стоящего тут же на столе чайника, и поставила перед гостьей.

– Спасибо, Ксюша, – кивнула головой Алла, наконец, отдышавшись.

– Да случилось-то что? – снова спросила Инна Николаевна, появившаяся в дверях с чайной ложечкой в руке.

– Пал Степаныч… умер… вчера,… поганками отравился, – вымолвила Алла.

Инна Николаевна ахнула, Никита отвернулся от окна, враз потеряв интерес к охоте кота на зазевавшихся птичек, и уставился на гостью. Я застыла, держа на весу хрустальную сахарницу.

Алла подняла чашку чуть дрожащей рукой и поднесла к бескровным губам. Судорожно сделала большой глоток, поставила чашку на стол и принялась старательно размешивать в ней сахар. Мы молча ждали.

Наконец наша гостья пришла в себя и почти спокойным голосом начала рассказывать.

Накануне отмечали день рождения генерала Орлова. Павлу Степановичу стукнуло шестьдесят два, дата некруглая, потому гуляли скромно. Отставник пригласил нескольких друзей, проживавших тут же, в Васильевке. Ну а вся его многочисленная родня собралась по собственной инициативе, без приглашения. Родня – это две бывшие жены с детьми. Как же без них! Забудут поздравить, останутся без денег, которые генерал постоянно подкидывал двум отставным семействам.

Татьяна Михайловна, первая бывшая жена, прибыла с двумя дочками, тридцатилетней Ритой и двадцатипятилетней Лорой. Алла, вторая бывшая, приехала в сопровождении сыновей: Степана, двадцатилетнего студента университета и десятиклассника Эдика.

Третья, нынешняя жена Орлова, Анна Андреевна, была при нём всегда. Ради неё, томной блондинки с пышными формами и хорошеньким личиком, ровесницы его младшей дочери Лоры, генерал и оставил Аллу с сыновьями.

День рождения гуляли с обеда до вечера. В двенадцать гости разошлись. А ночью генералу стало плохо. Анна сильно не обеспокоилась: выпил лишку, с кем не бывает. Врача – соседа Аристархова, бывшего военного хирурга – позвали только под утро. Но оказалось, что поздно. Аристархов накинулся на Анну, мол, почему не позвала раньше. Грибы, которые Орлов запивал самогонкой, генерала убили.

– Может, помер-то он вовсе не от грибов? – усомнилась Инна Николаевна. – Небось, самогонка плохая была? Сколько людей ею травится!

– Нет, думают точно на грибы. Ими ещё несколько человек отравилось. Рита, к примеру, да и Татьяне плохо было. А Рита самогонки на дух не переносит, одно шампанское пила. А Татьяна вообще в рот не берёт ничего, кроме колы. Хорошо, что сама я с детства грибы не терплю, да и мальчишки мои только попробовали по кусочку.

Чёрный кот Инны Николаевны вернулся домой через форточку и теперь сидел на подоконнике. Он подозрительно разглядывал гостью, уставив на неё пристальный немигающий взгляд жёлтых глаз. Внезапно кот повернул голову и уставился в окно. За стеклом, окантованным по краю морозными узорами, мелькнула чья-то голова. Затем входная дверь скрипнула, послышались шаги в сенях, а потом стук.

– Войдите, – крикнула крёстная.

Дверь открылась, и на пороге появился высокий худой парень в расстегнутой кожаной куртке.

– Эдик! – воскликнула Алла, поднимаясь со стула. – Что случилось, сынок?

– Ничего, – ответил юноша, – тока ты тёть Тане нужна. Они там что-то обсуждают, ну, по поводу этого… ну, того… похорон, короче.

– Сейчас иду.

Глаза Эдика зашарили по столу и остановились на большой коробке шоколадных конфет. Заметив его взгляд, я спросила:

– Чай пить будешь?

Он с готовностью кивнул, стащил куртку и, бросив её на стул возле пианино, уселся на диван. Я налила чай и подвинула поближе коробку с конфетами.

Алла поставила свою чашку и сообщила, что похороны послезавтра, на старом сельском кладбище в пяти километрах от Васильевки. Мы с Инной проводили её в сени, оставив Никиту с Эдиком в комнате. Когда вернулись, Эдик уже надевал куртку, собираясь уходить.

– Разве генералов хоронят на сельских кладбищах? – поинтересовался Никита, когда за Эдиком захлопнулась дверь.

– Где пожелают, там и хоронят. Наверное, Пал Степаныч так хотел, – пояснила крёстная. – Он сельскую жизнь любил. К тому же у него там кто-то из родни лежит.

Меня поразило другое: самогонка. Дом Орлова стоял неподалеку от особняка Нахабиной, в самом центре Триумфальной улицы. Дома разделяли лишь владения хирурга Аристархова. Тот постоянно жил в Васильевке вместе с женой Раисой Львовной, дамой страшно любопытной и во все сующей свой остренький носик, двумя взрослыми дочерьми и внуками. Старший зять Аристарховых появлялся только в выходные дни, младшая дочь была в разводе.

Двухэтажный коттедж генерала Орлова был, похоже, выстроен по проекту изрядно повредившегося мозгами архитектора и представлял собой нечто среднее между домом русского помещика конца восемнадцатого века и замком средневекового немецкого князька. Я пробормотала:

– Судя по дому, не похоже, что генерал бедствовал.

– С чего это ты взяла, что он бедствовал? – удивилась Инна Николаевна.

– Так самогонка же! Неужто, на качественную водку денег не хватало?

Крёстная усмехнулась. Сидеть долго на стуле она не могла, и потому легла на диван, подложив под голову маленькую атласную подушечку.

– Самогонка, это небольшой гастрономический каприз. И деньги тут абсолютно ни при чём. Их у Орлова всегда было больше, чем достаточно для содержания десятка чад и домочадцев. Хватало бывшие семьи кормить и молодую жену не обижать, да и на собственные развлечения оставалось, – сказала Инна Николаевна.

А развлечения у Орлова были очень разные. Изысканные, вроде аквариума во всю стену с экзотическими рыбами, и по-деревенски простые, типа кулачных побоищ после праздничных возлияний. Такими же были и его гастрономические пристрастия. В еде генерал питал слабость к солёным грибам, бочковым огурчикам, блинам и пирогам, привычным с детства, прошедшего в маленькой уральской деревушке. Но не брезговал и деликатесами: чёрной икрой, креветками. А вот настоящую самогонку предпочитал любому дорогому алкоголю. Кроме того, обожал свежие деревенские яйца на завтрак, поэтому завел собственный курятник, где обитали куры, выписанные аж из Австралии. Вероятно, чтобы досадить этим жене и соседям. Орлов даже распустил слух, что к весне заведет свиней и коров. «Вот только хлев построю», – с усмешкой заявлял отставной генерал знакомым.

– И завёл бы, – вздохнула Инна Николаевна. – Из одной только вредности. Помещик тоже выискался!

Вероятно, вспомнив, что о покойных плохо не говорят, крёстная на некоторое время умолкла, но вскоре снова принялась вспоминать генерала.

Орлов был богат, даже по понятиям местных небедных обитателей Васильевки. Огромный дом набит дорогими вещами и антиквариатом. Кроме уже упомянутого аквариума со всевозможными подводными эффектами, у него имелись коллекции старинного оружия, картин и статуэток из фарфора, металла и дерева. Немалые деньги тратились на всевозможные бестолковые проекты, вроде разведения павлинов на участке.

– У них есть павлины? – оживился Никита. – Во класс!

Оказалось, что павлины передохли от неизвестной болезни, и теперь из живности остались только куры и рыбки.

Во дворе генерал соорудил бассейн с подогревом. В дальнем углу, у забора выстроил сауну с залом для отдыха на втором этаже. Пытался оборудовать спортивное поле, но так и не решил, то ли сделать теннисный корт, то ли поле для гольфа. В результате дальше сетки для волейбола его фантазия не пошла, покрытие площадки уже местами попортилось из-за устраиваемых здесь гуляний. Под Новый год там ставят огромную ёлку, сооружают ледяные горки и заливают небольшой каток.

По словам крёстной, генерал был бабник, пьяница, хулиган, самодур и домашний деспот. Хватив изрядное количество самогонки, он мог устроить в посёлке дебош, скандал и драку. А уж как над молодой женой издевался, заставляя её прислуживать своим пьяным собутыльникам, причём в кружевном переднике поверх дорогого платья! Бедной Анне приходилось также гладить и переглаживать его бесчисленные крахмальные сорочки, собственноручно солить в бочках капусту и огурцы, вышивать крестом салфеточки и ухаживать за курами.

– Неужели не мог прислугу нанять? С его-то деньгами… – удивилась я.

– Да есть там прислуга, – поморщилась Инна Николаевна. – Водитель, садовый рабочий с женой, кухаркой. И горничная есть. Но видимо, наш самодур считает… то есть, прости Господи, считал, что обязанности жены – трудовая повинность. Чтоб не мнила себя принцессой.

– Охота же ей была, этой Анне! – воскликнул Никита.

Оказалось, что все эти издевательства молодая женщина терпела ради наследства, большая часть которого якобы была отписана в пользу молодой жены, о чём генерал при случае всегда упоминал в присутствии любого гостя. Люди говаривали, что Орлов собирался лишить доли всего четверых своих детей от первых двух браков за «недостаточно почтительное к родителю отношение». Он и сам не раз об этом говорил при детях, бывших женах и посторонних. Вот только правда ли это или генеральские шутки, неизвестно, так как никакого завещания никто и в глаза не видел.

– Лишить наследства своих детей? Зачем же тогда они приезжают? – поразилась я. – И эта ваша Алла… Да на её месте я бы и здороваться с ним не стала, не то, что с днём рождения поздравлять. И уж тем более носа бы сюда не показала. А она приезжала, а теперь, похоже, даже переживает, что он умер.

По рассказам Инны Николаевны отставной генерал получался на редкость неприятной личностью.

– Как не жалеть! Он, хоть и издевался над своими чадами, но подкармливал их исправно. К тому же завещания никому не показывал, может, и врал, что всё отписывает Анне. Чтоб её заставить подчиняться, а остальных позлить.

– А откуда у генерала столько денег? – полюбопытствовал Никита.

– И правда, разве генеральские пенсии так велики? – удивилась я.

По слухам, доходившим до крёстной, у Орлова были огромные банковские счета. Средства к роскошной жизни добывались сначала якобы путём распродажи военного имущества, а позднее будто бы даже от сбыта оружия. Однако всё это было похоже на досужие сплетни. Правды не знал никто, кроме самого генерала. Спросить его об источниках дохода никто из родни не решился бы, Орлов был крут нравом и имел большие связи. В гостях у него бывали известные в России лица.

Никита, внимательно слушавший Инну, вдруг выдал:

– Небось, специально поганок насобирали, чтоб генерала отравить. Достал он их.

Мы с крёстной молча переглянулись. Вид у Инны Николаевны был виноватый: завела разговор в присутствии Никиты.

– А чё, мухоморов в лесу до фига, собирай себе, сколько душе угодно. Отравили и все дела! – заявил Никита и вышел из комнаты.

Как только дверь за ним закрылась, крёстная прошептала чуть слышно:

– А что если это правда?

– Глупости! Нашли, кого слушать, Инна Николаевна, – возмутилась я.

– Но не зря же говорят: устами младенца глаголет истина.

Тут кот, дремавший на подоконнике, резко вскочил на лапы и повернул морду к окну. За стеклом мелькнула чья-то тень, и мы как по команде снова уставились на дверь. Я встала и пошла навстречу новому гостю.