Читать книгу Тайная страсть отставного генерала - Ольга Волошина - Страница 4

Кричал мужчина. Оглушительно, с нотками ужаса в голосе. Я вздрогнула и обернулась, но никого позади себя не увидела. Значит, это в спальне. В два прыжка оказавшись у двери, я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в образовавшуюся щель.

Посреди комнаты стояла широкая двуспальная кровать, на которой, прикрыв одеялом свои пышные, слегка перезрелые прелести, сидела Рита. Рядом скакал на одной ноге потрёпанный лысоватый мужичок в голубых подштанниках, тот самый, который был с нею на веранде. На полу валялся внушительный предмет, похожий на старинный бронзовый канделябр. Мужчина охал и ругался, но уже потише.

– Зачем вы швырнули эту проклятую железку на мою ногу, чёрт вас подери?! – простонал он, вероятно, обращаясь к кому-то, кого я не могла увидеть сквозь узкую щель. – Вы же сделали меня инвалидом!

– Попрошу не хамить! – женский голос, кажется, Татьянин. – Подсвечник уронила совершенно случайно, потому что была в шоке. Вы мерзко поступили! Моя девочка, она такая доверчивая… Хоть понимаете теперь, что как порядочный человек обязаны на ней жениться?!

– Мама, что ты несёшь! – возмущенно взвизгнула Рита с кровати. – Да на фига он мне сдался, алиментщик облезлый! Да ты только посмотри на него… К тому же, теперь он калека, сам признался. Значит, работать не сможет. И мне такой нужен?

– Попрошу не оскорблять! – взвился покалеченный волокита.

– Риточка, девочка, что ты такое говоришь?! —испугалась Татьяна. – Он непременно должен на тебе жениться. Ты ужасно скомпрометирована!

Слушать дальше я не стала. Осторожно прикрыла дверь и пошла по своим делам в ванную.

Когда я вернулась в столовую, Рита с Татьяной были уже там. Мать с дочерью, как ни в чём не бывало, пили чай. Пришибленный канделябром исчез, видимо, ему отказали от дома.

Разговор за столом теперь шёл о завещании. Алла предлагала срочно его найти, Татьяна доказывала, что завещания не существует. Орлов только собирался его составить, так как намеревался прожить ещё лет тридцать и никак не меньше. Говорил, что всё оставит нынешней жене, конечно в шутку. Генерал любил розыгрыши и мистификации. Вот тогда Греков и посоветовал:

– А вы спросите Анну Андреевну. Она, наверняка, знает, где может храниться завещание. Если оно существует.

– Действительно, – вмешалась Лора. – Кому же знать, как не вдове. Кстати, где она? Что-то я давно её не видела. Тоже мне, хозяйка дома!

– Зря вы так, Ларочка, – встала на защиту вдовы Раиса Львовна. – Наверное, бедняжка прилегла отдохнуть. Она сильно переживает, ведь мужа потеряла. Такое горе, Господи!

Обе бывшие жены промолчали. Рита смерила Аристархову выразительным взглядом, Лора хмыкнула, а Эдик довольно громко фыркнул. Греков собрался что-то сказать, уже и рот открыл, и тут наверху раздался грохот и топот ног. Все разом подняли головы к потолку, а Татьяна заметила:

– Это дети. Как бы не разнесли чего в оранжерее. Не дай Бог, стёкла расколотят или что-нибудь опрокинут.

– Пойду-ка разберусь с ними, – с готовностью отозвалась я.

В оранжерее и в самом деле резвились дети: Никита и три Аристарховских внука. Два мальчика, один из которых был ровесником моего племянника, другой чуть моложе и ещё девочка с зайцами на куртке.

Рядом со шкафом валялся перевернутый стул. Дети устроили какую-то шумную весёлую игру и с громкими воплями носились между растениями в кадках. Курточки, шарфики и варежки был свалены в бесформенную кучу на диване.

Отправив детей играть на улицу, я вышла в коридор и плотно прикрыла за собой дверь. И вспомнила о картине Айвазовского, которую упомянул Греков. Не осмотреть ли мне собрание живописи покойного генерала, раз уж представилась такая возможность? В этом доме все двери нараспашку. Есть вероятность, что и «верхняя галерея», как её назвал Пётр Алексеевич, открыта. Но если она верхняя, то должна быть на самом высоком третьем этаже.

И я пошла наверх. Заглянула в первую попавшуюся комнату. Она оказалась спальней. Зато следующая явно была упомянутой галереей. Довольно просторное помещение было сплошь увешано картинами разных размеров. Посреди комнаты, как в музее, стоял диванчик без спинки, чтобы можно было полюбоваться полотнами сидя.

Не успела высмотреть полотно Айвазовского, когда в коридоре послышались шаги. Я отчего-то испугалась и юркнула за оконную занавеску. К счастью, портьера доходила до самого пола, и даже ног моих не должно быть видно снаружи.

Вошли двое. По стуку каблуков я догадалась, что это женщины. Дамы заговорили, и я узнала голоса Татьяны и Аллы.

– Как ты меня напугала! – громким шёпотом произнесла Татьяна. – Я решила, что это Анька. Думала, сейчас увидит, что я шарю в спальне, и поднимет шум.

– Где ты его нашла?

– Говорю же, в спальне.

– А где именно, в каком месте?

Татьяна немного помолчала, а потом тихо пояснила:

– В ящике. Там есть двойное дно.

– В каком?

– Неважно.

– А что тебе там понадобилось, в их спальне?

– Какое тебе до этого дело?! – разозлилась вдруг Татьяна.

– Небось, хотела проверить, сколько брильянтов подарил своей молодой жене твой бывший муж? – ехидно спросила Алла.

– Между прочим, он и твой бывший тоже.

– Да ладно… Дай-ка посмотреть, – примирительно сказала вторая бывшая.

Какое-то время обе молчали, а потом Алла кисло заметила:

– И впрямь, об Аньке хорошо позаботился.

– Ну-ка дай сюда. – Послышался стук каблуков.

Секундная тишина, а потом восклицание Аллы:

– Что ты делаешь?

– Рву. Сейчас сожгу. В этой пепельнице.

Я почувствовала запах дыма.

– Зря, – ядовито буркнула Алла. – Это не настоящее завещание, а черновик.

– Почему?

– Потому. Там нет ни подписей свидетелей, ни нотариального заверения, а только его росчерк. Ты что, никогда не видела настоящего завещания?

– Откуда бы мне!?

На лестнице вдруг послышался топот, затем зазвучали встревоженные голоса. Бывшие жены выскочили в коридор, с шумом захлопнув дверь.

Осторожно отодвинув занавеску, я увидела, что комната уже пуста, а дверь прикрыта. На маленьком журнальном столике, стоявшем у стены, в громоздкой хрустальной пепельнице тлела бумага. Я вышла из своего укрытия, подошла к столику, наклонилась и изо всех сил дунула. Рядом лежат какие-то книги, чего доброго, пожар начнётся. И обидно, что осмотреть картины времени уже нет. Пепел от частично сгоревшей бумаги полетел во все стороны. Я проверила, что оставшийся клочок уже не тлеет, и пошла к двери.

Шум на лестнице затих, похоже, женщины спустились вниз. Что там могло произойти? Я осторожно вышла в коридор, но не успела пройти даже первый лестничный пролёт, как услышала громкий возглас Раисы Львовны:

– О Боже, она умерла! Умерла!

У меня мелькнула страшная мысль о крёстной. Я кубарем скатилась вниз, судорожно хватаясь за перила, чтобы не свернуть себе шею.

У открытой двери кабинета столпились люди: Лора и Рита, сыновья Татьяны, Аристарховы. За ними, вытянув шеи, стояли рядышком две бывшие жены Орлова. Под ногами у всех путались любопытные дети. Увидев тут же Инну Николаевну, живую и здоровую, я облегчённо вздохнула и кинулась к ней:

– Что случилось? Почему такой переполох?

– Ох, Ксюша, на сей раз с Анной несчастье. Говорят, она даже умерла.

– Повесилась? – радостно взвизгнул старший Аристарховский внук, безуспешно пытавшийся проникнуть в кабинет.

– Вон отсюда! – наконец заметила мальчика Раиса Львовна.

Одна из её дочерей схватила пацанов и выгнала в конец коридора. Вторая ловко выудила девочку с зайцами, пытавшуюся проползти в кабинет под ногами Стёпы и Эдика.

Из кабинета послышался голос Грекова:

– Полицию вызвали?

Ему никто не ответил.

Алла, энергично растолкав всех, вошла в комнату. За ней ринулись остальные. Я вошла последней, едва успев захлопнуть дверь перед самым носом Никиты.

Все столпились у кресла, в котором сидела вдова. Глаза её были полузакрыты, губы посинели, черты лица искажены судорогой. Левая рука, сжатая в кулак, лежала на коленях, правая бессильно упала вниз. На полу валялась маленькая кофейная чашка.

– Так позвонили в полицию, в конце концов? – повторил Греков уже раздражённо. – Где Георгий Сергеич?

В этот момент Татьяна, старавшаяся не смотреть на покойницу, подошла к телефонному аппарату на письменном столе, но Греков вскрикнул:

– Стоп! Здесь ничего не трогать, могут быть отпечатки пальцев.

Татьяна нервно дёрнулась и обиженно спросила:

– Чьи отпечатки?

– Убийцы, – глубокомысленно изрек студент-философ. – Не знаете, что ли? На месте преступления ничего нельзя трогать, пока эксперты не придут.

– Какого убийцы, сбрендил что ли? – возмутился его младший брат. – Очевидно же, что тут самоубийство.

Он взял со стола наполовину наполненную бутылку с колой и жадно отхлебнул прямо из горлышка.

– Не трогай! – крикнул Греков, но было уже поздно. Все, затаив дыхание, слушали, как напиток с бульканьем исчезал в горле Эдика. Татьяна побледнела как полотно.

– Ну, чё вы на меня так уставились? – удивился парень, ставя на стол бутылку, на дне которой темнели остатки жидкости.

– Самоубийство? – вдруг повторила Алла. – А может, ей просто с сердцем плохо стало.

– Как же! – воскликнула Рита, вытаскивая из-под стола стул и царственно опуская на него свой увесистый зад. – Да Анька сроду ничем не болела.

– Точно, – подтвердила Лора, убирая со стола лампу, заслонявшую от неё лицо покойницы. – Я с нею вместе училась во ВГИКе и знаю: она никогда не даже простудой не страдала. Здоровая была, как лошадь. Какое уж там сердце, это ж просто смешно! Она понятия не имела, где у неё этот орган находится.

– Не вижу ничего смешного. И, пожалуйста, ничего не трогайте! – снова взмолился Греков.

Но народ уже вовсю лапал всё подряд и азартно затаптывал следы, если таковые и были. Эдик, решивший посмотреть на покойницу поближе, случайно наступил на маленькую фарфоровую чашку – она хрустнула и рассыпалась на мелкие кусочки. Рита, сидевшая на стуле, долго ёрзала, пока не обнаружила под собой упаковку с таблетками.

– Нембутал, – прочитала она. – Снотворное, что ль? А-а, так вот чем она отравилась, смотрите-ка, одна таблетка всего и осталась.

– Немедленно дай сюда! – скомандовала Алла.

– А тебе зачем? Не, я вот сюда, в пепельницу кладу. Все видели? – поинтересовалась Рита.

– Чёрт! – пробормотал Пётр Алексеич. – Да уберетёсь вы отсюда, наконец, или нет?

Родственники и гости нехотя потянулись к выходу. Греков плотно закрыл дверь и пошёл следом за всеми.

В столовой Аристархов разговаривал по телефону. Рядом крутился Никита. Других детей не было видно. Рита демонстративно закурила, её примеру последовал Степан. Алла сверкнула на него недобрым взглядом, но промолчала.

– Наверное, нам тоже пора домой, – сказала я.

– Ты что, Ксюш, не знаешь, что ли: до приезда полиции все должны оставаться на своих местах, – возразил мне Никита. Голубые глаза племянника горели: в кои-то веки стал свидетелем самоубийства (возможно!), а тут хотят выпроводить с места происшествия. Когда ещё дождёшься другого случая!

Инна Николаевна неожиданно почувствовала себя нехорошо. Старушка едва оправилась от болезни, а тут такое жуткое событие, можно сказать, прямо на глазах. Алла побежала в ванную – поискать в аптечке таблетки для крёстной, мы с Раисой Львовной принялись обмахивать Инну несвежими салфетками со стола. Аристархов, закончивший разговор с полицией, взял крёстную за руку, нащупывая пульс.

– Не беспокойтесь вы так, от волнения у меня всегда начинается сердцебиение, – успокаивала нас Инна.

Вернулась Алла с таблетками и увела крёстную в гостиную. Аристархов пошёл к воротам встречать полицию, Никита увязался за ним. Ожидая приезда представителей власти, народ слонялся по дому, старательно обходя дверь в кабинет на цыпочках, и с жаром обсуждал случившееся.

– Неужели ничем нельзя было помочь? Может, нужно было «скорую» вызвать? – обратилась я к Раисе Львовне. – Промыли бы желудок…

Я и сама не верила в то, о чём говорила. Перед глазами снова возникла сидящая в кресле Анна, и я неожиданно почувствовала лёгкую дурноту. Как бы промывать желудок не пришлось мне самой.

– Так они ж оба врачи. Наверное, пытались помочь, но разве можно что-то сделать, если человек уже умер, – возразила Аристархова.

– «Скорую» тоже вызвали, – сказал Эдик, жадно прислушивавшийся к чужим разговорам. – Вы, чё, не слыхали, дядь Жора сказал?

Дядя Жора – это Георгий Сергеевич Аристархов.

Раиса Львовна, охотно рассказывала всем желающим, как за Анной пошёл её муж. Он и обнаружил, что женщина мертва. Хирург вернулся и, ни слова не говоря остальным, тихонько позвал Грекова. Вместе они пришли к заключению, что умерла вдова уже достаточно давно. Потом Аристархов ушёл звонить, но ближе, чем в столовой, аппарата не нашёл и взбудоражил присутствующих. Все, в том числе и дети, бросились в кабинет. Кое-кто не поверил, другие пошли из любопытства, а некоторые, как Раиса Львовна, из сочувствия. Анна не особенно её жаловала, а ведь Аристархова к ней со всей душой…

Болтовню Раисы прервал Никита, влетевший в столовую и радостно оповестивший присутствующих:

– Менты приехали! Щас всех допрашивать будут! – и уже тише и как будто самому себе: – Интересно, их заинтересуют показания несовершеннолетнего свидетеля?

– Кому нужны твои показания? – фыркнул Эдик. – Чего ты можешь знать?

– Зато я кое-что знаю, и не намерена скрывать это от следствия, – с ядовитой ухмылкой заявила Рита и покосилась на Лору.

Та промолчала, но я увидела, как её лицо слегка побледнело, а кулаки сжались. Рита победно улыбнулась и выплыла из комнаты. Её слова заинтриговали всех, а меня в особенности.

– А «скорой» всё нет, – заметила Раиса Львовна.– Вот так всегда, вечно они приезжают позже смерти!

– Какая разница, если она всё равно уже давно умерла, – сказала Татьяна устало.

Я подошла к Лоре и тихонько пожаловалась:

– Страшно покурить охота, а тут дети и старушки. Куда бы пойти? На улице-то холодно.

В комнате ещё не развеялся дым от сигарет Риты и Эдика, но Лора сочла мои слова обычной вежливостью гостя.

– Да кури себе на здоровье, где тут дети и старушки? – улыбнулась она. – А-а, Раиса Львовна… Хорошо, что она не слышит, вот обрадовалась бы! Она-то старушкой себя не считает. А дети где? Конечно же, ваш мальчик, Никита. Ну да.

– И твой брат Эдик. Ему, кажется, всего шестнадцать?

Эдик с наушниками на ушах развалился на стуле, задрав обе ноги на стол, с которого горничная Катя уже убрала посуду.

– Нашла ребёнка! За этого придурка ты не переживай, такая мелочь, как сигаретный дым, ему уже не повредит. Курить начал с тех самых пор, как у него отняли мамкину сиську. В знак протеста. И не только табак, а ещё кое-что поинтересней. А уж сколько многоградусного может вылакать это дитя, я вообще умолчу. Алла, дурёха, все с ним сюсюкается, хотя его пороть надо было вовремя. Да теперь уж и это поздно: что выросло, то выросло! Ладно, пойдём в библиотеку, там спокойно подымим. И поболтаем. Всё это нужно как следует обсудить. Очень тут много непонятного.

Перебрасываясь ничего не значащими замечаниями, мы поднялись на третий этаж и сунулись в комнату, которую Лора назвала библиотекой. Но там Рита уже что-то с жаром рассказывала следователю. Один сыщик внимательно слушал её, второй что-то строчил за столом. Оперативники с интересом взглянули на нас, Рита замолчала. Лора ретировалась и быстро захлопнула дверь.

– Пошли в оранжерею, – бодро скомандовала она.