Читать книгу Баллада Редингской тюрьмы - Оскар Уайльд, F. H. Cornish, Lord Alfred Douglas - Страница 4

Ave Imperatrix[4]

Ты брошена в седое море

И предоставлена судьбе,

О Англия! Каких историй

Не повторяют о тебе?

Земля, хрустальный шарик малый,

В руке твоей, – а по нему

Видения чредою шалой

Проносятся из тьмы во тьму:

Войска в мундирах цвета крови,

Султанов пенная волна, —

Владыки Ночи наготове

Вздымают в небо пламена.

Желты, знакомы с русской пулей,

Мчат леопарды на ловца:

Разинув пасти, промелькнули

И ускользнули от свинца.

Английский Лев Морей покинул

Чертог сапфирной глубины

И разъяренно в битву ринул,

Где гибнут Англии сыны.

Вот, в медь со всею мощью дунув,

Трубит горнист издалека:

На тростниковый край пуштунов

Идут из Индии войска.

Однако в мире нет спокойней

Вождей афганских, чьи сердца

И чьи мечи готовы к бойне

Едва завидевши гонца, —

Он из последних сил недаром

Бежит, пожертвовав собой:

Он услыхал под Кандагаром

Английский барабанный бой.

Пусть Южный ветр – в смиренье робком,

Восточный – пусть падет ничком,

Где Англия по горным тропкам

Идет в крови и босиком.

Столп Гималаев, кряжей горных,

Верховный сторож скальных масс,

Давно ль крылатых псов викторных

Увидел ты в последний раз?

Там Самарканд в саду миндальном,

Бухарцы в сонном забытьи;

Купцы в чалмах, по тропам дальным

Влачатся вдоль Аму-Дарьи;

И весь Восток до Исфагана

Озолочен, роскошен, щедр, —

Лишь вьется пыль от каравана,

Что киноварь везет и кедр;

Кабул, чья гордая громада

Лежит под горной крутизной,

Где в водоемах спит прохлада,

Превозмогающая зной;

Где выбранную меж товарок

Рабыню, – о, на зависть всем! –

Сам царь черкешенку в подарок

Шлет хану старому в гарем.

Как наши беркуты свободно

Сражаясь, брали высоту!..

Лишь станет горлица бесплодно

Лелеять в Англии мечту.

Напрасно всё ее веселье

И ожиданье вдалеке:

Тот юноша лежит в ущелье

И в мертвой держит флаг руке.

Так много лун и лихолетий

Настанет – и придет к концу;

В домах напрасно будут дети

Проситься их пустить к отцу.

Жена, приявши участь вдовью,

Обречена до склона лет

С последней целовать любовью

Кинжал иль ветхий эполет.

Не Англии земля сырая

Приемлет тех, кто пал вдали:

На кладбищах чужого края

Нет ни цветка родной земли.

Вы спите под стенами Дели,

Вас погубил Афганистан,

Вы там, где Ганг скользит без цели

Семью струями в океан.

У берегов России царской

В восточном вы легли краю.

Вы цену битвы Трафальгарской

Платили, жизнь отдав свою.

О, непричастные покою!

О, не приятые гроба

Ни перстью, ни волной морскою!

К чему мольба! К чему мольба!

Вы, раны чьи лекарств не знали,

Чей путь ни для кого не нов!

О, Кромвеля страна! Должна ли

Ты выкупить своих сынов?

Не золотой венец – терновый,

Судьбу сынов своих уважь…

Их дар – подарок смерти новой:

Ты по делам им не воздашь.

Пусть чуждый ветр, чужие реки

Об Англии напомнят вдруг –

Уста не тронут уст вовеки

И руки не коснутся рук.

Ужель мы выгадали много,

В златую мир забравши сеть?

Когда в сердцах бурлит тревога –

Не стихнуть ей, не постареть.

Что выгоды в гордыне поздней –

Прослыть владыками воды?

Мы всюду – сеятели розни,

Мы – стражи собственной беды.

Где наша сила, где защита?

Где гордость рыцарской судьбой?

Былое в саван трав укрыто,

О нем рыдает лишь прибой.

Нет больше ни любви, ни страха,

Всё просто кануло во тьму.

Всё стало прах, придя из праха, —

Но это ли конец всему?

Но да не будешь ты позорно

В веках пригвождена к столпу:

Заклав сынов, в венке из тёрна

Еще отыщешь ты тропу.

Да будет жизненная сила

С тобой, да устрашит врагов,

Когда республики Светило

Взойдет с кровавых берегов!

Мильтону[5]

Я верю, Мильтон, что устал твой дух

Бродить меж белых скал и башен тщетно:

Как видно, шар земной огненноцветный,

Покрывшись пеплом, навсегда потух.

К игре иной эпоха клонит слух,

И нам, чья жизнь промчалась незаметно,

Привыкшим к неге, роскоши несметной,

Осталось глину рыть среди разрух.

Но льва морей, но Англию родную,

Сей островок, милейший из земель,

Что днесь во власти глупых пустомель,

Как, Боже, не любить! Она тройную

Империю зажала в длань стальную,

Когда к Республике воззвал Кромвель!

Луи Наполеон[6]

Орел Аустерлица! С небосвода

Ты видел ли чужие берега,

Где пал от пули темного врага

Наследник императорского рода!

Несчастный мальчик! Ты чужою жертвой

Стал на чужбине, – о твоей судьбе

Не будет слезы лить легионер твой!

Французская республика тебе

Воздаст почет венком солдатской славы,

Не королю отсалютует, – нет!

Твоя душа – достойна дать ответ

Величественному столпу державы;

Тропе свободы Франция верна,

Но с пылом подтвердит, лишь ей присущим,

Что Равенства великая волна

Сулит и королям покой в грядущем.

Сонет по поводу резни, учиненной турками в Болгарии христианам[7]

Воскрес ли Ты, Христос? Иль жертвой тленья

В гробу лежишь, во глубине земли?

А верить в Воскресение могли

Лишь те, чей грех возжаждал искупленья?

Истреблены врагом без сожаленья

Священники близ мертвых алтарей.

Ты видишь ли страданья матерей,

Детей, убитых, втоптанных в каменья?

Сын Божий, снизойди! Над миром тьма,

Кресту кровавый серп грозит с небес:

И верх возьмет он, и переупрямит.

Земле не вынести сего ярма!

Сын Человеческий, коль ты воскрес,

Гряди – чтоб не возвысился Мохаммед!

Quantum Mutata[8][9]

В Европе время замерло на месте,

Но, гордо возмутив ее покой,

Британский лев, заслыша гнев людской,

Тирана низложил. Взыскуя мести,

Республика была твердыней чести!

Пьемонтцы могут подтвердить – какой

Охвачен папа римский был тоской.

«Что Кромвель?» И, внимая каждой вести,

Дрожал понтифик в расписной капелле.

Но этот миг так скоро пролетел:

Высокий жребий – в роскоши погряз,

Торговля превратилась в наш удел.

Не станься так – мир почитал бы нас

Наследниками Мильтона доселе.

Libertatis Sacra Fames[10][11]

Прекрасны идеалы демократий,

Когда подобен каждый Королю, —

Но я определенно не люблю

Разгула нынешних крикливых братий;

Монарх достоин менее проклятий,

Чем гнусных демагогов болтовня, —

Анархией Свободу подменя,

Они уже готовят нас к расплате;

Мне мерзостно, когда над баррикадой

Возносится позорный красный флаг,

И хамство правит: под его громадой

Дух гибнет, Честь мертва, молчат Камены, —

И слышен лишь Убийства да Измены

Кровавый и неторопливый шаг.

Theoretikos[12][13]

На глиняных ногах стоит держава.

От древней славы этот островок

Теперь недосягаемо далек,

Венец его похитил враг лукавый.

С холмов не слышен голос величавый,

К Свободе звавший; так беги же прочь,

Душа, которой пребывать невмочь

На гнусном торжище, где сброд плюгавый

Находит сбыт и чести, и уму,

Где сволочь рвется попирать ногами

Наследство, что завещано веками.

Нарушен мой покой, и потому

Особый путь я в Творчестве приму –

Не быть ни с Богом, ни с его врагами.