Читать книгу Баллада Редингской тюрьмы - Оскар Уайльд, F. H. Cornish, Lord Alfred Douglas - Страница 5

Стихотворения
Rosa Mystica[14]

Оглавление

Requiescat[15][16]

Ступай легко: ведь обитает

Она под снегом там.

Шепчи нежней: она внимает

Лесным цветам.


Заржавела коса златая,

Потускла, ах!

Она – прекрасная, младая –

Теперь лишь прах.


Белее лилии блистала,

Росла, любя,

И женщиной едва сознала

Сама себя.


Доска тяжелая и камень

Легли на грудь.

Мне мучит сердце жгучий пламень, —

Ей – отдохнуть.


Мир, мир! Не долетит до слуха

Живой сонет.

Зарытому с ней в землю глухо

Мне жизни нет.

Авиньон


Сонет, написанный на подступах к Италии[17]

И вот я в Альпах. Именем твоим,

Италия, тобой душа объята.

Земля, которой бредил я когда-то,

Куда так влекся, грезою томим.


Обласканный случайно пилигрим,

Историю листаю непредвзято.

День догорал. От свежих ран заката

Лазурь дымилась золотом литым.


Волной волос ласкалась хвоя пиний.

Бутонов разрывалась кожура,

И сад кипел от молодого цвета.


Но сердце сжалось, памятью задето:

Там, в Риме, – прах распятого Петра.

Италия, твой горек блеск отныне.

Турин


Сан-Миниато[18]

Я одолел высокий склон.

Здесь, в серафических просторах,

У Божьих врат, на горних створах

Сонм ангелов изображен.


И Приснодевы светел лик.

В изножье – полумесяц лунный,

Души заполнены лакуны,

И смерть желанна в этот миг.


В Тебе – Сыновних терний боль,

Жена в лазурном покрывале!

Устало сердце, и едва ли

Земную воспоет юдоль.


В Тебе – Сыновний брезжит свет,

Внемли же грешному, покуда

Душа не встала из-под спуда

Впустую проведенных лет.


Ave Maria Gratia Plena[19][20]

Явил Себя Он. Я же, как дикарь,

Зевеса блеск и славу заклиная,

Всё ждал, что в золотом дожде Даная

Очам моим предстанет, словно встарь.


Казалось, до сих пор вдыхаю гарь

И вижу вновь Семелу в страстной дрожи,

И молний след, испепеливших ложе –

Желанья дерзновенного алтарь.


Так грезил я средь древних базилик,

Но таинством Любви повергнут в прах,

Был возрожден причастностью святыне:


Девический, еще бесстрастный лик,

Холодный крин у ангела в руках

И белокрылый голубь на притине.

Флоренция


Италия[21]

Повержена, но преображена, —

Землей твоей шагают батальоны

До Сиракуз от северной Вероны, —

Опальная, но гордая жена.


Былым богатством ты озарена,

В три цвета – красный, белый и зеленый

Одет в лагуне ветер окрыленный.

Тебе иная участь суждена.


Бесславен блеск, краса твоя заклята,

Миропомазанника трон остыл,

И вдовая столица в поруганье.


Ужели, Небо, тщетно упованье?

Во пламенах грядущий Рафаил

Испепелит возмездьем супостата.

Венеция


Сонет, написанный на страстной неделе в Генуе[22]

Я шел скалистым берегом вдоль моря.

Под солнцем апельсинов кожура

Была светилу младшая сестра.

Пичуга проносилась, ветру вторя,


Сметая лепестки, тропу узоря.

Нарциссы, словно слитки серебра,

Мерцали из цветущего ковра.

Смеялись волны. Жизнь не знала горя.


Вдали послушник напевал свое:

«Христос, Марии сын, во гробе мертвый.

Приидет к телу всякий, кто скорбит…»


О Светодавче! Эллинский зенит

Твоей в душе повыжег знаки жертвы:

Венец. Распятье. Воины. Копье.


Рим непосещенный[23]

I

Прозябнув, налилось зерно, —

Свершился дней круговорот.

Вдали от северных широт

Дышу Италией давно.


Пора в далекий Альбион,

Пора в туманные края.

Но солнце, небосвод кроя,

Семи холмам несет поклон.


О Дева Светлая! Велик

И властен легких дланей взмах.

Горит в широких куполах

Твой трижды освященный лик.


Рим, я твой вечный паладин, —

Позволь к стопам твоим прильнуть

Но как же крут и долог путь –

Тот, что ведет на Палатин.


II

О, если бы я только мог

Предстать паломником смиренным

Пред фьезоланцем несравненным

На юге, там, где Тибр широк.


Иль пробираться вдоль ложбин

Над золотым изгибом Арно,

Зарю встречая благодарно

Под ясным небом Апеннин.


Через Кампанью – до ворот

По Via Appia упругой,

Где семь холмов, тесня друг друга,

Несут величественный свод.


III

Скитальца душу излечи,

Твой храм дарует упованье.

Здесь камень, легший в основанье,

Хранит небесные ключи.


Коленопреклонен народ

Пред освященными Дарами,

И гостия над головами

В резной монстранции плывет.


Дай лицезреть, пока живу,

Богопомазанника славу

И серебристых труб октаву

Позволь услышать наяву!


Мистическое торжество

Горит под куполом собора,

Явив для трепетного взора

И плоть Его, и кровь Его.


IV

Извилиста река времен.

Как знать – чреда бегущих лет

Иной в душе затеплит свет,

Окрепнет голос, обновлен.


Покуда стебли зелены

И не пришел для жатвы срок,

Покуда осени венок

Не лег в изножье тишины, —


Быть может, светоч мой горит,

Быть может, суждена мне честь

Не всуе имя произнесть

Того, Чей лик пока сокрыт.

Арона


Urbs Sacra Æterna[24][25]

О Рим! Круты истории витки!

Республиканский меч воздев над миром,

Ты грозным высился ориентиром,

Полсвета взяв в имперские тиски.


Но от жестокой варварской руки

Зенит перевернулся, стал надиром.

А ныне вьется флаг в просторе сиром

Трехцветный – Провиденью вопреки.


Алкая власти, некогда орел

К двойному свету рвался в синеву,

И мир дрожал перед твоей десницей.


В Едином ты величие обрел, —

Паломники идут склонить главу

Пред Пастырем, томящимся в темнице.

Монте Марио


Сонет на слушание Dies Iræ[26] в Сикстинской капелле[27]

Но, Господи, зардевшийся бутон,

Голубка и печальная олива, —

Любовь Твоя в них столь красноречива,

Что я не карой – кротостью сражен.


Тобою виноград отяжелен,

Ты – в звуках птичьего речитатива,

Гнездо свивает птица хлопотливо, —

Лишь Ты один пристанища лишен.


Приди, когда осенний краток день

И листья желтизной обведены,

Поля пусты, и одиноки – дали.


Когда снопы отбрасывают тень

В серебряном сиянии луны, —

Прииди, Жнец. Мы слишком долго ждали.


Пасха[28]

Под пенье труб серебряных народ

Благоговейно преклонил колена.

Поверх голов я видел, как степенно

Епископ Рима движется вперед:


Торжественно свершает крестный ход

В расшитой ризе, в альбе белопенной,

Священник и король одновременно

С тремя венцами в блеске позолот.


Но, словно сдернув прошлого покров,

Я очутился с Тем, кто шел вдоль моря,

Сбив ноги, утомлен, простоволос.


«У лис есть норы, и у птицы – кров,

Лишь мне бродить, с бездомностью не споря,

И пить вино, соленое от слез».


E Tenebris[29][30]

Стезям Твоим, Спаситель, научи!

Душа моя не ведает исхода.

Тяжка Генисарета несвобода,

И тает жизнь, как бледный воск свечи.


Иссякли в сердце светлые ключи,

Зане его испорчена природа.

Мне быть в аду, иль я уже у входа? –

Господень суд свершается в ночи.


«Он спит, иль занят чем-то, как Ваал,

Не отвечавший на слова пророков,

К нему взывавших на горе Кармил?»


Подарит тьма, в сиянье покрывал,

Ступни из меди, исполненье сроков

И безотрадный взор, лишенный сил.


Vita Nuova[31][32]

Передо мной был океан бесплодный;

Волна хлестала брызгами в меня,

Горело пламя гибнущего дня,

И жуткий вихрь ревел над ширью водной.


Заслышав в небе чаек стон голодный,

Вскричал я: «Жизнь – мучение и мрак!

Не зреет в сей пустыне плод и злак,

Как ни трудись в работе безысходной!»


Пусть нет числа на неводе прорехам,

Его метнул я в скорбном ожиданьи

Того, что вскоре окажусь на дне.


И я нежданным награжден успехом –

Из черных вод минувшего страданья

Восстало тело в дивной белизне!


Madonna Mia[33][34]

Ты боли мира этого чужда, —

Лилейный лоб не тронула тревога,

Твой взор остановился у порога, —

Так в легкой дымке светится вода.


Ланиты от любовного стыда

Не вспыхивали, рот прикушен строго.

И белоснежна шейка-недотрога,

Но мрамор оживает иногда.


Пусть с губ моих высокие слова

Слетают, – но, дыша благоговеньем,

Я поцелую разве узкий след.


Так Данте с Беатриче, знаком Льва

Отмечен, просветленным видел зреньем

Седьмых небес слепящий горний свет.


Новая Елена[35]

Где ты была, когда пылала Троя,

Которой боги не́ дали защиты?

Ужели снова твой приют – земля?

Ты позабыла ль юного героя,

Матросов, тирский пурпур корабля,

Насмешливые взоры Афродиты?

Тебя ли не узнать – звездою новой

Сверкаешь в серебристой тишине;

Не ты ль склонила Древний Мир к войне,

К ее пучине мрачной и багровой?


Ты ль управляла огненной луной?

В Сидоне дивном был твой лучший храм –

Там солнечно, там синева безбрежна;

Под сеткой полога златою, там

Младая дева полотно прилежно

Ткала тебе, превозмогая зной,

Пока к щекам не подступала страсть,

Веля устам соленым что есть силы

К устам скитальца кипрского припасть,

Пришедшего от Кальпы и Абилы.


Елена ты – я тайну эту выдам!

Погублен юный Сарпедон тобою,

Мемнона войско – в честь тебя мертво;

И златошлемный рвался Гектор к бою

Жестокому с безжалостным Пелидом

В последний год плененья твоего!

Зрю: снова строй героев Илиона

Просторы асфоделей затоптал,

Доспехов призрачных блестит металл;

Ты – снова символ, как во время о́но.


Скажи, где берегла тебя судьба?

Ужель в краю Калипсо, вечно спящем,

Где звон косы не возвестит рассвета,

Но травы рослые подобны чащам,

Где зрит пастух несжатые хлеба

До дней последних увяданья лета?

В летейский ли погружена ручей,

Иль не желаешь ты забыть вовеки

Треск преломленья копий, звон мечей

И клич, с которым шли на приступ греки?


Нет, ты спала, сокрытая под своды

Холма, объемлющего храм пустой,

Совместно с ней, Венерой Эрициной –

Владычицей развенчанною той,

Пред чьей гробницею молчат едино

Коленопреклоненные народы,

Обретшей не мгновенье наслажденья

Любовного, но только боль, но меч,

Затем, чтоб сердце надвое рассечь

Изведавшей тоску деторожденья.


В твоей ладони – пища лотофага,

Но до приятья дара забытья

Позволь земным воспользоваться даром;

Во мне еще не родилась отвага

Вручить мой гимн серебряным фанфарам,

Столь тайна ослепительна твоя;

Столь колесо Любви страшит, Елена,

Что петь надежды нет; и потому

Позволь прийти ко храму твоему,

И благодарно преклонить колена.


Увы, не для тебя судьба земная;

Покинув персти горестное лоно,

Гонима ветром и полярной мглой,

Лети над миром, вечно вспоминая

Усладу Левки, всей любви былой,

И свежесть алых уст Эвфориона;

Не зреть мне больше твоего лица,

Мне жить в саду, где душно и тлетворно,

Пока не будет пройден до конца

Мой путь страдания в венке из терна.


Елена! О Елена! Лишь чуть-чуть

Помедли, задержись со мною рядом,

Рассвет так близок, но тебя зову!

Своей улыбке разреши блеснуть,

Клянусь чем хочешь, Раем или Адом, —

Служу тебе, живому божеству:

Нет для светил небесных высшей доли,

Тебя иным богам не обороть,

Бесплотный дух любви, обретший плоть,

Блистающий на радостном престоле!


Так не рождались жены никогда!

Морская глубь дала тебе рожденье

И первых вод серебряную пену!

Явилась ты – и вспыхнула звезда

С Востока, тьме ночной придя на смену,

И пастуху внушила пробужденье.

Ты не умрешь: в Египте ни одна

Змея метнуться не дерзнет во мраке,

И не осмелятся ночные маки

Служить предвестьем гибельного сна.


Любви неосквернимая лилея!

Слоновой кости башня! Роза страсти!

Ты низошла рассеять нашу тьму;

Мы, что в сетях Судьбы, живем, дряхлея,

Мы, у всемирной похоти во власти,

Бесцельно бродим мы в пустом дому,

Однако жаждем так же, как и встарь,

Избыв пустого времени отраву,

Увидеть снова твой живой алтарь

И твоего очарованья славу.

15

Мистическая роза (лат.).

16

Да покоится (с миром) (лат.).

17

© Перевод О. Кольцовой.

18

© Перевод О. Кольцовой.

19

© Перевод О. Кольцовой.

20

Радуйся, Мария, благодатная (лат.).

21

© Перевод О. Кольцовой.

22

© Перевод О. Кольцовой.

23

© Перевод О. Кольцовой.

24

© Перевод О. Кольцовой.

25

Вечный священный город (лат.).

26

© Перевод О. Кольцовой.

27

День гнева (лат.).

28

Перевод О. Кольцовой.

29

© Перевод О. Кольцовой.

30

Из тьмы (лат.).

31

© Перевод А. Серебренникова.

32

Новая жизнь (ит.).

33

© Перевод О. Кольцовой.

34

Богородица (букв. «Моя госпожа», ит.).

35

© Перевод Е. Витковского.

Баллада Редингской тюрьмы

Подняться наверх