Читать книгу Баллада Редингской тюрьмы - Оскар Уайльд, F. H. Cornish, Lord Alfred Douglas - Страница 7

Impression du Matin[37][38]

Ноктюрн небесно-золотой

Гармонией седой сменён;

На Темзе – охряных копён

Полны плоты; холодной мглой

Мосты и стены покрывал

Тумана желтого нагар;

Святого Павла серый шар

Над тенью града воспарял.

Вдруг зашумел водоворот

Кипучей жизни, на возах

Крестьяне едут; мелкий птах

Над морем мокрых крыш поет.

Девицы бледной грустен взгляд,

Лишь день целует кудри ей;

И газовый рожок – слабей,

Чем пламень губ и сердца хлад.

Athanasia[39][40]

Во Храм искусств, куда со всей земли

Привозят вещи, что не взяты тленом,

Прекрасной девы мумию внесли,

Усопшей в мире древнем и забвенном.

Из пирамиды сумрачной она

Арабами была извлечена.

Когда же размотали лоскутки,

Что дочь Египта покрывали туго,

Вдруг семя в полости ее руки

Нашли – и в Англии подарок с юга

Звездистыми снежинками зацвел,

Благоуханьем полня вешний дол.

Такая чара в том цветке была,

Что позабыли все об асфодилах,

И, лилии любовница, пчела

Умчалась прочь от чашечек немилых;

Цветок нездешний, чудо из чудес,

Как будто из Аркадии, с небес.

И хоть нарцисс, влюблен в свою красу,

Чах над ручьем, клонясь к нему в бессилье,

Не привлекал ни шмеля, ни осу

Купать в его пыльце златистой крылья.

Ах, был жасмин жемчужный позабыт,

Лобзать его никто не прилетит!

К цветку пылая страстью, соловей

Не помнил о фракийце злочестивом;

И голубь не порхал среди ветвей,

Покрывшихся листвой в лесу счастливом,

А вился вкруг него, грудь – аметист

И быстрых крыл оттенок серебрист.

В лазурной башне – солнца жаркий круг,

От стран снегов порой бореем веет,

Цветок омыл росою теплый юг;

Восходит Веспер, и уже алеет

Небес аквамариновый простор,

Плывет закат, раскинув свой узор.

Когда уже средь лилий не слышна

Уставших птиц любовная канцона,

И, словно щит серебряный, луна

Блестит в сапфирном поле небосклона,

Какие думы, мрачны и горьки,

Волнуют трепетные лепестки?

Ах, нет! Тысячелетие цветку

Погожий вешний день напоминает,

Он не познал ни ужас, ни тоску,

Что златокудрых сединой пятнает;

Не ждет, как люди, он последний сон

И не жалеет, что на свет рожден.

Мы в танцах, играх к смерти путь вершим,

Пройдя врата, что из кости слоновой,

Поскольку часто рекам нестерпим

Унылый бег по пустоши суровой;

Бросается влюбленный в водоверть,

На славную рассчитывая смерть!

В борьбе бесплодной тратим силы мы,

И супротив нас легионы мира,

Мы копим жизнь, в себе не чуя тьмы,

Живясь от солнца, от глотка эфира;

Проходят дни, и – вечности дитя –

Нас губит Время, прахом обратя.

Серенада[41]

Для музыки

Не нарушает ветер лени,

Темна Эгейская струя,

И ждет у мраморной ступени

Галера тирская моя.

Сойди! Пурпурный парус еле

Надут, спит стражник на стене.

Покинь лилейные постели,

О госпожа, сойди ко мне!

Она не спустится, – я знаю.

Что ей обет любви простой?

Я не напрасно называю

Ее жестокой красотой.

Ах! Верность – женщинам забава,

Не знать им муки никогда,

Влюбленному, как мальчик, слава

Любить вотще, любить всегда.

Скажи мне, кормщик, без обмана:

То кос ее златистый свет

Иль нежная роса тумана,

Что пала здесь на страстоцвет?

Скажи, матрос, ты малый дельный:

То госпожи моей рука

Иль нос мелькнул мне корабельный

И блеск серебряный песка?

Нет, нет! То не роса ночная,

Не блеск серебряный песка,

То госпожа моя младая,

Ее коса, ее рука!

Правь, благородный кормщик, к Трое,

Матрос, ты к гребле будь готов:

Царицу счастья мы, герои,

Везем от греческих брегов.

Уж небеса поголубели,

Час утра тихий настает.

Дружина, на борт! Что нам мели!

О госпожа, вперед, вперед!

Правь, благородный кормщик, к Трое,

Матрос, не бойся ты труда,

Как мальчик любит, любит втрое

Тот, кто полюбит навсегда.

Эндимион[42]

Для музыки

Сад яблонь весь раззолочен,

В Аркадьи птичья песня льется,

Спешат овечки в свой загон,

А козы дикие – на склон;

Вчера любовь открыл мне он,

Сказал-де, что ко мне вернется.

Взойди, Владычица луны!

Будь стражницей его любовной,

Юнца узнаешь, безусловно, —

Его сандальи багряны́.

Его узнаешь ты, но где ж он?

Всегда пастуший посох с ним,

Он, словно голубь, тих и нежен

И кудри так черны, как дым.

Где милый друг? Уж еле кличет

Усталой горлинкой она;

У стойла волк голодный рыщет

И лилий сенешаль не свищет,

Себе ночлег в лилеях ищет;

На хо́лмах мрака пелена.

Взойди, Владычица луны!

Взойди на Геликона пик.

Коль милого увидишь лик,

Сандальи, кои багряны́,

И кудри темные, и посох,

И козью шкуру, что на нем,

Скажи, что жду в вечерних росах

Под тусклым гаснущим лучом.

С росой упала ночи тьма,

В Аркадьи птичья трель не льется,

Сатиры в лес бегут с холма,

Нарциссы клонит вниз дрема́,

Они закрылись, как дома́;

Ко мне любимый не вернется.

Ты лжив, ущербный лик луны!

Где ж милый ныне, где же он,

Где посох, алых губ бутон,

Сандальи, кои багряны́?

Шатер почто рассеребрен?

Откуда мгла плывет? Грущу я:

Теперь уж твой Эндимион,

Чьи губы – сласть для поцелуя!