Читать книгу По ту сторону моря - Паула Хен - Страница 3

В Питере вновь облачно. Северная столица словно скованна родственными узами с Лондоном, в который с необычайным отчаянием мечтает вырваться каждый, но только не тот, кто имеет возможность дышать её влажным воздухом, кутаясь в шарфы получше. Для них красные телефонные будки, знакомые по всему миру, изображенные на страницах учебников, которые преследуют на уроках английского, теряют свою яркость, походя больше на консервные банки, а Тауэрский мост напоминает средневековую развалюху, нависающую своей мрачностью над холодной гладью Темзы. Люди не отличаются своим постоянством и логикой: живущий в Мурманске мечтает купить билеты в Москву в один конец, а французы, бесконечно спорящие в своих национальных различиях с итальянцами, были бы рады перебраться в венецианский рай на месяц-другой.

Передо мной сидит Романтик. У него клетчатые рубашки, широкие свитера и очки в странной оправе – она абсолютно не подходит к его типу лица, искажая общий вид, но его, несомненно, всё устраивает куда больше тех, кто встречает его на своем пути, считая нужным ткнуть именно в эту деталь его продуманного до мелочей образа. Романтиком его прозвали, потому что он жить не может без милых безделушек, ассорти комплиментов, вырывающихся у него изо рта чаще, чем пожелание доброго утра пожилой соседке, на которую он любит, якобы между прочим, пожаловаться всем без исключения, и своими взглядами на жизнь. Ничего не смыслящий в любви, но не упускающий возможность посмотреть на звёзды, название каждой из которых он знает наизусть. У него нос со смешной горбинкой, которую он практически презирает, и слишком звонкий голос.

Кто-то твердит, что у него ко мне чувства, я же этот факт стараюсь игнорировать, не акцентируя на нём внимание. Мы знаем друг друга год и три месяца. Он верит в приметы и вызывает во мне смех – мой цинизм не ладит с его мировоззрением, у них бесконечные войны и они без двух минут враги. Иногда он покупает мне кофе и рассказывает о своих любовных неудачах, о которых я бы без труда смогла написать книгу в трех томах, не боясь осуждений и критики в свой адрес.

– Твоя мать нашла способ достать даже меня. Не знаю, что ей было нужно, но она отчаянно названивала мне вчера весь вечер. Пока мой мобильник добросовестно переадресовывал все её звонки на автоответчик, – Романтик поправляет очки, улыбается лучезарно и мне хочется сделать также, но почему-то одна мысль о той, которая должна вызывать во мне приступы тепла, дарит разочарование.

– Моя мать найдет способ достать кого угодно. Считай, что ты, подобно смелому рыцарю, взял мою жестокую участь на себя.

– Ты невыносима.

Он смеется.

Телефон вибрирует. Я смотрю на имя и внутри все холодеет.

– Всё в порядке? Ты выглядишь так, словно кому-то на голову внезапно упал кирпич.

– Порой мне кажется, что мои страдания успешно завершились бы, прилети этот кирпич именно на мою голову.

– Перестань бросать такими ужасными словами. – Романтик хмурится, теребит пачку красного Marlboro в нагрудном кармане своей рубашки, в которой практически тонет, и укоризненно смотрит на меня.

– Перестань быть таким суеверным. Кирпич не упадет на голову, если его кто-то случайно не подтолкнет.

Он замолкает (на самом деле, его зовут Азве, но для меня это практически непривычно), позволяя мне вновь остаться наедине со своими назойливыми мыслями, которые, подобно букашкам, неприятно лезли в глаза, жалили колени и вынуждали кожу неприятно зудеть до образования волдырей, -подобное случилось, когда в детстве, проводя лето на даче, я случайно устроилась в муравейнике. Тогда мои ноги были искусаны, а бабушка обтирала их травами, стараясь унять дискомфорт.

Помню, как однажды мать решила нанести визит без предупреждения. Казалось, я слышала звук её каблуков и тяжелых шагов уже на лестнице, ведущей на второй этаж. Тогда мне пришлось затаиться в ванной, стоя там и практически не дыша, пока назойливый стук в дверь не прекратиться.

Вернуть телефон к привычному режиму, чтобы еще около пяти минут слышать звуки уведомлений, подобно тому, как Турция однажды открыла границу с Сирией и предоставила сирийским беженцам свободный проход в Европу в течение следующих 72 часов, а четыре миллиона желающих сразу же ринулись занимать своё место под солнцем. Из них три миллиона сообщений от одного человека, которому я хотела отвечать меньше всего.

В моей семье люди не умели долго находиться на одном месте, желая руками обхватить весь мир и побывать на каждой улочке мира. Они верили в приметы, гадания и могли без труда спустить все купюры на якобы счастливую монетку, что мужчина в глумливой шляпе со странными усами и тростью сможет им предоставить. Счастливая монетка, чаще всего, оказывалась обычной, много радости не приносила, кроме осознания горечи утраты и собственной глупости, её небрежно бросали при покупке пачки самых крепких сигарет, чтобы забыть и вновь всё повторить месяцем позже.

С какофонией мыслей кофе постоянно остывал, пушистая пенка исчезала, и это была не самая дурная из всех моих привычек. Я часто рисовала на салфетках, не верила в судьбу и по утрам старалась вставать исключительно с правой ноги. Юношеские заморочки не ушли окончательно, оставляя четкий и максимально ощутимый след.

– Как тебя отпускать в Стамбул? Я всё ещё помню, как горячо ты проклинала этот город, эту страну, ненавидя всё, что с ним связано. Вдруг с тобой что-то произойдет?

– Ничего со мной не произойдёт. Перестань. Меня ведь уже отпустило. Частично. По крайней мере, я не буду пытаться жечь костры в центре города, Азве.

– Однажды тебе хотелось, да?

Я не смотрю на него, тупя взгляд в стол. Однажды мне хотелось, от обиды и злости, мои мысли доходили до еще большего абсурда.

– Буквально бредила этой идеей. Но прошло уже достаточно времени. Я не должна убегать. Жизнь любит смелых.

– Ты же знаешь, что всегда можешь звонить мне, если это будет нужно?

– Знаю, но впервые хочу положиться только на свои силы.

Графит приятно соприкоснулся с шершавой поверхностью бирюзовой салфетки, которые в этом месте всегда стояли в центре стола, охваченные пленом аккуратных подставок. Фоном играл джаз, ближе к вечеру скопление людей испарялось, как капли дождя на оконных стеклах автомобиля, не способные выжить под напористым действием прямых солнечных лучей, и было легче дышать, словно тебя внезапно переставали душить, впуская в вены адреналин и пробуждая желание, подобно Наполеону, завоевать весь мир.

Но до Наполеона было слишком далеко. Я пыталась изобразить твой образ, как ты однажды делал это, прежде чем нас разбросало расстояние, рассадило по разным местам, не давая право выбора, а нам ничего не оставалось, как покорно следовать этому. В твоей квартире всегда был запах цитрусовых и кофе, ноты карамели и абсента, что присутствовали в моём парфюме. Оттуда видны башни города и изобилие балкончиков. Окна большие и просторные, впускающие ночь и весну. Ты варишь кофе без рубашки, я смотрю на тебя и чувствую то, что едва решилась бы высказать словами.