Читать книгу Не время для человечности - Павел Бондарь - Страница 20

– “И комнату заполняет каркающий хохот”. Вы что, серьезно?

Под скептическим взглядом издателя я чувствую себя неуютно, но все же отвечаю.

– Это аллюзия на “Ворона” Эдгара По…

– Я знаю, на что это аллюзия, молодой человек. Скажите, неужели она вам тут необходима? И почему она выглядит так топорно, выспренно, эклектично с этими “заметками” и “телефонами”?

– Дело именно в топорности. Понимаете, я как бы оставляю фон фоном, пытаюсь обозначить стилистику и атмосферу, не вдаваясь в многостраничные описания, сосредотачиваюсь на самом действии. Кстати, там есть очень важный момент, до которого вы не дочитали: карканье ворона прерывает выстрел…

– Послушайте, чтобы отходить от избыточности текста и многостраничных описаний, следует сперва научиться создавать эти самые описания. В вашем романе я не нашел ни одной сцены продолжительностью более двух-трех страниц. И это при том, что сам роман растянулся на две с половиной тысячи страниц! В итоге создается ощущение, что ты прочел сборник сценариев для скетчей, уж извините меня за подобные сравнения.

– Что поделать, в каких реалиях я сформировался, в тех реалиях и написал книгу. От этого нельзя уйти, не будучи гением, но я ведь не претендую на такое звание.

– Ну хорошо, опустим краткость формы. Но что с содержанием? Все то чересчур образно, абстрактно и эмоционально, то слишком сжато и сухо. В итоге две трети рукописи напоминают выдержки из дневника девочки-подростка, а еще треть – конспект лекций по какой-то псевдонаучной эзотерике. Это вы тоже так и задумывали?

– В какой-то степени да. Я, конечно, не могу оценить, насколько сильно в крайности я ударился, но такие эмфатические качели должны были создавать контраст, на фоне которого выгодно сыграла бы большая часть сюжетных линий.

– Охотно вам верю, но ничего не могу поделать со своим вкусом – он наотрез отказывается принимать подобные эксперименты, ко всему прочему щедро сдобренные эпизодической хромотой стиля, резким смешиванием форматов, максимализмом и пафосом, сочащимися из доброй половины высказываний персонажей. А эта слоистость повествования… Разве вы не видите, что это дешево, дешево и избито? Перепрыгивание с одного потайного дна на другое быстро приедается, а став самоцелью романа, решительно перестает впечатлять, вызывая лишь отторжение.

– Я вас услышал. Можете ли вы что-нибудь посоветовать? В каком направлении мне стоит смотреть при переработке текста?

– Я не хочу сказать, что у вас нет таланта. Вы далеко не посредственность, но… Возможно, вам было бы полезно одно из двух: или поубавить амбиции и написать что-нибудь несколько более скромное, без замашки на грандиозность и славу Гомера с Джойсом, или просто повзрослеть. Поверьте, двадцать лет – слишком рано для того, чтобы браться за, с вашего позволения, magnum opus. Работа всей жизни может быть написана лишь по прошествии большей части этой самой жизни. Впрочем, сцена с издателем меня весьма позабавила. Будь на моем месте кто-нибудь более самодовольный, он бы из кожи вон лез, чтобы найти какие-нибудь аргументы для отказа, отличные от приведенных вами в самой сцене. Тем не менее, ваша осведомленность о недостатках рукописи не делает ее объективно лучше, лишь заставляет задуматься, зачем вы изначально пришли сюда.

– Разве это не очевидно? Потому что это есть в книге. Как еще придать чему-то выдуманному значение, если не повторив его в реальности первого порядка? Теперь, когда сцена в редакции крупного издательства подошла к концу, наступило время для миниатюры с монстрами в темноте. Всего доброго!