Читать книгу Шесть часов утра - Павел Гушинец - Страница 7

На окраине медицины
Ничего святого

Оглавление

Врачи тоже люди. Они спят, едят, болеют. Иногда даже злятся, страдают и выходят из себя. Совершают поступки, за которые им потом стыдно. Среди них бывают хамы, невежды, алкоголики и святые. Я знаю как минимум одного врача общей практики, которого можно назвать святым, но он, к сожалению, умер примерно четыреста лет назад.

Ивана Сергеевича, врача одного известного в стране онкологического центра, я знаю лет десять. Мой бывший сослуживец Володя, с которым мы вместе когда-то месили грязь белорусских полигонов, после первого контракта ушёл на гражданку, стал врачом-онкологом, а Иван Сергеевич был у Володи заведующим отделением.

Приехал я как-то к приятелю за очередным пакетом историй, сидели мы в ординаторской, пили кофе, я записывал. Иван Сергеевич подсел, добавил свою историю, предложил печеньки, которые его жена испекла. Так и познакомились.

Милейший человек. Исключительно вежливый, внимательный. Из той породы врачей, которую принято называть старой или советской закалки, хоть к тому времени, когда Иван Сергеевич окончил медицинский вуз, страны Советов не существовало. Каждый раз при встрече он неизменно желает:

– Вы, если что, обращайтесь. Но не дай Бог, конечно.

Учитывая специфику его работы, действительно не дай Бог.

А потом я на пару лет выпал из этого знакомства. Бывает так, закрутишься, дела навалятся. Новые должности, новые заботы. Нет времени на старых приятелей. А у них тоже работы по горло. На Новый год или день рождения прилетит скупая СМС-ка, или в ВК свалится картинка с букетом и бутылкой коньяка. Мол, помним, любим. Но некогда.

Встретимся потом. На пенсии.

А недавно звонит Володя, и голос у него взволнованный:

– Слушай, у тебя же были какие-то знакомые из органов!

– Не были, а есть, – осторожно отвечаю я.

А сам уже представляю, что Володя кого-то пристукнул, и мне сейчас искать лопату, ехать в лес и помогать ему труп прятать. А на улице, между прочим, дождь идёт.

– Надо помочь Ивана Сергеевича вытащить. Его в милицию забрали.

– Что-то серьёзное?

– Я точно не знаю, не силён в этих казённых формулировках. Но, кажется, нанесение лёгких телесных повреждений и хулиганство.

Я вспомнил седого полного Ивана Сергеевича, неизменно вежливого и тихого, исключительно воспитанного человека. И удивился ещё сильнее.

– А чего он нахулиганил? Кому нанёс телесные повреждения?

– Тут целый триллер, – вздохнул Володя:

«Года полтора назад попала к нам в отделение девочка. Ну, ты знаешь нашу специфику. Так вот – полный набор. Химиотерапия, облучение, пересадка. Уже всё попробовали. Тянули ребёнка как могли. Детские кое-как отмучили лет пять. Передали нам по возрасту, чтоб мы мучили дальше. И досталась она как раз Ивану Сергеевичу. Поразительно мужественный человечек. Сама зелёная вся, руки капельницами исколоты, а нам улыбается, благодарит каждый день за нашу работу. Ты же знаешь, нам нельзя с пациентами налаживать эмоциональные связи. Они у нас нередко умирают, так что стараемся держаться подальше. А эта девочка прямо всех покорила. Мы в доску разбились, чтоб её спасти. И вроде бы стало получаться. Вышли на стабильное состояние, потом пошла на поправку. Затем внезапное ухудшение. И после новых обследований у нас опустились руки. Спасти её могла только операция в одной заграничной клинике. А стоит эта операция как две квартиры в столице.

Родители девочки тоже молодцы. Тут же бросились на все специализированные сайты, телевидение, радио. Подключили всех, кого можно, набрали кредитов в банках, продали всё. Наскребли на операцию. Ты, наверное, в интернете видел проекты по сбору денег. Так вот, и тут такое было.

Собрали. И недели две назад наша пациентка улетела в Германию.

А два дня назад у нас умерла другая пациентка, за жизнь которой мы долго боролись. Ехали вечером домой в отвратительном настроении. Иван Сергеевич высадил меня у метро, а сам заехал на парковку торгового центра. Говорил, что нужно продуктов на ужин прикупить. Дальше мне свидетели рассказывали.

Только Иван Сергеевич из машины вышел, как к нему тут же подскочила плохо одетая дама с распечатками в руках. И, показывая эти бумажки, принялась клянчить деньги на лечение ребёнка. Глянул Иван Сергеевич на листки, а там портрет той самой девочки, которую мы в зарубежную клинику отправили. А попрошайка ноет, жалуется на жизнь, на то, что у неё дочь умирает.

И у Ивана Сергеевича, что называется, забрало упало. Свидетели говорят, что он сгрёб эти листки и принялся дамочку за волосы таскать и листками в лицо тыкать. Тут же подлетели мрачные типы, которые, оказывается, охраняли попрошайку. Но Ивана Сергеевича было уже не остановить. Он принялся бить типов. В него словно бес вселился. Подобрал какую-то железяку, гонял этих бандюганов по всей парковке. Свидетели вызвали милицию, и нашего Ивана Сергеевича повязали.

Попрошайки пишут на него заявление. А мы всей больницей ищем знакомых из органов. Вот я и звоню тебе. Поможешь?»

Знакомые нашлись. Не у меня, а у одного из руководителей центра. Иван Сергеевич отделался минимальными потерями. Девочка вернулась из Германии и приходила в клинику благодарить своих спасителей. Кажется, всё закончилось хеппи-эндом.

А вчера возвращался я домой и решил заехать за продуктами в торговый центр. На парковке подскочила ко мне цыганка с распечатанными портретами лысого от химиотерапии и облучения измождённого, но явно славянского ребёнка. И принялась хорошо поставленным голосом клянчить на лечение.

Бить я её, конечно, не стал. Прогнал. Она пробормотала мне вслед какое-то цыганское проклятие и побежала к следующей машине. На душе стало гадко.

Что за люди распечатывают портреты чужих больных детей и попрошайничают, вызывая жалость сердобольных прохожих? Неужели нет у них веры, что в потустороннем мире им всё это припомнят? Неужели нет ничего святого?

Шесть часов утра

Подняться наверх