Читать книгу Господин Великий Новгород 1384: путешествие во времени - Павел Котов - Страница 5

Перенесшись во времени более чем на полтысячи лет назад, мы ожидали бы увидеть что-то, разительно отличающееся от привычного пейзажа, но малонаселённые сейчас регионы: Ленинградская, Псковская, Новгородская области были относительно пустующими и в XIV веке. В основном люди селились на тех же местах, где жили их прадеды, где текли большие реки и располагались крупнейшие пригороды Господина Великого Новгорода: Псков, Ладога, Руса, Изборск, Великие Луки и другие. Некоторые более новые пригороды располагались соответственно нужд метрополии в промышленных товарах или колонизации туземного населения.

Но, чтобы добраться хотя бы до пригорода, путешественнику нужно было проделать немалый путь. Нам относительно повезло, и машина времени выбросила нас где-то в северном немецком княжестве, где мы смогли прибиться к каравану «летних гостей» – купцов, совершающих вояж в тёплое время года. «Клаус Беверман. Фести вайн и сукно», – молодой купец плохо владеет русским, видимо, отец решил растить себе смену, «помокать мне говорит русс, ехать бесплатно». Что ж, неплохое начало как для купца, получившего бесплатного толмача (переводчика), так и для нас. «Идти Готланд, Нойефлюссе, Альдаген, Волхауфлюссе и Наугард».

Итак, коггу придётся посетить Готланд, забрать там ещё нескольких купцов, чтобы потом сплавиться по Неве, через Ладогу и далее по Волхову. Конечно, ганзейский когг не очень похож на современные пассажирские суда, как и не похож на судно, которое в принципе в состоянии довести нас от Колывани через беспокойное даже летом Варяжское (Балтийское) море. Пузатенький, постепенно в процессе загрузки опускающийся всё ниже в серые воды, с нелепо торчащей над двумя метрами досок одинокой двадцатиметровой мачтой. Не менее нелепыми казались установленная на корме акробалиста и зубчатые надстройки на носу и корме, придававшие кораблю вид пародии на зáмок[16]. Однако, несмотря на наш скепсис, погрузка идёт вовсю; последними на корабль поднимаются арбалетчики в пёстром снаряжении и мы с купцом.

Путешествие на когге не такое комфортабельное, как в XXI веке: старый корабль скрипит всеми досками и балками, зарываясь носом в воду. Спать приходится прямо на открытой палубе, завернувшись в шерстяное одеяло, что так любезно предоставил нам наш работодатель. Конечно, в трюме спится теплее и нет брызг, но страшная духота и теснота – тюками и бочками заставлен каждый дюйм – заставила ретироваться обратно наверх. На палубе, впрочем, не лучше: всего пять метров в самой широкой части, часть её занята воротом, шлюпкой, люками в трюм, а всё остальное пространство пытаются делить друг с другом матросы и солдаты. Клаус, конечно, спит отдельно: в кормовой надстройке, как раз под башней с орудием. Налетает порывистый ветер, нередкий в этих водах, небо темнеет, и дискомфорт становится пыткой: волны перехлёстывают через невысокие борта, матросы спешно поднимают парус. Не стоит думать, что матросам в рубахах и штанах придётся лучше в случае кораблекрушения: и они, и солдаты в набивных куртках и кольчугах пойдут на дно, так как в Средневековье в большинстве своём люди не умеют плавать. Но вот ветер утихает так же внезапно, как и появился; вечереет, и мы пытаемся найти себе место на мокрой палубе. Ночь проходит так же суетливо, как и день: постоянно кому-то надо облегчиться, но открытый огонь на деревянном судне, да ещё и набитом сукном, строжайше запрещён, так что приходится спотыкаться о лежащих пассажиров и матросов, чтобы пробраться к борту, и, закончив свои дела, так же на ощупь возвращаться обратно.

В озере Котлино[17] волнение практически стихает, а уж в устье Невы все громко возносят хвалу Богу за то, что дошли без приключений, если не считать нескольких разбитых старых досок. Клаус тут же отправляет на берег плотника с матросами. «Праффо по скра»[18], – поясняет он своё столь вольное поведение с чужими лесами. Через несколько дней, когда доски заменены, появляется идущий вверх по реке плоскодонный струг[19]. «Эй, немцы, русский кто знает?» – кричит со струга кормщик[20]. Обрадовавшись, что на корабле есть свои, православные, кормщик швартует струг боком к коггу, и по верёвочной лестнице на борт поднимается загорелый лоцман. «Фёдор, – представляется он, лёгким поклоном приветствуя купца. – В одну сторону?»[21] Мы с трудом объясняем купцу, чего хочет лоцман, но купец, видимо, хорошо знает старые судебники и отсчитывает лоцману девять монет в 1 шиллинг, половинку пфеннинга и ещё один кусочек монетки, меньше половинки. «До самого Господина Великаго Новагорода, значит».

Мимо проплывают бесконечные сосновые боры Вотьской Пятины[22], сменившиеся такими же стройными соснами приладожья; по дороге встречались то челны и струги местных рыбаков, то шедший навстречу когг. Наконец когг вошёл в Волхов, и показался облицованный светло-серым камнем неприступный берег Ладоги.

Так как даже когг с его осадкой в 2–2.5 метра не сможет пройти пороги, товары перегружаются на плоскодонные лодья с надставленными досками бортами. Конечно, перегрузке предшествовала долгая очередь, не менее долгая ругань Фёдора с портовым начальником, который клялся всем, чем угодно, что у него нет людей, нет лодей, зато есть бесконечная очередь. Впрочем, как только лоцман обменялся незаметным рукопожатием, с блеском серебра между пальцами, тут же нашлись и люди, и суда.

* * *

В Средневековье основных торговых путей из северных городов Ганзы до Господина Великого Новгорода было три. Первый, самый удобный и массовый ввиду его пролегания по воде, проходил через Неву, Ладожское озеро и вверх по Волхову с перегрузом либо в крепости Ладога, либо при устье Ижоры. Второй – по реке Нарове от Нарвы, с перегрузкой в сухопутные обозы. Третий – по реке Двине через Лифляндию и Псков.

Первый путь был более опасен ввиду завидовавшей возвышению Великого Новгорода Швеции, и для защиты от шведов были построены крепости на берегу Финского залива: Ивангород и Копорье, на Неве – Орешек, на Ладожском озере – Корела, на реке Луге для прикрытия Нарвы – Ям.

Древнейший из найденных юридически значимый документ, «Договор Новагорода с немецкими городами и Готландом», относится к 1270 году. Он заключён князем Ярославом Ярославичем, который (ирония!) был в том же самом году изгнан с княжения с формулировкой: «Чему выводишь от нас иноземца, которыи у нас живут»[23]. Что показательно, конфликт, закончившийся жалобой Ярослава Ярославича Менгу-Тимуру, созывом ополчения с пятин, и знаменитым «изомрем честно за святую Софею»[24], начался с препятствий, которые князь Ярослав учинял иноземным купцам[25]. По этому документу купцы не только имели право бесплатно рубить лес в устье Невы на ремонт и мачты[26], но и им полагалось получить лоцмана «на проезд по Неве» или «от Новагорода до Альдагена и назад»[27]. Морские гости (купцы) имели приоритет перед сухопутными, а зимние – перед летними[28]: фактически, это был приоритет немцев перед лифляндцами[29]. Сухопутные гости должны были уступать место в Немецком Дворе морским; священник, прибывший морем, считался служащим, а не частным лицом[30].