Читать книгу Ирония на два голоса - Павел Шарпп - Страница 18
Часть 1
Написанное на роду
16. Жизнь как интересный спектакль
ОглавлениеСлучилось так, что задолго до выпускных экзаменов ВГ подтолкнул меня забрести в актовый зал сразу после занятий. Я слышал от друзей, что должен состояться показ модной театральной драмы, поставленной силами школьных энтузиастов и наставников из городского драмтеатра.
Когда я как сомнамбула протопал в створ приоткрытых дверей актового зала, меня словно что-то стукнуло в темечко. Внезапный острый укол чувств жестко встряхнул меня, но я не сразу осознал нахождение в ближней реальности каштанового абриса, постоянно живущего в моем подсознании. Даже не успев как следует понять, что происходит, я почти нос к носу столкнулся с Алиной, выискивавшей взглядом свободное местечко в рядах зрителей. Я извинился и спросил ее почти на человеческом языке, что за спектакль тут идет. Вероятно, она удивилась моей нарочитости, но снизошла до общения. Я был как в тумане и невнятно пробормотал про билеты, прекрасно зная, что спектакли в школе всегда были бесплатными. Только друзьям и родственникам заранее раздавали контрамарки с указанием мест в первых двух рядах. Тут Алина заметила подруг, которые призывно махали ей руками, давая понять, что есть свободные места. Она пошла туда сама и повлекла меня за собой, цепко ухватив за руку. К сожалению, там не оказалось рядом двух мест, и мы расселись порознь, но все же близко.
Я сидел и убеждал себя смотреть спектакль, но ничего не получалось. Какая-то тайная сила разворачивала меня влево, где всего через одно кресло виднелись милый профиль и красивые колени той самой Алины, о которой я сотворил внутри себя множество поразительных мифов. В эти критические минуты мне показалось, что ей совершенно безразлично мое внимание, но однажды я резко перевел взгляд со сцены и встретился с ней глазами. Она почему-то смутилась, а я увидел вспышку в глубине ее взора, точнее искорку. Мы бросали взгляды друг на друга, как будто наносили фехтовальные уколы, сидя на расстоянии. Это был прорыв в невозможное. Мне никогда не забыть этих коротких моментов, которые изменяли мир и нас самих. По крайней мере, я ощущал себя совершенно другим человеком, еще неизвестным ни ВГ, ни мне самому.
Сидящий между нами парень вдруг встрепенулся и предложил Алине поменяться с ним местами, сказав с ухмылкой, что так он нам, наверное, мешает. Спектакль продолжался, но нам было интереснее переговариваться, и неожиданно Алина сама предложила уйти, не дожидаясь конца пьесы. Когда мы вышли на улицу, было еще светло, стояла ветреная погода и буйствовала ранняя весна. Мы долго гуляли по улицам и городскому саду в центре нижнего города, совершенно забыв о времени, много молчали, но ни малейшего неудобства от этого не испытывали. Казалось, что мы легко можем общаться, просто обмениваясь взглядами и прикосновениями. Вероятно, впервые в жизни я понял, что такое родство душ. Это было настолько взаимно и синхронно, что исчезло ощущение времени. Опомнились мы лишь тогда, когда уже начало быстро темнеть и включилось уличное освещение.
Понятно, что надо было расходиться по домам, пока родители не начали нас разыскивать. Мы договорились встретиться завтра после школы, и я проводил Альку до перекрестка, откуда ей было совсем недалеко до дома. Я стоял как вмерзший в землю постамент еще несколько минут, пока можно было видеть летящий силуэт и походку Алины. Вероятно, она ощутила прикосновение моего взгляда, повернулась легко, как в танце, и помахала рукой, создавая иллюзию протирания запотевшего окна между нами. Но я был неподвижен под гипнозом чарующих колебаний ее каштановой волны на плечах и гармоничного покачивания края ее школьной юбки вокруг круглых коленок под полами бордового весеннего пальто. Произошедшее между нами все еще казалось мне чем-то нереальным, но в то же время возникшее ощущение счастья убеждало: если есть на свете волшебство, то его имя – Алина, производное танцевальных ритмов. Раньше я мог только мечтать о наших встречах и о том, как бы она мне могла отвечать на слова и взгляды. Теперь я просто был погружен в нее – в улыбку, взмахи ресниц и удивительные жесты. Это было наше тайное «сообщество», в котором мы были только вдвоем, и никого больше не требовалось. Весь мир размещался в точках нашего прикосновения друг к другу чем-нибудь, хотя бы взглядами или рукавами. Я чувствовал себя заговорщиком, посвященным в секреты тайного клуба, куда больше никому не дано проникнуть. Я готов был подхватить Альку на руки и кружиться с ней под общую музыку нашего воображения, лишь бы она улыбалась мне и распахивала свои искрящиеся глаза. Это было внезапное открытие общей вселенной, которая не имеет границ и не требует преодоления пространств.
Мой внутренний голос, до сих пор молчавший и никак особенно себя не проявивший, вдруг объявился во всей красе. В ошалевшей голове как будто возник пульсирующий источник звука с уникальной ритмикой и неповторимыми мелодиями. Я и раньше замечал, как воображение разыгрывало во мне сложные музыкальные представления, почти симфонии. Это походило на классическую оркестровую музыку, которую часто передавали по радио. На сей раз ни мелодия, ни тема звучания не были знакомы. Скорее всего, они рождались сами по себе и сопровождались видением свободного полета совсем без крыльев, посреди кружевных облаков с причудливыми краями. Они очень походили на те, что собирались над маковками соборов в кремлевском ансамбле перед грозами и ливнями в нашем городе.
Все это, конечно, было откликом на мои эмоции, но казалось, будто включается внутренний симфонический оркестр, а ВГ вдруг произнес с издевательской ноткой: «Ты думаешь, это уже все?» Его голос звучал таинственно, отчетливо и обособленно от внешнего мира. Через пару мгновений он продолжил: «Судьба у вас с Алькой не простая, не обольщайся. Скорее всего, наделаете глупостей. Потом придется кусать себе локти, а процедура эта несладкая, вкус обычно горький». «Ты что, мой персональный пророк?» – мысленно с насмешкой удивился я. Достаточно было осознать эту мысль-вопрос, чтобы голос опять откликнулся: «Ты же знаешь, я – твой alter ego. Зачем делать вид, что ты принимаешь меня за собственные размышления?» «А разве это не так? – внутренне улыбаясь, осведомился я. – Ты же не способен быть независимой личностью». «Как же мало ты еще знаешь обо мне и о том, как устроен мир». Меня поразило это замечание. А вдруг и правда, я не понимаю чего-то крайне важного… Подспудно я всегда считал, что alter ego проявляет себя, только когда я начинаю о чем-нибудь активно размышлять. Я был убежден, что ВГ не обладает личной волей и другими независимыми способностями. Однако мне все чаще предъявлялись свидетельства, что мой внутренний собеседник способен совершенно самостоятельно мыслить, как бы находясь вне моего сознания. Иногда он ошарашивал меня наличием дара предвидения, когда сбрасывал компактные информационные «бомбочки», раскрывая, что случится и чего следует избегать. Но сомнения по-прежнему копошились внутри. Может быть, все связанное с ВГ мне лишь мерещится? А не признак ли это какого-то умственного расстройства? В конце концов я счел за лучшее занять пока что выжидательную позицию.
Благодаря подталкиванию внутреннего голоса и нашим с Алинкой совместным стремлениям, мы теперь стали встречаться часто – несколько раз в неделю, а потом практически ежедневно и даже два раза выезжали за город по выходным дням с палаткой, где провели немало часов в тесных объятиях и контактах «на грани фола». После занятий я стал провожать Алину до перекрестка вблизи ее дома. К ней я зайти пока не решался, да и она не была настроена торопить события. Мне не верилось, что мы легко познакомились и сблизились за короткое время до состояния какой-то сложной единой пси-конструкции, спонтанно, без внешнего приложения сил. Было полное ощущение, что нас взаимно притягивает каким-то мощным гравитационным полем. Жизнь превратилась в пунктирную линию, замирая от встречи до встречи и вспыхивая при каждом новом соприкосновении. Я боялся только одного – какой-либо неожиданности, которая способна стать причиной разлуки навсегда. Это были путешествия, в которых мы прикосновениями исследовали только лишь наш, но все же и нам неведомый мир. Эта вселенная состояла из взглядов и касаний, но в ней были неприкосновенные области. Наверное, мы боялись что-то потерять в спешке и жажде близких отношений под действием экспансии гормонов и несдержанности.
Происходящее с нами было стремительным, но не было испытано временем. Силу взаимности мы тоже не могли измерить, хотя я быстро уверил себя, что мы созданы друг для друга. Конечно, это нашло в душе благодатную почву. Я опасался обидеть ее словами или действиями, поэтому никак не мог решиться на то, чтобы перейти деликатные барьеры отношений, хотя очень надеялся, что мы оба этого желаем. ВГ не стеснялся задевать меня в своей любимой манере иронических замечаний, касаясь «запретных тем». Они заключались в том, что мы целовались, но все-таки удерживались от близости, даже иногда оставаясь один на один во всем мире, например в палатке, установленной на опушке дремучего леса. Алина оказалась невероятно легкой в общении и контактах, она нередко подшучивала, видя мою стеснительность. Я и сам понимал, что все «препятствия» являются своего рода персональным творением, поскольку Алька ни разу не возразила против моих инициатив и попыток нарушить границы ее таинственного девичьего мира. Казалось, что она не только разрешит сделать все, в чем я проявлю инициативу, но и сама ждет этого.
Мы готовились к выпускным экзаменам, но при малейшей возможности устремлялись друг к другу, чтобы проводить время вместе. Ничего лучшего я не мог вообразить. Так пролетело много дней и встреч – иногда урывками, изредка – в полном радости общении. Часто фоном служила подготовка, а потом и сдача экзаменов. Эти выпускные испытания Алина проходила блестяще, она уверенно продвигалась к получению золотой медали. Я же намного отставал от нее и сдавал экзамены в основном на «четверочки». Конечно, сказался пресловутый пофигизм в отношении к учебе, который стал частью моего существования в старших классах школы. Решение пойти в науку породило равнодушие ко всему, что не сулило стать полезным на пути к профессиональному изучению нейронных сетей и структур мозга. Я был уверен, что без владения точными науками я не достигну своих целей, хотя и сам не слишком ясно их представлял. Вероятно, именно поэтому из всех предметов на «отлично» я сдал только физику, химию и математику.
Иногда ВГ с непомерным энтузиазмом «скребся» мне прямо в эмоциональную сферу и призывал к решительности. Случалось, что он намекал на острую необходимость познакомить Алину с родителями, но избегал пояснений, как это сделать. Казалось, он предвидит что-то темное и тревожится из-за этого. Конечно, я понимал его правоту и несколько раз порывался сообщить Альке о необходимости познакомиться с родителями, но внутри неизбежно возникал невидимый барьер. Преодолеть его я долго был не в состоянии. К моим незрелым колебаниям ВГ добавлял еще и свои «бзики», согласно которым я мог одним неосторожным, грубым движением вызвать лавину фатальных событий в наших отношениях с Алькой, то есть ненароком все и навсегда разрушить.
Впереди где-то в тумане рисовалась сдача вступительных экзаменов в вуз. Алина пока еще не решила, куда двинется сама, но одобряла мое увлечение нейронауками. Конечно, мы могли договориться о поступлении в один университет, и это помогло бы избежать многих недоразумений, а самое главное – избавить от грозящего, как темная арктическая ночь, расставания. Мне очень хотелось «расставить точки над i», однако вначале требовалось расставить сами буквы. Суматоха сдачи экзаменов не давала сосредоточиться на чем-то еще. Однажды все же наступил этот день – мы освободились от груза выпускных экзаменов, и перед нами предстала перспектива вылета в открытый бесконечный мир. Тут-то мы и сыграли в эти треклятые «гляделки» – уставились друг другу в глаза, и хотя это было далеко не в первый раз, во взглядах обнаружилось много нового.
Мой друг детства, одноклассник Толик, уже неоднократно хвастал, что в его распоряжении есть ключи от квартиры деда, пустовавшей два летних месяца в году, когда хозяева уезжали к младшей дочери куда-то на Урал для возни с внуками. Поколебавшись, я решился и попросил у него эти столь желанные для меня «ключи от счастья». Были ли они таковыми для Алины, я точно не знал, но тем не менее сразу же показал их моей любимой подруге, которая прониклась пониманием. Таким образом, все должно было произойти в последнюю неделю накануне выпускного бала. Не было никаких сомнений, что Алина должна быть прекрасна без одежды. Однако мы так много обнимались, что в моей памяти жила ее объемная трогательность. Мой самонадеянный ВГ неожиданно заявил: «Зачем тебе ее видеть без одежды? Наивные люди! Вы думаете, что оболочка важнее содержания. Вы не замечаете, когда приходит время думать о душе, а вы все еще заняты телом». «Жаль, что тебе это недоступно», – ответствовал я.
Конечно, и нам, плотным созданиям, прикосновения и даже объятия не позволяли создать образ завораживающей женской фигуры. Похоже, именно поэтому мужчины любят глазами. Все же я никогда не стремился раздеть ее взглядом всего лишь потому, что когда она была поблизости, меня охватывало какое-то почти религиозное чувство. Я смотрел на нее, и мне нравилось это делать без всяких задних мыслей, потому что одежда, какой бы она ни была, сразу же становилась для меня дорогой и милой частью Альки.
Тем не менее, когда это все-таки случилось, вид ее обнаженного тела нокаутировал меня вместе с внутренним голосом. Мне вспомнилось, что в мире любителей фантастики однажды случилось нечто похожее на дискуссию. Вопрос казался неразрешимым – смогут ли пришельцы из иных миров оценить красоту земных женщин? Доступны ли будут для них принципы и критерии земной красоты? Этот вопрос бесследно и безоговорочно исчез для меня, как только я обнял и поцеловал ее – обнаженную любимую Альку. Иногда под магией ее красоты я забывал, где нахожусь, и с трудом возвращался в реальность при сумеречном свете, узкими лучиками пробивавшимся сквозь занавешенные шторами окна. Бесконечности этих секунд не позволяли отвлечься или сосредоточиться на чем-нибудь в прошлом или настоящем, кроме нас двоих. Наша настороженность доминировала в первый день, когда мы страшились последствий близости. Но уже утром все растворилось в необъятной взаимности чувств.
Я точно не знаю, как объяснила Алька свое недельное отсутствие дома, но не сомневался, что она все сделала правильно и родители не станут беспокоиться. Я же объяснил домашним свое отсутствие тем, что мы отправляемся в поход в честь окончания школы. Они не стали вникать в подробности, поскольку я и раньше увлекался длительными контактами с природой, пропадая подолгу на рыбалке, на сборах ягод, грибов, кедровых орехов и т. д. Только охота в тайге не стала моим увлечением, хотя я рано научился пользоваться оружием. Видимо, душа моя не позволяла переступить через чью-то жизнь, даже если это дикое животное или птица. Я никак не мог найти оправдания такой расправе над прекрасными обитателями природы, хотя в их среде царили бесконечно жестокие законы.
Все эти дни наших близких встреч с Алиной были сумасшедшими, но они же подействовали расслабляюще. В результате пересечения наших незрелых стихий возникла ложная убежденность – ничто не сможет нас разлучить. Именно это оказалось по-настоящему коварным. Внутренний голос тогда тоже не предостерег от этой блаженной беспечности.
Когда все рифы выпускных экзаменов ушли вдаль и завершилось оформление аттестатов зрелости, события заставили смотреть вперед, а там как главная впечатляющая неизбежность замаячил праздник окончания школы.