Читать книгу Льеккьо. Болото никогда не отпускает свои жертвы… - Павел Юрьевич Проданов - Страница 8

Сегодня я работаю в ночь. Томпсон приболел, и попросил меня подменить его. Народу набилось много. После дневной смены мои глаза смыкались.

– Иди, поспи пару часов, – кинула мне Эли, одетая в черное с ног до головы, – я покараулю бар. За столиками потерпят. Руки и ноги у них есть, так что сами себя обслужат. Жаклин, если что, принесет им заказ. Им там, на кухне, все равно тесно.

– Тогда предаю тебе пост, – ответил я на предложение и улыбнулся, – только без традиционной смены караула.

Эли хмыкнула.

– Иди уже.

Эта девица со своими скарабеями в голове. Ее вид многих сразу же отпугивает, или дает им право смотреть свысока. Но эта девушка не робкого десятка, насколько я уже понял. Весь день я изучал Кристин, но та легковерна. Как мне показалось, она по параметрам схожа с той убитой девушкой: ветреная блондинка, строящая глазки всем. Если на первый взгляд, она заигрывала только со мной, то поняв, что меня не интересуют флирты, Кристин сразу же пошла по клиентам бара. И что-то во мне ее тут же стало презирать до ужаса. Мне самому от этого стало не по себе, а нам с ней еще работать и работать. Эли же другого пошиба девушка. Она неплохо образованна и уверена в себе, не смотря на замкнутость. Чем-то, напоминая меня самого. Ее взгляды на мир граничили с социопатией.

Женщины намного разнообразнее мужчин. Одни неугомонные до любовных связей, как моя сестра, или же, как Кристин, другие домашние кроткие овечки. Первым мало всего, что у них есть и им постоянно нужно новое, новые ощущения, вторые же могут просто сидеть дома, смотреть сериалы, и не интересоваться, что происходит за их окном. Их пастырь – их муж. Без него они и носа сунуть за дверь боятся. Есть борцы за идею, как те, что борются с мизогинией при помощи оголения груди и вообще тела, еще и называя это феминизмом, что парадоксально как по мне. А есть такие как Эли. Этим не нужно искать себе альфа самца, бороться за свои права и прочие вещи, но так же не в их интересах сидеть дома мышкой-норушкой. Их взгляды весьма разнообразны.

Поспав пару часов, я умыл лицо и, чувствуя в теле неприятную усталость, побрел за стойку.

– А вот и ваш бармен, – кивая в мою сторону, сказала Эли старику, тому самому, что лицом напоминает старого питбуля.

– О, – произнес старик, – вы то мне и нужны! У вас хоть уши на месте, а там гляди и язык. Эта не понимает ни черта из того, что я говорю.

– Это вы не понимаете, что может быть другой взгляд на вещи, кроме вашего, такого же дряхлого, как и вы сами, – в жесткой форме ответила ему девушка. – Пока вы тащили трупы из болота, мир успел эволюционировать, а вы остались в том вашем добром времени. Ничего личного.

Эли протерла тряпкой стойку и удалилась в сторону кухни.

Моя голова все еще занята тем мимолетным сном, в котором я пребывал в детстве, скрываясь на болоте от своего отчима, а Каролин все звала меня.

– Я знаю, что поможет нам, – говорила она вязким протяжным голосом, – я знаю, где нам укрыться. Я протягивал ей руку, но потом я оказывался в своей комнате, в которую ломился отчим, крича: «Бог любит тебя, Марти! Вот увидишь!»

– Плесни русской водки, сынок, – сказал мне старик, вернув меня в реальность.

Протерев глаза, я поставил чистую рюмку и наполнил ее водкой.

– Ох уж эта молодежь, – проворчал Питбуль, – дурьи головы. Ничего они не знают. Видели бы хоть половину из того, что довелось повидать мне, совсем по-другому бы пели.

– Девушка вам правильно сказала, – заметил я, – другое поколение – другие взгляды.

– Вот хоть ты не неси этой чепухи, – отчаянно простонал старик, – с виду умный парень. Конечно, мир меняется, я же не идиот. Но, побывали б вы с мое на болотах. Главное не спать! Я как-то задремал, устав от поисков пропавшей девчушки. Лег на сухое место и решил отдохнуть. Очнулся я – уже сумерки стояли. Все наши тогда уже закончили поиски. Они меня кричали, но я не слышал, так крепко задремал. Продрав глаза, я осмотрелся: камыши, редкие деревья – все сумрак окутал. И тут, я услышал этот жалобный голосок: «В заводи плясали, в заводи был праздник, на огни русальи заходи и ты – отпразднуй с нами…» Я тогда даже штаны намочил! Песню эту пела малявка, от которой исходило синее свечение, мать ее дери! Она взглянула на меня и нырк в омут! Даже именитый бегун бы меня тогда не обогнал, вот те крест!

Старик опрокинул рюмку с водкой, скривившись под крепостью напитка. Мне бы и хотелось думать, что он спятил, но я вспомнил те огоньки, что привиделись мне по дороге в Болото, в ту ночь, когда Каролин меня сюда привезла. Я не из впечатлительных, но в этот момент моя спина покрылась мурашками. В голову закрались странные мысли: что если моя мать видела то же самое, что и этот старик? Она всегда твердила, что наша мертвая сестра разговаривает с ней на болоте. Ее закрыли в психиатрическую больницу. Что если она вовсе не сошла с ума? Я постарался отогнать подобную мысль. Моя мать сошла с ума уже давно, и вряд ли ей что-то поможет.

Старик вскоре захрапел прямо на стуле, уронив массивную челюсть на стойку. Его раздражающее сопение напрочь прогнало мою сонливость, за что я сейчас благодарен этому старому безумцу.

– Да ты – фея снов! – бросила мне Эли, садясь на свободный стул у стойки. Ее зубы боролись со жвачкой. – Пива мне, ваше монашество!

Она даже не соизволила натянуть улыбку. Ее черты лица правильны, даже аристократичны. Она напоминала собой мрачную графиню, явившуюся из средневековья. Интересно, где у этой графини гроб? Должна же она где-то спать днем? Я решил не шутить над ней вслух. Она могла не поддержать такой шутки. Ее наверняка достали с подобными стереотипами. Но все же я подшутил:

– Беле Лугоши плевать, что ее смена только в самом разгаре?

– Ты, небось, все ретро-фильмы пересмотрел? Монаху, наверняка, весь мир кажется черно-белым, да?

– Ты не представляешь, – ответил я, – вот смотрю на тебя, а ты сплошь черная, лишь лицо да руки белые как кость.

– Ха-ха, смешно. Пиво давай!

Я снял крышку и протянул ей бутылку. Она сделала глоток и навалилась локтями на стойку.

– Если так любишь черно-белое, завтра в «Кляксе» будет «Человек-волк».

– «Клякса?»

– Ты, что за полмесяца не побывал ни разу в центре? – изумилась Эли, хлопнув жвачным пузырем.

– Да мне как-то не понадобилось туда забрести. Зато я нашел заброшенное поместье.

– Правда? Круто! – восхитилась она, откидывая нависшие ровные волосы с лица. – Люблю подобные штуки. Ну да ладно. Так как насчет «Человека-волка»?

– Это после суток на ногах-то? – ответил я.

– Ой, да ладно тебе, не будь занудой! Ничего личного – посидим, кино посмотрим. Просто все мои знакомые поразъехались, а так хоть компания какая-никакая. Можешь даже похрапеть, как вот этот старикан.

– Я завтра собираюсь к вечеру уехать из Болота. Мне звонила сестра. Она договорилась с доктором о встрече.

– С доктором? Это по поводу твоей пришибленности? – Она усмехнулась, выпив пива, – сеанс в двенадцать, успеешь. Ты все равно должен еще поспать перед дорогой, не так ли?

– Я соглашусь, только чтобы не увидеть твоих слезных прошений, – ответил я.

– Не дождешься, – рассмеялась Эли. Ее улыбка дерзка, вызывающа. Но не казалось, что она это делает специально. Обильно накрашенные черной помадой губы блестят в свете лампы, висящей над стойкой. – А каково это?

– Что? – спросил я.

– Ну, не помнить нихрена?

Снова щелчок от разорвавшегося жвачного шара.

– Это как если ты закрываешь глаза, видя перед собой монастырь, а открыв обнаружить на его месте супермаркет. Я купил билет до Кейптауна, собирался лететь на чемпионат мира по футболу в 2010 году. Помню, как держу билет в руке, смотря в реку с моста, а потом в моей руке бутылка виски, а надо мной дерево. Я на краю болота, хотя жил в пятистах милях оттуда. А на дворе уже 2015-й.

– Вот те на, – подметила она. – Меня бы так приглючило. А почему ты ушел из своей школы? Мне Кристин про тебя рассказала, можешь не удивляться.

– Я вырос.

Мне не хотелось говорить об этом. В глубине души, я понимал, что мне совестно. Столько лет верить, что Бог видит все твои деяния, а после взять и выкинуть его из головы не выйдет ни у кого. Я попытался, а чувство, что он осуждает меня осталось.

– Веришь в потустороннее? – спросил я ее. Такая девушка должна увлекаться чем-то подобным.

– Кое-кто из великих умов заметил: те, кого раздражает реальность, являясь для них бесконечным страданием, болью, бегут к потустороннему. В твоем случае – к Богу. У меня реальность не вызывает страдания. Я нахожу свои прелести в реальности, что меня окружает. Люди любят выдумывать страшилки, только бы не сталкиваться со своей беспомощностью или пороками. «Все от дьявола!» – кричат они. Но все изнутри. От нас самих.

– Ну вот, ты ответила на вопрос сама, – заметил я, вздохнув облегченно. Она избавила меня от бремени слов.

– Бутылку виски с собой, – сказал какой-то парень, протягивая деньги. Он оценивающим взглядом прошелся по Эли. Я нахмурился. Странные чувства овладели мной. Я помотал головой. Наверняка, это недосып так действует на мой разум. Я небрежным движением передал ему бутылку.

– Сдачи не надо, – бросил тот, еще раз обежав взглядом Эли.

– Чего уставился? – спросила она.

– Тихо, детка! – сказал он, выставляя на показ белые зубы. – Я покойников не очень.

– Тебя бутылкой отходить, кретин? – злобно повысила голос Эли.

– Эй, мужик, – обратился я к нему спокойным ровным голосом, – давай, уже иди отсюда, – и, достав из под прилавка биту, показал ее ему.

– Вот психи, – бросил он и прошел к выходу.

– Да ты рыцарь! – подначила меня Эли.

– Тебе бы все шутить, – кинул я. – Поработать не хочешь?

– Ладно, зануда, – она допила пиво и поставила пустую тару на стол, – пойду к девчонкам. Ты только про «Человека-волка» не забудь.

– Окей! – сказал я и принялся протирать стаканы. Эли удалилась.

На танцполе кружили пары, а по ним скользили светлячки от стробоскопа, пока Джошуа Тиллман напевал: «Everyman Needs a Companion».