Читать книгу Эхо - Пэм Муньос Райан - Страница 5

Как только Фридрих повернул за угол, он сделал как раз противоположное.

Сунул руки в карманы, сгорбился и повернул лицо правой щекой к земле. Отец ни за что не позволил бы так крючиться. Но в этой позе Фридрих чувствовал себя не таким заметным, хоть и налетал иногда на столбы и деревья. Зато, глядя себе под ноги, он часто находил потерянную кем-нибудь монетку.

Вскоре Фридрих споткнулся об оставленную кем-то у входа в магазин пачку газет. Он удержался от падения, упираясь ладонью в стену, и прочел заголовок: «В ПАРЛАМЕНТЕ ПРИНЯЛИ ЗАКОН». Фридрих застонал. Еще один закон, который отец непременно разругает в пух и прах.

Поскольку Фридрих не ходил в обычную школу, отец требовал по вечерам читать вместе с ним газету для общего развития. Не перечесть, сколько раз за последние месяцы отец отбрасывал газету, гневаясь на нового канцлера – Адольфа Гитлера – и его национал-социалистическую партию. Отец до недавнего времени был членом Лиги немецких вольнодумцев, но пару месяцев назад Гитлер запретил эту организацию.

Не далее как вчера вечером, после очередной статьи отец метался по кухне и громко возмущался:

– Неужели в нашей стране не найдется места разным взглядам и воззрениям? Гитлер требует, чтобы парламент по его капризу принимал законы. Он отнимает все гражданские права, а его штурмовики вольны допрашивать любого и по любой причине. Гитлер хочет провести чистку населения, чтобы остались только расово чистые немцы!

Что все это значит? Кто такие расово чистые немцы? Те, у кого чистая кожа без малейшего изъяна? Фридрих потрогал свое лицо, и в животе у него все скрутилось от страха. Вот уж о нем такого не скажешь…

Он провел рукой по волосам, но легче не стало. Волосы у него были густые, светлые и завивались мелкими кудряшками, особенно в сыром воздухе, совсем как у отца. Сколько их ни отращивай, торчат во все стороны. Были бы у него прямые волосы, можно их зачесывать, чтобы прикрыть щеку. А так уродливое родимое пятно никуда не спрячешь. Как будто воображаемая вертикальная линия разделила его лицо и шею надвое. С одной стороны – обычная кожа, как у всех, а с другой – словно художник пробовал палитру лиловых, красных и коричневых оттенков. Не щека, а пятнистая слива. Фридрих знал, что выглядит ужасно. Разве можно винить людей, что они таращатся на него или шарахаются?

На следующем углу он свернул на главную улицу. Проходя мимо консерватории, услышал, как кто-то в верхнем этаже упражняется в игре на фортепиано. Играли «К Элизе» Бетховена. Тут уж Фридрих поднял голову и заслушался. Он совсем потерялся в музыке.

Сам того не замечая, он стал размахивать рукой в такт. Улыбаясь, Фридрих представлял себе, как будто музыкант следует его указаниям. Он закрыл глаза и вообразил, что музыкальные ноты каплями воды стекают по его лицу, смывая все лишнее.

Он очнулся, когда рядом прозвучал гудок автомобиля.

Снова сунул руки в карманы и пошел дальше, опустив голову и пиная попадающиеся на дороге камешки. На него нахлынуло знакомое чувство – смесь ужаса и надежды. Прослушивание в консерватории, к которому он готовился, сколько себя помнил, было назначено сразу после Нового года. Что, если он плохо выступит? Хотя неизвестно, что хуже – если ему откажут или если примут. На сердце было тяжело. Как можно мечтать о чем-то и в то же время так сильно этого бояться?

Фридрих глубоко вздохнул и пошел дальше. Приближаясь к школьному двору он, как обычно, твердил себе: «Не оглядываться. Не обращать внимания». Старался подбодрить себя отцовскими словами: «Иди вперед, шаг за шагом. Не слушай невежд». Но сейчас отца не было рядом. Сердце отчаянно колотилось. Часто дыша, Фридрих споткнулся и поднял взгляд.

На школьном крыльце толпились мальчишки. Они показывали на него пальцами, хихикали и корчили рожи, изображая, будто ужасно перепугались. Фридрих прикрыл лицо рукой, еще ниже опустил голову и ускорил шаг. Он почти бежал, огибая прохожих.

– Фридрих!

Он чуть не налетел на дядю Гюнтера.

– Доброе утро, племянник!

Дядя обнял Фридриха за плечи и притянул к себе.

Фридрих никак не мог отдышаться:

– Доб… рое… утро…

– Ты что, не рад меня видеть? Я вот рад! Пошли! – Он повел Фридриха в ворота фабрики. – Сегодня я займу верстак твоего отца. Будем с тобой рядышком, ты не против?

Дядя Гюнтер держался как всегда – весело и добродушно. От этого Фридриху стало спокойнее.

– Конечно, не против! Я надеялся, что так будет.

Пока они с дядей Гюнтером пересекали мощенную булыжником площадь, сердце Фридриха начало биться ровнее, и дыхание тоже выровнялось. Высокие фабричные корпуса, каменные плиты дорожек и сводчатые арки – все здесь было надежным и прочным. Здесь Фридрих чувствовал себя в безопасности. А над всем этим высилась, будто обелиск, пузатая водонапорная башня – замаскированный ангел-хранитель.

Иногда Фридриху хотелось, чтобы можно было вовсе не уходить с фабрики. Работать круглые сутки.

И в то же время какая-то его часть мечтала о другой жизни. Ходить в обычную школу, дружить со сверстниками. Быть обычным мальчиком с ничем не примечательным лицом.

Но судьба решила иначе, и когда ему было всего восемь лет, Фридрих стал самым младшим подмастерьем на самой большой в мире фабрике губных гармоник.