Читать книгу Свободные чтения. Составитель Лев Оборин - ПЭН-Москва - Страница 7

Одного лишь выпуска лицея —

девятнадцатого октября,

одного пернатого еврея,

каркнувшего правду про царя,

шелеста одной Тарусской рощи,

с ветром залетевшего в местком,

горстки дурней, вышедших на площадь

с детскою коляской и листком,

пары книжек толстого журнала —

сизых, цвета лунного луча, —

хватит, чтоб до срока не сгорала

вольности заветная свеча.

Чтоб она, дрожа, в ночи алела,

дерзким жалом уязвляя тьму —

пусть опять не выгорело дело,

пусть опять, опять конец всему,

пусть придут и книжной гильотиной

тонкие страницы искрошат,

и пропишут курс аминазина,

и в Лицее – порку разрешат.

Здравствуй, дедушка Эзоп!

Думаешь, забыли?

Кол осиновый в твой гроб,

Думаешь, забили?

С возвращением, старик,

Твой топчан свободен.

Ну-ка, высуни язык!

Одевайся. Годен.

Здравствуй, дедушка Эзоп,

Здравствуй, раб лукавый!

Вновь растёт твой хитрый стёб

На дрожжах державы.

Зряшный шум прошёл в лесу,

Будто ты не нужен.

Доскажи нам про лису.

Задержись на ужин.

Сограждане!

Затверживайте стихи наизусть,

загружайте головы Диккенсом

и Вальтер-Скоттом!

Три аккорда и песенка

про испанскую грусть

обернутся спасительным хлебом,

а то и компотом.

Истинно говорю вам,

ибо хочу помочь:

перечитывайте Майн-Рида,

чтоб избежать расправы.

Сколько бы ни тянулась

тысяча первая ночь,

не обезглавят знающего

последние главы.

Пересказывайте прочитанное,

упражняйте память и речь,

подзубрите Овидия —

он так уместен на зоне!

И соседи по камере

будут вас любить и беречь,

и возьмут под своё покровительство

воры в законе.

Страна всё лето смотрит сериал

про жизнь в гареме. Роскошь и коварство.

Страна изнемогает от желанья

отдаться повелителю. Она

глядит на дверь: нейдёт ли добрый евнух

с шелками, шоколадом и шербетом?

Вот верный знак, что будет ночь любви,

а уж стонать протяжно мы умеем…

В гарем, в гарем! и больше никогда

не думать, как добыть еды для деток.

Жара. Июнь. Четырнадцатый год.

Тела убитых сложены в сарае.

Сказала тётенька судья

по кличке Ваша честь:

– Зачем комедию ломать,

с ходатайствами лезть?

Всё решено давным-давно —

уж так заведено.

Вам что, порукой наша честь?

Ну, это не смешно!

И вы решали как-то раз,

казнить или простить.

Спросили, помните, у вас:

– Кого вам отпустить?

Сказали вам, что выбор есть —

и вами выбран вор…

Пойду, – сказала ваша честь, —

отксерю приговор.

По дороге съедали ручку от калача

или бок калорийной булки с изюмной мушкой.

В магазине любимом на площади палача

примеряли сапожки, выпрашивали игрушку.

«Виноградной косточки» списывали слова,

пили сок венгерский в чекушках под звон капели.

Если нам казалось, что Родина не права,

мы качали права – как маленьких в колыбели.

Мы спешили дышать синевою иных начал

и бессонные окна распахивали ночами.

Кто-то пел, а кто-то молчал и ногой качал,

но замкнулся круг на старом своём начале.

Жаль, игрушку выпросить не у кого, хоть плачь,

виноградные косточки выметены норд-остом,

и улыбчивый за плечами встаёт палач —

только бороду сбрил и сделался меньше ростом.