Читать книгу Faceless - Пьер Бильчински - Страница 4

С Ди все оказалось до банальности просто. Она была поражена знакомым каждому недугом, суть которого раскрывается после слов «что-то кончается» и исчезает прежде, чем «что-то начинается». Это и являлось основной причиной ее рефлексии. Впрочем, Василия это не смущало, ему не так часто попадались девушки, которых не хотелось убить с первого взгляда.

Солнце уже оставило свой пик и начало медленный путь обратно к подножью. Однако наколенный им прежде до бела асфальт с лихвой компенсировал это упущение. Они шли по просторной зеленой аллее, усаженной ровными рядами одинаковых тополей и обрамленной с обеих сторон чадящими полосами автомобильной дороги. Василий медленно катил за собой обернутый множеством слоев кухонной пленки и обмотанный для верности бечёвкой чемодан Ди, оказавшийся на удивление тяжелым. Как хрупкая девушка умудрилась поднять его по подвесной лестнице, он понять не мог. Вероятнее всего, здесь были замешаны злые силы.

– Ты кажешься слишком образованным для обычного дворника. – сказала она. – Где ты учился?

– В школе искусств, – ответил Василий. – Ты не поверишь, но я сертифицированный художник. Прямо как при выписке из больницы. У меня и бумажка есть. Справка о том, что мне и в самом деле позволено рисовать людей.

Ди улыбнулась.

Допущен до кисточки и пера. Правда, моей основной страстью всегда была скульптура. Но, как оказалось, ни одним ни вторым много не заработать, особенно, если выяснишь, что в действительности не так талантлив, как все это время мыслил себе. Вот и подался я в другие моря.

– А почему именно в дворники? – удивилась она. – Есть же еще масса других занятий: курьер, дальнобойщик или даже то же грузчик?

– Грузчики были уже все заняты, а курьеров дальнобойщик увез. Пришлось довольствоваться малым, – съёрничал Василий. – На самом деле, я не умею водить машину, очень не люблю торговлю и совсем не хочу быть у кого-то на побегушках. А тут работа сменная, платят неплохо. Даже жилье предоставляют. К тому же, есть много времени, чтобы подумать. Окружающие тебя не трогают, просто не замечают, словно бы тебя и вовсе нет. Проходят мимо и не видят.

– Звучит очень грустно, – сказала Ди, потупив взор и уставившись на очередную трещину в асфальте.

– Отнюдь, – ободрил ее Василий. – Это очень удобно. Масса проблем решается просто за счет того, что они не появляются.

– А ты не отсюда? Ты сказал про жилье… – спросила она, словно бы вытягивая последнее слово.

– Не совсем так, – неспеша произнес Василий. – В митрополии все немного приезжие. Я из средней полосы ближайшего пригорода. Не слишком далеко, чтобы считать себя пришельцем, но достаточно, чтобы ежедневные поездки в город на заработки становились проблемой. Среднее образование получил по месту жительства. Сюда приехал поступать в ВУЗ. Пока учился, жил в общежитии. Пытался к выпуску что-то придумать, но безуспешно. А там диплом и скорое выселение. Тут-то меня и подкараулил злой рок рыночных отношений. Пришлось быстро искать пути решения проблемы.

– Ну что, – продолжил он, мгновение помедлив, – теперь твоя очередь. Где училась ты?

– Я порождение большого города. Девочка-ветерок. Успела засветиться во многих местах. Побывала в шкуре программиста, переводчика и даже финансиста. В конце концов перевелась на журфак. И вот, недавно с успехом закончила.

– Мои поздравления! И как, удалось куда-то устроиться?

– Да, по знакомству сосватали в hi-tech издание. И знаешь, что я поняла?

Василий озадачено посмотрел на нее.

– Каждый человек в каждом поколении считает, что именно сейчас его цивилизация стоит на вершине технологического развития. Но время совершает очередной виток, и новый век приносит новые открытия.

Это откровение и вправду вызывало легкий диссонанс. Однако Василий быстро с ним справился.

– В сиюминутной вселенной каждый новый шаг – вершина, – ответил он. – Помнится, ты сама говорила, что все существует только в настоящий миг. Потому всякий индивид и считает, что именно он находится на вершине параболы. Ведь других вершин попросту не существует. Хотя тут, конечно, есть толика тщеславия.

– Не просто толика. В этом заключена вся суть человеческой истории. Мы все считаем себя особенными, достойными, лучшими. Любим себя больше всех остальных просто потому, что по-другому вид не смог бы выжить. На протяжении веков мы вынуждены были превозносить себя, чтобы заботиться о своем существовании, вопреки всему и что бы ни случилось. Это обусловлено проклятием разума. Нам недостаточно просто инстинктов, нам нужно обоснование собственной уникальности. Не обязательно рациональное. Любовь для нас есть необходимое условие выживания и одновременно универсальное мерило сродства. Тот, кто в большей степени похож на нас, озаряется блаженными лучами. Отсюда и любовь к своим детям, ведь они концентрированное выражение тебя; и зависть, ибо как кто-то другой может иметь то, чего нет у тебя; и всяческий шовинизм по отношению к тем, кто на тебя не похож.

– Ты хочешь сказать, что любовь – это ужасный атавизм, ставший причиной всех известных ныне несчастий?

– Да. Но все не совсем так. Она стала таковой лишь недавно, в тот момент, когда отпала необходимость выживать, и лишь благодаря влиянию социума. Без тьмы не может быть и света. Иначе где ему светить? Сама по себе любовь прекрасна, пусть даже и безнадежно устарела. Она порождает бесконечно ослепительные моменты, является причиной всех стремлений и мотиваций. Причиной иррациональной именно потому, что нам не дано понять то, что мы отчетливо не видим.

И еще, если мир создается заново, это совершенно не значит, что он забывает ушедший миг – он навсегда остается в памяти, но не обязательно людской. Эфир, из которого все непрерывно возрождается, все помнит. Он должен помнить, чтобы в цикле не возникало ошибок.

Эти две составляющие лежат в основе субъективной реальности, где мы всем обитаем и являются основной причиной наших заблуждений о своем истинном месте на шкале времени.

– Но люди ведь не замечают, как происходит смена кадров. Мысль о дне сегодняшнем как о вершине творения для них естественна.

– Именно. Они лишь инстинктивно забывают прошедший миг, а задуматься о следующем им не дает любовь. Она заставляет нас жить сейчас.

Ласковой тени аллеи резко настал конец, и они очутились на пороге крупного оживленного перекрестка. Бившийся в конвульсиях в своем крошечном табло зеленый человечек, казалось, символизировал неизбежность встречи с четырехколесным роком. Впрочем, как и зловещий полосатый узор, заботливо оставленный на дороге для утверждения крепости духа обреченных.

На другой стороне виднелся длинный столб со знакомым указателем, обозначающим близость к метро.

– Напиши мне свой номер, – сказала Ди, протягивая Василию модный телефон с тонкой трещиной поперек защитного экрана.

Он взял аппарат и быстро набрал требуемый номер.

Как только он нажал последнюю цифру, Ди выхватила телефон и, вцепившись крохотной ладошкой в прямоугольную ручку чемодана, ринулась на другой берег, ступая лишь по белым полоскам, словно те были спасительными островками брода в несмолкающей пучине бушующей реки. Едва успев до половодья.

– Созвонимся! – крикнула Она на бегу.

В кармане Василия задрожал и тут же угас телефон, издав истеричный агонизирующий вопль.

Зашедшийся гулом, поток сливающихся воедино одинаковых иномарок окончательно скрыл из виду уходящий в даль силуэт Ди.