Читать книгу Faceless - Пьер Бильчински - Страница 5

Он позвонил Ди тем же вечером. Сразу же после встречи с Дмитрием.

Та кокетливо изобразила удивление. Но на мгновение Василию показалось, будто в действительности она надеялась, что кто-нибудь позвонит. Скорее всего, было неважно, кто именно. Ей просто хотелось чем-то занять пустоту неминуемо надвигающейся меланхолической тьмы, в которой сокрытые мглою древние кошмары терзают память сгустками прошлого.

Больше часа они обменивались высокими суждениями относительно различных способов звукоизвлечения в концепции современной эстрады. Вскользь коснулись проблемы таяния арктических льдов. Пока Ди неожиданно ни спросила, ехидно хихикнув:

– Что ты знаешь о колбасе?

Вопрос обескураживал глубиной своего коварства. Знал Василий вроде бы немало. Однако большая часть его познаний в основном касалась скудной градации вкусовых качеств конкретных представителей семейства колбасных. Положение усугубляла аллегорическая двусмысленность возможной конструкции. То, как это было сказано, наводило на мысль о логической ловушке. Дилемма была лишь в том, хочет ли он в нее попасть.

– То, что она хороша с мягким хлебом, – сделал нейтральный ход Василий.

Ди рассмеялась.

Он понял, что уже оказался на одном из витков ее диалектической спирали.

–Ну что ж, – ответила она, – тогда завтра в четыре будь в саду на берегах. Встретимся у «вершины столичного креанизма». Проверим твое суждение на прочность.

Она повесила трубку.

Ловушка захлопнулась.

Василий был внутри. Теперь, чтобы выбраться, предстояло разгадать этот ребус. Впрочем, миновать его он все равно не мог. Перезвонить и узнать точный адрес означало бы признать свое поражение. Василий чувствовал, что такой демарш мог подорвать хрупкий баланс изощренной ментальной игры.

Утро следующего дня обрушилось на землю густой испариной тумана, смиренно расползающейся в стороны при приближении. Небо было затянуто бледно-серыми тучами. Из них сочились тоненькие ниточки воды, едва заметной на общем хмуром фоне.

Василий неспеша заканчивал ежедневный уличный моцион. Все его мысли занимала любезно предоставленная Ди загадка. Отгадать ее «в лоб» никак не удавалось, и он решил двигаться в обратном направлении.

Понятно было, что употребленное ей выражение «креанизм», вероятнее всего, брало свое начало от английского «create» или «creative» в его модной новорусской итерации. А стоявшее перед ним слово «столичный» отчетливо намекало на то, что второй составляющей данной конструкции должен являться «шовинизм».

Получалась «ненависть творения» или, скорее, «творческая ненависть». Наличие слова «вершина», в свою очередь, говорило о гипертрофированности понятия.

Здесь, несомненно, наблюдалась аллюзия на современное искусство, и то, что Ди знала о пагубном пристрастии Василия к скульптуре, играло немаловажную роль.

Очевидно ответом была какая-то необычная статуя спорного толка. К тому же выражающая крайнюю степень недовольства автора каким-то аспектом общественной жизни или части самого общества. Однако причем тут могла быть колбаса?

Глубоко погрязнув в собственных мыслях, Василий не заметил, как оказался на соседней улице. Около гимназии, на стене которой под окном директорской свежеиспеченная арт-группа заворожённо выводила мужской половой орган. Впрочем, качество изображения навевало грустные мысли о первобытной наскальной живописи и заставляло желать парням многих лет упорной работы.

– Интересно, – подумал Василий, – хоть одна шлюха в этом городе любит член так же сильно, как эти мальцы?

Агнец, стоявший у забора на стреме, уставился на дворника пустыми, обезображенными лишь животным ужасом, глазами. Он медленно потянулся к товарищам. Его крошечные рожки и лишь недавно начавший виться белый пушек под скулами, едва заметно подрагивали в воздухе.

Василий беззвучно махнул рукой, и представители экспериментального направления молодежного искусства поспешно ретировались в известном направлении. Он проводил их взглядом и на одном из соседних домов неожиданно для себя обнаружил еще один чей-то уже завершенный шедевр. От простенькой поделки инициативных школьников он отличался яркостью красок, четкостью линий и невероятной живостью исполнения, создававшей эффект присутствия. Это заставляло если ни восхититься героем картины, то ух точно сочувствовать ему. Здесь чувствовалась уверенная рука умудренного опытом мастера.

На стене красовался усатый рыжий кот в пиратском костюме, с красными глазами, пятачком вместо носа и вампирскими зубами в ехидно оскаленной пасти. Надпись под картинкой гласила: «Свинокот. Ваще не мяукает, только злобно хрюкает!». В чем именно заключался социальный протест автора Василию было разительно не ясно. Однако не отметить высокого для этого жанра качество исполнения он не мог.

В этот момент его неожиданно осенило…