Читать книгу Faceless - Пьер Бильчински - Страница 7

Автобус, подстерегавший любителей знаний на небольшом пяточке перед входом в парк, сейчас бороздил просторы вечерних заторов. Словно белый кит, он пробирался вперед сквозь орды мелкой пестрой рыбешки, разводя к берегам обочин серые волны асфальта.

Обсудив с Ди все возможные погодные явления, Василий наконец решился задать не дававший ему покоя вопрос:

– А что произошло тогда, тем утром, когда мы познакомились? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Я окончательно поссорилась с парнем. Банальщина, – отрешенно ответила Ди.

– Не может же быть, чтобы это был тот стареющий увалень с синющим хоботом?!

– Каким еще хоботом? Надеюсь, ты не про чье-то хозяйство? – рассмеялась Она.

– Ну… – замялся Василий. – Там просто был такой мужик…

– Наверное, ты встретил кого-то из жителей.

Нет. Мы были на вечеринке. Этот клоун напился и, пока я болтала с его же занудными друзьями, ухватил за пердак какую-то телку. Я вскипела и устроила скандал. Это было последней точкой. Высказала все, что давно хотела. Вызвала такси и поехала домой.

Он даже бровью не повел. Урод.

Я собрала вещи и пару кварталов прошагала в произвольном направлении, погруженная в собственные мыли. Знаешь, самоедство до добра не доводит.

А потом вспомнила про эту вышку. Там красиво. И тихо, ты словно в собственном коконе. Утро будто создано для грусти.

– Но как тебе удалось затащить туда свой чемодан, он же даже для меня был довольно тяжелым?

– Собственно, я его и не затащила. С трудом подняла до половины. А потом он сорвался. Слышал бы ты, что я тогда сказала, – вежливо улыбнулась она и аккуратно отвернулась к окну, демонстрируя тем самым, что больше не хочет развивать эту тему.

Василий тоже взглянул в окно.

Они были уже почти на месте. За свежим жизнеутверждающим забором виднелись обветшалые памятники победившего функционализма. Гряду одинаковых на первый взгляд бараков разбавляла частично облупившаяся мозаика, установленная над воротами главного корпуса. Она изображала Вождя мирового пролетариата, в решительном порыве осуждающего праздность и прославляющего трудолюбие. Однако художественная точность изображения здесь была принесена в жертву массовости, и под определенным углом декоративные кисти, прикрепленные на золотистых шнурках к основанию флагштока, напоминали длинные двузубые вилки, торчащие вместо рук из груди опьяненного яростью кибернетизированного Ильича.

Под его натужным взором их уже ожидал экскурсовод – бесформенная женщина с полупрозрачным телом, густым стойким румянцем во все лицо и маленькими спокойными глазками. Одна из работниц предприятия, невыносимо легкая и в то же время невероятно грузная, вызывавшая стойкие ассоциации с монстром из фильма «Капля».

Она быстро раздала всем шапочки для волос и синие рабочие робы. После чего очень вежливо, но как-то неуклюже осведомилась: «У всех ли крепко с желудком?» – добавив спустя мгновение молчаливого утверждения, что первым мы посетим забойный цех.

– Здесь все начинается, – произнесла она высоким голосом, как только группа миновала ворота.

Внутри царил болезненный полумрак, а от стен веяло сыростью и холодом. Все вокруг отчетливо походило на концлагерь для поросят. Свиней, выращенных в соседних бараках, сюда пригоняли по узкому тёмному переходу, заканчивавшемуся небольшим конусообразным загончиком, на вершине которого имелась маленькая дверка. Когда она открывалась, поток напирающих сзади животных, словно из вагона метро в час пик, выталкивал одну из свиней на крошечный майдан. Прибывшее на перрон истошно визжащее животное хватал здоровенный, скотинистого вида молодой человек с огромным белым кожаным носом и торчащими откуда-то из бритого затылка маленькими бледными глазками на тонких стебельках-ножках. Этот напоминавший гибрид быка и улитки работник быстро надевал на заднюю лапу жертвы манжет и вешал на ее крюк расположенного над головой цепного конвейера. Далее еще пока живая туша, продолжая визжать и брыкаться, следовала сама и к моменту достижения манипулятора с поэтическим названием «Жнец» измотанная бесплодными попытками выбраться уже практически не сопротивлялась. Конвейер смерти работал на полную.

– В следующем помещении, – добродушно продолжала экскурсовод, указывая желеобразным подобием руки на уходящий в узкий стенной проем конвейер. – Нашим свинкам отрубают головы и удаляют внутренности. Прямо на конвейере. И только потом снимают с крюков. Так удобнее.

– А говяжку нам молокозавод по бартеру поставляет, – встрял в ее рассказ первый помощник железного палача, подняв на экскурсионную группу пучеглазую голову с гигантским кольцом в исполинском рубильнике. Он явно очень гордился своей причастностью к пищевой промышленности

Женщина-капля обернулась, снисходительно кивая.

Василий окинул взглядом группу и вдруг осознал, что каждый из присутствующих имеет невыразимое сходство с умерщвляемыми животными. Словно любого из них в следующую секунду можно было по ошибке подать на конвейер и не заметить этого. Лишь халаты позволяли системе свой-чужой хоть как-то сработать. Те же скошенные подбородки, кривые желтые зубы, обвисшие щеки, маленькие красные глазки и, самое страшное – пятачки. Разные по цвету, размеру и форме, но крепкие и агрессивные, будто бы дикие. Они заворожённо следили за идущими по конвейеру тушами, старательно вслушиваясь в последние визги свиней. Близость смерти обнажает в человеке истинную сущность. Пусть даже эта смерть прямо сейчас ему и не грозит.

Он попытался ознакомить со своим открытием Ди, но внезапно осекся, неожиданно заметив на ткани ее лица над верхней губой две маленькие овальные черные точки.

– Видел бы ты свое лицо! – иронично рассмеялась она. – Я же говорила, что будет интересно…

Следующие несколько участков прошли мимо Василия, словно во сне. Очнулся он только у большого металлического чана с сепоратором в центре, в котором монотонно замешивались различные ингредиенты, превращая содержимое в однородную бледно-розовую массу.

– Какое неуважение к смерти – превращать плоть в это отвратительное подобие желе… – практически шёпотом произнесла Ди.

– Пожалуй это, самая, что ни на есть, ее эссенция, – ответил задумчиво Василий.

– А мы питаемся ей, чтобы жить, – поддержала она. – Убивать, чтобы любить – почти поэзия.

– Циничная поэзия поточного убийства.

– Человек тоже серийное изделие, даже массовое. Не удивительно, что и смерть он возвел в ту же степень.

– Но ты же не собираешься теперь становиться веганом? – Василий заметил, как его косное сознание усердно противится уходящему потрясению, и испытал заметное облегчение, позволив себе поддаться рационализационному порыву.

– После всего этого и вправду начинаешь задумываться. Хотя бы о том, чтобы начать обращение в ЗОЖ, – ответила Ди.

– Посмотри вокруг нас: одноразовые линзы, одноразовые перчатки, одноразовая посуда, одноразовые фотоаппараты, одноразовая еда, одноразовый мир, одноразовые люди. Глупо вести здоровый образ жизни, когда твое тело лишь расходник на пути к вечности.

Экскурсовод сердито взглянула на них и повела группу дальше. Ди и Василий семенили в конце.

Следующую остановку они совершили около станка для набивки колбасы, представлявшего собой верстак с квадратным коробом сбоку, из которого торчали две короткие трубки. Сидя за ним одна из работниц попеременно надевала на трубки прозрачные кишки и заполняла их все тем же розовым составом, подаваемым из чана.

– Презервативы смерти. Словно мешки для трупов. Не имевшие шанса на жизнь так никогда и не вкусят ее, – меланхолично протянула Ди.

– Мертвые плоды живой любви. Завершив цикл, мы тоже станем для кого-то кормом. Меня это даже воодушевляет. Регенеративное производство полного цикла. Даже если ты ничего не добился, планета не даст тебе пропасть зря, – ответил Василий.

Женщина-капля вновь взглянула на них, как на распоясавшихся детей.

Воцарилась неловкая пауза.

Больше они старались не разговаривать. Только махали руками и перемигивались. Что, впрочем, лишь вызывало еще больше эмоций и заставляло их довольно улыбаться, чувствуя, что собеседник понимает тебя с полуподмигивания.

Когда автобус тронулся обратно, уже практически стемнело. Кибер-Ильич устало махал ему вслед своими облупившимися вилками.

За окном в свете придорожных фонарей степенно проплывали надписи на покосившихся заборах несостоявшихся усадеб мелких землевладельцев. Самая популярная из них, чертовски лаконичная фраза, являла собой образец информативности. Всего лишь двумя простыми словами она одновременно провозглашала манифест свободы и тонко критиковала устоявшийся порядок. Силе этого высказывания позавидовали бы величайшие ораторы древности. Вся вековая народная мудрость раскрывалась на подгнивших досках искушенному взору. Взглянув на эту надпись, любой журналист невольно прошептал бы: «Вот, как на самом деле нужно писать!».

Ди дремала у него на плече, аккуратно прихватив ладошками кусочек локтя. Вскоре, погрязший в собственных мыслях, Василий тоже уснул.

Разбудил его громкий бас водителя, настойчиво требовавший освободить занимаемое пространство, мотивируя это тем, что спать желают не только лишь те, кто сидит далеко в салоне.

Они вышли на улицу. С неба лил частый зябкий дождик. Попадая за ворот рубашки, он вызывал у Василия неприятные приступы крупных мурашек. Ди накинула на голову капюшон и, крепко обняв, Василия поцеловала его в щеку.

– Мне в другую сторону, – сказала она. – Еще увидимся.

– Пока. – растеряно ответил он и повернул от парковки вглубь аллеи.

Василий брел по опустевшему парку, перебирая в уме события прошедшего дня. Дождь постепенно усиливался, стекая теперь уже совсем крупными каплями вдоль горящих от усталости висков, даруя им блаженные мгновения облегчения…